Легенды Южного Урала - Бажов Павел Петрович - Страница 4

• Предыдущая
• 4/35
• Следующая

Поправившись от ран, Иванко поднялся на Глядень-гору и долго смотрел с нее, словно хотел узнать, куда была уведена Таньчулпан, словно хотел спросить горы, не видали ли они любимую его. Но хмурились и молчали горы…

До самой весны, говорится в сказке, носился Иванко по тропам в горах — искал дорогу, по которой увели Таньчулпан. Но еще печальней возвращался. Без следа исчезла его Утренняя Заря.

Потом Иванко попрощался со стариком. Сходил туда, где товарищи его в земле лежали, да где конь любимый пал. Постоял, поднялся в последний раз на Глядень-гору. Проверил все собранные здесь сокровища, подбадривая себя думою: «Все это для людей. Рано или поздно Глядень-гора все людям откроет…» Заделал вход. Поглядел в последний раз на леса и ушел с Камня-гор навсегда.

Говорят, и по сей день следы Тяжелой Ступни на камнях видно. По-разному об этом в сказках говорится.

Но главная суть в том, что, сколько потом ни пытались люди со злыми сердцами сокровища Иванки в Глядень-горе искать, — все безуспешно. То ураган сметет тех, кто поднимался, то молния убьет.

И только много лет спустя, когда сам народ хозяином земли стал, Глядень-гора свои сокровища ему открыла.

Вот и сказка вся, да маленькая присказка будет. Про Иванку говорится, что не мог он смириться с думой о потере Таньчулпан. Много он земель обошел, не раз сражался с врагами… И будь жива его мать, она вправе была бы сказать: «Какое счастье для меня, что я тебя, сын, таким верным сердцем одарила…»

В дремучих лесах уральских, на высоких горах, возле озера Тургояк когда-то девка одна жила. Маланьей ее звали. Никто не ведал, какого роду и племени она была. Много народу всякого в те поры на Камень бежало, от неволи царской спасалось.

Редкого ума Маланья была, смелая, ловкая, любой работы не чуралась и красоты была несказанной.

Славили люди ее. Кто за ум, кто за смелость, а больше всего любили за привет к людям и за то, что верной дочкой отцу с матерью была.

А Маланья любила свой рудник и горы — то синие-синие, что тургоякская волна перед рассветом, то хмурые, будто ночь в непогоду, а больше всего ее зори манили.

Говорят, что заря от зари отличается сильно: вечерняя к отдыху зовет, а утренняя к труду поднимает.

Маланье же обе сестры-зари сродни были. Вместе с народом трудилась она, в земле рылась, где люди медную руду добывали, а потом эту руду купцам продавали.

И чем больше Маланья трудилась и красота ее сильней цвела, тем больше слава о ней по свету бежала. То ли купцы ее разнесли, то ли ветер, что гулял над горами, только много женихов стало свататься к ней.

Были сваты и от бояр знатных, и от богатырей-воинов смелых. Но никого из них не любила Маланья, всем отказывала. Сердце свое она давно отдала простому парню с рудника.

И вот как-то раз вздумал на Маланью поглядеть и самый могутный богатырь во всем свете. Временем его звали. Сел он на коня, что летит быстрее эха, и помчался на Урал, на Горы-камень. У рудника, где работала девка, он остановился, подошел к народу и спросил:

— Где тут, люди добрые, Маланья живет?

А она в это время из шурфа выходила и большой кусок медной руды несла. Люди ответили ему:

— Вон она, разве не видишь?

Посмотрел Время-богатырь на Маланью и ахнул. «Вот это красота!» — подумал он про себя и пошел к девке.

А Маланья, перекинув свою косу тяжелую с плеча на спину, положила руду на землю, распрямилась и весело на богатыря посмотрела, будто искорками его обдала.

«Не зря, выходит, люди про нее говорят: — Нашу Маланью по утрам солнышко целует», — усмехнулся про себя Время-богатырь.

— Тебе ли, Маланья, с такой красотой в земле рыться? Тебе в золоте только ходить, во дворцах богатых жить! — сказал он ей, низко в пояс кланяясь.

— Не ты первый про это мне говоришь, не ты первый золото сулишь, — ответила ему девка. — Только не надо мне этих богатств, я и без них проживу, а вот без родной земли, без этих гор и лесов зачахну я!

