Харчевня в Шпессарте (сборник) - Гауф Вильгельм - Страница 36

• Предыдущая
• 36/38
• Следующая

Это был подарок Стеклянного Человечка маленькому Петеру Мунку.

Еще много лет в мире и согласии прожила на свете семья угольщика Мунка. Маленький Петер вырос, большой Петер состарился.

И когда молодежь окружала старика и просила его рассказать что-нибудь о прошлых днях, он рассказывал им эту историю и всегда кончал ее так:

— Знал я на своем веку и богатство и бедность. Беден я был, когда был богат, богат — когда беден. Были у меня раньше каменные палаты, да зато и сердце в моей груди было каменное. А теперь у меня только домик с печью — да зато сердце человечье.

Прошло уже около пяти дней, а Феликс, егерь и студент по-прежнему сидели в плену у разбойников. Хотя атаман со своими подчиненными и хорошо обращались с ними, все же они с нетерпением ждали освобождения, так как чем больше проходило времени, тем больше боялись они, что их обман раскроется. К вечеру пятого дня егерь сообщил своим товарищам по несчастью, что он твердо решился бежать этой ночью, даже если это будет стоить ему жизни. Он старался склонить своих спутников к такому же решению и объяснял им, как осуществить бегство.

— Того, кто стоит на часах всего ближе к нам, я беру на себя, другого выхода нет, нужда не знает закона, он должен умереть.

— Умереть? — воскликнул в ужасе Феликс. — Вы хотите убить его?

— Да, я твердо на это решился, раз от этого зависит спасение двух человеческих жизней. Знайте же, я сам слыхал, как разбойники с озабоченным видом шептались, что за ними в лесу следят, а старухи в гневе выдали злое намерение шайки, они бранились и дали нам понять, что в случае нападения на разбойников, нам нечего ждать пощады.

— Боже праведный! — воскликнул в ужасе юноша и закрыл руками лицо.

— Так вот, пока они не приставили нам ножа к глотке, — продолжал егерь, давайте-ка предупредим их. Как только стемнеет, я подкрадусь к ближайшему часовому; он остановит меня, я шепну ему, что графине внезапно сделалось дурно, и, в то время как он оглянется, я заколю его. Потом вернусь за вами, молодой человек, и второй не уйдет от нас, а с третьим мы втроем справимся и подавно.

Говоря это, егерь казался очень страшным, и Феликс испугался. Он хотел уговорить его отказаться от этой кровавой мысли, когда дверь хижины тихонько отворилась и кто-то быстро и осторожно вошел внутрь. Это был атаман. Он осторожно прикрыл дверь и сделал пленным знак не шуметь. Он уселся рядом с Феликсом и проговорил:

— Графиня! Вы в скверном положении. Ваш супруг не сдержал слова. Он не только не послал выкупа, но известил окрестное начальство. Вооруженные люди рыщут по всему лесу, подкарауливая меня и моих людей. Я грозил вашему супругу убить вас, если он сделает попытку схватить нас; но он или не дорожит вашей жизнью, или не верит нашим угрозам. Ваша жизнь в наших руках, и, по нашим законам, вы обречены. Что вы на это скажете?

Сраженные этой вестью, пленники глядели себе под ноги и не знали, что отвечать, так как Феликс отлично понимал, что если он признается в своем обмане, то подвергнет себя большой опасности.

— Мне кажется невозможным, — продолжал атаман, — подвергать такой опасности даму, которую я уважаю, поэтому, чтобы спасти вас, я хочу предложить вам одну вещь — это единственный выход, который нам остался. Я хочу бежать вместе с вами.

Изумленные, обрадованные, они все взглянули на него, а он продолжал:

— Большинство моих сподручных решило бежать в Италию и примкнуть к одной очень распространенной там банде. Что касается меня, то меня не привлекает служба под началом у другого, и поэтому я не пойду с ними. Если вы только дадите мне слово, графиня, замолвить за меня слово, использовать ваши связи, чтобы защитить меня, то я берусь освободить вас, пока не поздно.

Феликс в смущении молчал; его честное сердце не соглашалось подвергать продолжительной опасности человека, который хотел спасти ему жизнь, и затем не суметь защитить его.

