Неприкаянная - Марчик Георгий - Страница 5

• Предыдущая
• 5/7
• Следующая

— Железная девственница, — объяснила чуть более образованная Дылда.

Они часами обсуждали свой и чужой гардероб. Мечтали о будущих покупках, о «вареных» штанах и куртках, черных рейтузах-лосинах, как у знаменитой Аллы, о юбке-баллоне.

— Мода — мое больное место, — заметила как-то Лана.

— А мое — красивая жизнь, — отозвалась Дылда, прищуриваясь от сигаретного дыма, попавшего в глаза.

— Мое — тоже, — подхватила Лана. — А как ты себе ее представляешь?

Дылда мечтательно закатила глаза, многозначительно улыбнулась, будто ведала какую-то тайну, покачала головой.

Модно одеваться, ужинать в ресторанах, отдыхать на море, иметь машину, дачу, ездить в турпоездки за границу. Что да, пожалуй, главное как можно больше развлекаться.

— Подходяще, — согласилась Лана и добавила: — и иметь богатых поклонников.

— Это само собой, — на полном серьезе кивнула Дылда. Однажды она примчалась к Лане вся не в себе. Обычно ее бледное до легкой синевы лицо было покрыто розовыми пятнами.

— Кричи «Ура!» — распахивая дверь, в восторге, выпалила она.

— Сыр, масло, колбаса, лом, Америка, чума… — Прикрыв за собой дверь, не ожидая вопроса, объяснила с придыханием: — Сегодня я сняла двух таких навороченных мальчиков, что закачаешься. Элита. Тоже любят красивую жизнь. Родители в загранке. Дома полная чаша. Имеют видеомагнитофоны и видеокамеры. У Кирюши — «Вольво» — папочкин подарок. А одеты — что там «вареные» брюки и куртки — в стиле ретро. Широкие штаны с защипами. Двубортные пиджаки. Широченные галстуки. А прически — проборчики — каждый волосок уложен. А зубы! Как на американской рекламе. Помнишь, мы видели? Одевайся, мчим ловить кайф.

— Мне не в чем, — закапризничала не лишенная сообразительности Лана.

— Не ной, я дам тебе свой длинный свитер и брюки «Слейкс». Будем танцевать степ и чарльстон.

Возвращались они домой, пошатываясь — очевидно в гостях с лихвой хватили кайфа.

Роман с Кирюшей у Ланы развивался в стремительном темпе. Как в ускоренном кино. Спустя несколько дней она взахлеб делилась с Дылдой:

— Он сказал, что любит меня. Клянется, что такой, как я, у него никогда не было.

Дылда, слушала и скалила свои зубы… У нее все было проще, без «романтики».

Какая уж тут тщательная уборка участка. До нее ли? Тем более, если она не сегодня-завтра выскочит замуж. Лана с первой минуты держала это в голове. Лишь бы не лезли. Техник, сволочь, конечно, тут как тут. Ей только этого и надо. Вцепилась мертвой хваткой. На каждой планерке грызет. Хоть плачь. Валентина Михайловна молчит, хмурится. Никогда не знаешь, что у нее на уме.

Галя зазвала Лану к себе на чай, пыталась вразумить.

— Ланок, будь осторожней. Не давай повода придираться, хочешь мы с Игорем поможем тебе? А то ведь эта язва подведет под увольнение. И никакой местком не поможет.

— У меня любовь, — сказала Лана с гордостью. — Я никого не боюсь. Любишь — так уж тут не до царей. Выйду за него замуж и всем нос утру.

— Ой ли! — недоверчиво молвила Галя. — Такие на нас не женятся. Поиграет и бросит.

— Не бросит. Ты не знаешь, как он меня любит. Все сделает, как я скажу. Почему другим можно, а мне нельзя. Чем я хуже? Почему другие все имеют, а я ничего. Я тоже хочу жить красиво.

— Можно жить красиво без видеокамер и коктейлей, — сказала Галя. — Ты заклинилась на поклонниках, рок-музыке, на лосинах, кроссовках на липучке. Живешь в голубом тумане. Надо думать о будущем, твердо стать на ноги. На бога надейся, а сама не плошай.

— Мне так нравится, — сказала Лана с вызовом. — Когда мне будет тридцать лет, как тебе, тогда и буду жить по-другому. Что плохого в том, что я хочу модно одеваться? Не понимаю…

Она ушла, надув губки. Галя не убедила, а только рассердила ее. Все последующие дни от Ланы только и слышали: «Мы с Кирюшей ходили… Кирюша сказал… Кирюша обещал…» Дылда млела и скалила зубы, Галя пожимала плечами…

Однако время шло, а дело с женитьбой как-то не двигалось с места. Лана беспокоилась и однажды, о, святая наивность, напрямик спросила Кирилла:

— Когда мы пойдем подавать заявление? Он сделал вид, что не понимает: — Куда?

