К истокам слова. Рассказы о науке этимологии - Откупщиков Юрий Владимирович - Страница 30

• Предыдущая
• 30/69
• Следующая

О чём говорят все эти факты? Прежде всего, о том, что географическое название Тюмень существовало в Западной Сибири ещё задолго до основания русскими города, названного этим именем. Кроме того, вряд ли Тюменское царство в Сибири, существовавшее еще в XV веке, могло получить своё наименование от мансийского названия города, основанного в конце XVI века. По-видимому, истоки топонима Тюмень следует искать где-то в другом месте.

Анализ исторических и географических источников показывает, что Тюмень в Западной Сибири — далеко не единственный топоним, носивший это имя. На Кавказе недалеко от устья Терека ещё в середине XVI века были известны город Тюмень и река Тюменка. Страна Тюмень в 100 милях к юго-западу от Астрахани упоминается в книге английского путешественника середины XVI века Дженкинсона. В старинных русских документах мы находим также упоминание о реке Тюменке в районе Астрахани. Наконец, арык Тюмень, вытекающий из Сырдарьи (Средняя Азия), известен из документов XV–XVI веков. Кстати, это древнее географическое название до сих пор сохранила железнодорожная станция Тюмень-арык.

Едва ли можно сомневаться в том, что все перечисленные географические названия имеют какой-то единый общий источник. Но какой именно? Средняя Азия (арык Тюмень) — устье Терека (город Тюмень) — северо-западное побережье Каспийского моря (страна Тюмень) — низовья Волги (река Тюменка) — Западная Сибирь (Тюменская орда, город Тюмень). Соедините между собой на карте эти географические пункты — и перед вами возникнет маршрут, который совершили монголо-татарские полчища во время завоевательных походов XIII-XIV веков.

Связь между географическими названиями Тюмень и монголо-татарскими завоеваниями надёжно подтверждается различными историческими и языковыми данными. В современном монгольском языке имеется слово тумэн ‘десять тысяч, бесчисленное множество’. Это же слово встречается и в других монгольских языках. В Монгольской империи при Чингисхане и его преемниках слово tumen [тю?мен] означало войско в десять тысяч человек, а также большую племенную группу — туман или тумен, — которая была обязана поставлять хану войско в 10 тысяч воинов.

Позднее это количественное соотношение перестало быть обязательным, и слово tumen превратилось в административный термин, близкий по своему значению к слову улус (сравните современное монгольское улс ‘государство’). Именно отсюда на пути следования монголо-татарских войск появились: страна Тюмень, Тюменская орда, Тюменское царство, а также несколько населённых пунктов и городов с тем же названием — Тюмень.

Итак, основной вывод, который можно сделать из главы, посвященной проблеме «Слова и вещи», сводится к следующему: этимология как наука постоянно опирается на самые различные отрасли человеческих знаний. Не имея достаточно ясного представления о предмете, нельзя с уверенностью судить и о происхождении слова, которым этот предмет обозначается. Вот почему при изучении происхождения слов постоянно приходится обращаться к трудам археологов, историков, этнографов, биологов, географов и многих других учёных, а также к разнообразным справочникам, в которых подробно описываются заинтересовавшие этимолога вещи, предметы, явления.

В одной из своих работ французский лингвист А. Мейе писал: «Просматривая этимологический словарь, мы получаем такое впечатление, будто индоевропейский язык обладал словами и корнями абстрактного и общего значения, между тем как каждый из индоевропейских говоров надо представлять себе вроде какого-нибудь современного литовского говора, бедного общими понятиями и изобилующего точными названиями конкретных действий и мелочей домашнего обихода». На эту распространённую ошибку этимологов указывали и другие языковеды. Психологически подобная ошибка объясняется довольно легко.

Сравнивая общие по своему происхождению слова из разных индоевропейских языков, этимолог реконструирует предполагаемую индоевропейскую праформу. Наряду с фонетической и словообразовательной реконструкцией, ему при этом приходится восстанавливать и древнейшее значение слова. Но поскольку очень часто значения исконно единого слова существенно изменяются в различных языках, стремясь найти в них что-то общее, этимолог иногда начинает пренебрегать конкретными деталями значения. В результате реконструированное индоевропейское значение оказывается более «расплывчатым», более абстрактным, чем в реальных, исторически более поздних, языках. А отсюда складывается ошибочное представление о том, что развитие значений[76] шло от общего, абстрактного значения к частному, конкретному.

На самом деле, многочисленные языковые факты говорят о том, что развитие значений слова в индоевропейских языках шло от конкретного к абстрактному. Подобно тому как в истории мышления абстрактные понятия формируются сравнительно поздно на базе конкретных представлений, так же и в языке слова с более или менее абстрактным значением обычно развиваются на основе слов с конкретным значением.

Справедливость высказанных положений может быть подтверждена многочисленными примерами из древнейшей истории индоевропейских языков. Впрочем, для этого нам не обязательно обращаться к индоевропейской эпохе. Закономерности развития значений от конкретного к абстрактному могут быть наглядно проиллюстрированы на таких примерах из современного русского языка, где этимологические связи между словами достаточно ясны. Просто мы обычно не обращаем внимания на этимологию многих слов, которые употребляем в нашей повседневной речи.

Вдумайтесь в буквальное значение таких, например, слов, как воспитание, отвращение, предыдущий. Их этимология достаточно прозрачна, воспитание буквально означает ‘вскармливание’', отвращение — ‘'отворачивание’ (от неприятного предмета или лица), предыдущий — ‘идущий впереди’. Во всех этих случаях исходное конкретное значение приобретает в языке более абстрактный смысл. Даже такие слова, обозначающие отвлечённые понятия, характерные для языка математики, как отрезок, касательная, секущая, представляют собой производные совершенно конкретных глаголов действия: резать, касаться, сечь (‘рассекать’).

Максимально, казалось бы, абстрагированные от реальных предметов геометрические понятия ‘точка’ и ‘линия’ также, как правило, этимологически восходят к словам совершенно конкретным: русск. точка (из тъчька) — к др. — русск. тъкнути[77] ‘воткнуть, пронзить’, чешск. bod [бод] ‘точка’ — к bodati [бoдати] ‘колоть’ (сравните болгарск. бод ‘укол’), др. — греч. stigme [стигмe:] ‘точка’ этимологически восходит к значению ‘укол’, латинск. punctum [пyнктум] ‘точка’ — к pungo [пyнго:] ‘колю’. Литовское слово taskas [тaшкас] ‘точка’ — к teska [тя?шка] ‘капает, брызгает’ — отражает иную семантическую модель: здесь ‘точка’ восходит к значению ‘капля’ (или ‘брызга’), а не ‘укол’. То же самое можно сказать об украинском слове крапка ‘точка’ (к крапати ‘капать, брызгать’).

Наконец, русское слово линия, как и ряд его европейских «сородичей», представляет собой заимствование из латинского linea [лuнеа]. Буквальное же значение этого латинского слова — ‘льняная (нить)’.

Интересно в этом же плане проследить историю слова арена, которое в русский язык попало из латинского языка. Исходным значением латинского слова (h)arena [(х)арe:на] было значение ‘песок’, затем — ‘песчаное место’, ‘площадка, посыпанная песком’, и, наконец, ‘поприще, область деятельности’. Второе и третье значения мы находим и у русского слова арена.

• Предыдущая
• 30/69
• Следующая