Пока он все еще молчал, атаман сказал:

— В настоящее время всюду вербуют солдат, я буду доволен, если получу хоть самое скромное место. Я знаю, что вы многое можете, но я не требую от вас ничего кроме обещания сделать что-нибудь для меня в этом деле.

— Ну что ж, — отвечал Феликс, опустив глаза, — я обещаю вам все, что я смогу, все, что в моих силах, сделать для вас. Что бы с вами ни случилось, для меня утешительно уже то, что вы хотите добровольно бросить эту жизнь.

Растроганный атаман поцеловал руку добрейшей женщины, шепнул ей, чтобы через два часа, после наступления темноты она была готова, и, так же осторожно, как и пришел, вышел из хижины. Когда он ушел, пленники облегченно вздохнули.

— Правда, можно сказать — сам господь надоумил его! — сказал егерь. — Как чудесно наше спасение! Мне и во сне не снилось, что такие вещи еще случаются на свете и что на мою долю выпадет такое приключение!

— Чудесно, и говорить нечего! — возразил Феликс. — Но имел ли я право обманывать этого человека? На что ему мое заступничество? Скажите вы, егерь, не значит ли это заманить его в петлю, если я не сознаюсь ему, кто я?

— Но к чему такая совестливость, милый мальчик? — возразил студент. — И после того, как вы так блестяще сыграли вашу роль! Нет, пусть это вас не смущает, это вполне законная самозащита. Ведь он позволил же себе такую выходку, как увезти с дороги самым подлым образом почтенную женщину; и если бы не вы, кто знает, что было бы теперь с графиней! Нет, вы ничего плохого не сделали; впрочем, я думаю, он кое-что выиграет, если он сам, глава шайки, отдастся в руки правосудия.

Это последнее замечание студента несколько утешило молодого золотых дел мастера. Радостно оживленные, и все же с замирающим сердцем и тревожась, удастся ли их план, переживали они следующие часы. Было уже темно, когда атаман зашел на минуту в хижину, положил на стол узелок с платьем и сказал:

— Графиня, чтобы облегчить нам бегство, вам необходимо надеть мужское платье. Приготовьтесь. Через час мы выступим в поход. — Сказав это, он оставил пленников одних, и егерь с трудом удержался от смеха.

— Готов поклясться, — воскликнул он, — что это второе переодевание будет вам еще больше к лицу, чем первое.

Они развязали узелок и нашли в нем красивый охотничий костюм со всеми принадлежностями, оказавшийся Феликсу как раз впору. Феликс переоделся, и егерь хотел было забросить платье графини в уголок хижины, но Феликс не допустил этого, свернул его в маленький сверток и заявил, что попросит графиню подарить его ему на память об этих удивительных днях его жизни.

Вскоре пришел и атаман. Он был вооружен с ног до головы и принес егерю ружье, которое у него отняли разбойники, и рог с порохом. Студенту он также подал ружье, а Феликсу охотничий нож и попросил его, на всякий случай, привесить его к поясу. К счастью для всех троих, было ужасно темно, не то бы сияющие взоры, с которыми Феликс ухватился за оружие, открыли разбойнику, кто он на самом деле. Когда они осторожно вышли из хижины, егерь заметил, что бывший сторожевой пост на этот раз никем не занят. Им посчастливилось незаметно пробраться вдоль хижин, дальше атаман направился не по обычной тропинке, ведшей из ущелья в лес, а приблизился к совершенно отвесной и, на первый взгляд, недоступной скале. Подойдя к ней вплотную, атаман обратил внимание своих спутников на веревочную лестницу, которая свешивалась с вершины скалы. Он перекинул ружье за спину и стал подниматься первым, затем пригласил графиню, протянув ей руку, следовать за ним; егерь поднялся последним. За скалой оказалась тропинка, на которую они и вступили и быстро пошли вперед.

— Эта тропинка, — сказал атаман, — выведет нас на дорогу в Ашаффенбург. Туда мы и отправимся, так как я узнал наверное, что ваш супруг, граф, находится сейчас там.

Они шли молча, разбойник впереди, трое остальных вплотную за ним. Через три часа они остановились; атаман предложил Феликсу отдохнуть на пне. Он вынул хлеб, бутылку старого вина и предложил усталым путникам подкрепиться.

• Предыдущая
• 36/38
• Следующая