— А ты не помнишь? Расписываться…

Кирилл попробовал увернуться от прямого ответа:

— Давай отложим на некоторое время. Я пока не готов.

— А когда ты будешь готов?

— Точно не знаю. Может быть… — он задумался, поднял глаза кверху, — месяца через три-четыре…

— Хорошо. Я подожду, — кротко сказала Лана, но сомнение уже вползло в ее сердце. «Хитрит, виляет, — скажет она Дылде — своей поверенной в сердечных делах, — выгадывает время. Ждет, что все само собой пройдет».

Ждать три-четыре месяца не пришлось. Помог случай. Однажды вечером Кирилл мчал на своем «Вольво» по улице, которую со всем тщанием подметала Лана. Что-то показалось ему знакомым в маленькой одинокой фигурке с метлой в руках на пустынной в этот час улице. Он затормозил, дал задний ход, подкатил к Лапе. Она узнала его машину, поспешно выронила из рук метлу, шагнула к нему. Он резко рванул вперед, за машиной взвился снежный вихрь. Прошло несколько дней. От него не было ни слуху, ни духу. Дылда советовала пренебречь гордостью и самой позвонить ему. Они долго обсуждали, что она скажет, каким тоном. Здесь была одна закавыка, которую они никак не могли обойти. При знакомстве Лана была отрекомендована Кириллу как секретарь директора, а тут на тебе, такой скуловорот.

— Скажу, что был воскресник, — сказала Лана и решительно набрала домашний номер телефона «жениха». Казалось, он был и рад, и растерян одновременно.

Дылда, стоя рядом с Ланой, подсказывала, что говорить. Лицо ее искажали невообразимые гримасы.

— Хочешь я подъеду к тебе? — как можно более нежно спросила Лана. Играть, так играть. — Нам надо поговорить.

— Я встречу тебя на улице, — промямлил Кирилл.

Лана, тщательно причепурившись, помчалась на свидание. Она еще надеялась. Они ходили по улице пока не замерзли.

— Разве мы не пойдем к тебе? — наконец решилась спросить она.

— Видишь ли, — сказал Кирилл, — ко мне больше нельзя.

— Почему? Родители приехали?

— Нет, не приехали. Но как бы тебе сказать… После нашей последней встречи, когда вы приходили вдвоем с Веркой, исчез флакон дорогих духов. Ну и еще кое-что по мелочи. Это, конечно, пустяк, но, тем не менее, сама понимаешь, все это очень неприятно.

Лана вспыхнула, поперхнулась. Именно после того вечера Дылда похвалилась, что купила французские духи. И ей дала подушиться его же духами. Сквозь землю можно провалиться. Но как он ловко…

— Мы купим и вернем тебе эти духи, — сердито сказала она.

— Не надо ничего покупать, — вздохнув, сказал Кирилл. — Сама понимаешь, как после этого мы можем смотреть друг другу в глаза. Я, например, не могу. Подумай, кто ты и кто я.

— Кто же, интересно, по-твоему, я? — сжав губы и сдерживая гнев, спросила Лана.

— Пожалуйста, могу сказать. Мы с тобой находимся на разных этажах общества, — явно осмелев, охотно объяснил Кирилл, — Ты на одном, я — на другом. Ты — дворник, я — без пяти минут кандидат. С самого начала все между нами было обречено на неуспех. То, что для тебя самое главное в жизни, для меня лишь один из ее элементов, причем не главный. Запад есть запад, восток есть восток и с места им не сойти. Я не хотел тебя обидеть, думал ты сама все поймешь…

Закончить фразу словоохотливый кавалер не успел. Размахнувшись, Лана с такой силой ударила его по щеке, что у него громко клацнули зубы. Круто повернувшись, она широкими, как у рассерженного мужчины, шагами двинулась прочь.

Несколько дней она не могла прийти в себя, опомниться. У нее было ощущение, будто ее обокрали. Она была так настроена, так верила. Неужели все оказалось впустую, все зря? Ведь столько отдала этой любви чувств и сил. Никого не хотелось видеть, ни с кем говорить. Особенно Дылду. С ней она тоже порвала. И вот осталась одна. Все надежды перечеркнуты. Вокруг звенящая пустота.

• Предыдущая
• 5/7
• Следующая