Удивился Время-богатырь, но не отступился. Отстегнул с пояса саблю, самоцветами украшенную, и Маланье ее в руки подал.

— Погляди в рукоять моей сабли. Видишь, в ней камешек горит?

Взяла Маланья в руки саблю, поглядела на редкий изумруд и сказала:

— Вижу!

— Да ты пуще посмотри, может, что увидишь в камне! — настаивал богатырь. Пригляделась Маланья в камень, а он заиграл, запереливался, чисто живой, в ее ладони. Далекие страны увидала она в нем, белокаменные дворцы, моря и океаны.

Долго любовалась Маланья изумрудом. Весело смеялась над игрушкой и над тем, как знатные вельможи в собольих шубах, в шапках с перьями кланялись ей из камня… Но вдруг бархатные брови в одно крыло слились у нее, на глаза печаль легла.

— А кто этот чудесный камень гранил, чьи руки такую красоту земли открыли? — у богатыря Маланья спросила.

Вспомнились ей люди, что день и ночь в своих землянках при лучине камни такие гранили.

— Зачем тебе, Маланья, знать про это, будешь и ты носить такие камни. А хочешь, подарю тебе я ключ от кладовки, где самоцветы лежат.

Покачала головой Маланья и богатырю обратно саблю отдала.

— Пойми, богатырь, меня. Еще мои деды говорили: «Дым родной земли светлей чужого огонька». — Сказала — и отвернулась. Удивился Время-богатырь, но не отступился.

— Пожалеешь ты, Маланья, о богатствах, да поздно будет. Об заклад буду биться, что пожалеешь.

Засмеялась Маланья и сказала ему в ответ:

— Давай поспорим! А уговор таков. Ежели ты проспоришь, то останешься у нас и будешь работать с нами. Ты ведь сильный. Захочешь, горы перевернешь, моря осушишь. Красавицу в старуху превратишь. Многое тебе подвластно, только в одном ты не силен: моего отца и матери моей тебе не одолеть, хотя они и не в золото одеты.

Задумался богатырь, но согласился на уговор. Сел он опять на своего коня, что быстрее эха был, и в дальние страны ускакал.

В недолгих днях мать Маланьи выдала дочку замуж. И такую им народ свадьбу справил, что по сей день люди сказки про нее говорят.

Прошли годы, вспомнил Время-богатырь про Маланью и снова в Горы-камень прискакал. Проверить, не проспорила ли она. Смотрит: где землянки были, уже избы стоят. Спросил он у бабки прохожей, где Маланья тут живет. Бабка показала ему на избу крайнюю, что за мостом.

Зашел богатырь в избу, а Маланья из-за стола выходит навстречу и улыбается весело ему:

— Я знаю тебя, ты Время-богатырь. Моя бабка спорила с тобой. Ты бился с ней об заклад.

— Верно, верно, поспорили мы с Маланьей, — ответил ей богатырь.

— Так слушай, богатырь. Перед смертью бабка мне говорила: «Ежели придет Время-богатырь и спросит, пожалела ли я, что отказалась от богатства, ответь ему: ни разу даже в думках не пожалела».

— И ты Маланья тоже? — богатырь ее спросил.

— Маланья тоже. У нас уж так в роду ведется: первая дочь Маланьей зовется!

— Ты так же прекрасна, как и бабка твоя была! — сказал ей Время-богатырь, — Откуда же берется ваша красота?

— Откуда наша красота, говоришь, берется? — улыбнулась в ответ ему Маланья. — Когда пьешь воду из родника, ты ведь не думаешь, откуда он берет начало? Так вот, пойдем. Покажу тебе я этот родник!

И они пошли. Долго-долго они по шахтам, рудникам и дудкам бродили. Видели, как трудились люди, как руду и самоцветы добывали, как работали в лесу.

— Кто ж они? — спросил Маланью богатырь.

— Это мой народ. У нас с ним один отец. Имя его — Труд. А теперь пойдем — поглядишь на мать.

И опять они пошли. Поднялись на самую середину хребта, на вершину высокую, что с незапамятных времен Юрмой зовется, взошли.

Поклонились речушкам, горам и долинам, поклонились солнцу, ветрам, заре, спустившейся на землю, и людям, что копались в земле. Полюбовались дальними кострами по берегам озер и рек, лесами зелеными, как море, и воскликнул Время-богатырь:

• Предыдущая
• 4/35
• Следующая