Жертва. Путь к пыльной смерти. Дверь между… - Куин (Квин) Эллери - Страница 78

Вдруг Ева вскочила. А если что-нибудь случилось? Кинумэ сказала, Карен «писать». Но что именно она пишет? Ведь Кинумэ принесла ей почтовую бумагу и конверт. Значит, она не работает над очередной новеллой, а просто пишет письмо, почему же она не отвечает на звонки?

Телефон позвонил в последний раз и замолчал. Ева побежала в спальню. Вероятно, с Карен что-нибудь случилось. Она ведь была больна. Так говорила Кинумэ. Когда Ева видела ее в последний раз, Карен ужасно выглядела. Да, конечно, что-то случилось.

Ева буквально ворвалась в спальню Карен. Она с такой силой распахнула дверь, что та стукнулась о стену и быстро закрылась, ударив Еву сзади. С замирающим сердцем Ева осмотрелась по сторонам.

Сначала ей показалось, что в комнате никого нет. Никого не было в маленькой японской кроватке, никого не было за письменным столом, стоявшим у эркера. Стул был глубоко задвинут под стол с противоположной от Евы стороны. Стол и стул Карен были расположены так, чтобы свет из тройного окна эркера падал сзади, из-за плеча.

Ева прошла по комнате, озираясь по сторонам, озадаченная. Все на месте: красивая японская кроватка, ширма у стены, акварели на стенах, около кровати огромная пустая клетка для птиц, картина знаменитого японского художника Огури Сотан, которую Карен высоко ценила, различные безделушки — все на месте, за исключением самой Карен. Где она? Она определенно была в этой комнате полчаса тому назад. Ева слышала ее голос. Если только она поднялась в мансарду, которую никто никогда не видел…

И тут Ева увидела два маленьких японских башмачка, свешивавшихся со ступеньки эркера. Пол эркера несколько возвышался над уровнем пола комнаты. И башмачки были надеты на ножки Карен… а дальше виднелся кусочек ее кимоно…

Ева почувствовала, как у нее сжалось сердце. Бедняжка Карен. Она просто упала в обморок. Ева обежала вокруг стола. Вот Карен. Она лежит лицом вниз на возвышении эркера, растянувшись вдоль всей ступеньки.

Ева открыла рот, чтобы позвать Кинумэ.

Но рот ее закрылся. Широко открытыми глазами смотрела она перед собой. Все ее тело, кроме глаз, было парализовано.

Кровь на ступеньке эркера. Ева больше ни о чем не могла думать. Кровь. Голова Карен была слегка повернута в сторону Евы, и на полу около ее белой шеи растекалась огромная лужа крови. Крови было очень много, как будто ее кто-то выкачивал из этого ужасного разреза на горле Карен… Ошеломленная Ева закрыла глаза руками и как-то неестественно захныкала.

Когда она опустила руки, мозг ее начал постепенно функционировать: Карен лежала так спокойно, ее впалые щеки были иссиня-белы, веки испещрены жилками. Карен была мертва. Карен умерла от ножевой раны на горле…

Карен была убита.

Эта мысль пронеслась в ее мозгу бесконечное число раз, подобно тому, как только что бесконечно звонил и звонил телефон. Только телефонные звонки в конце концов прекратились, а эта мысль продолжала вертеться в мозгу Евы. Ева схватилась рукой за письменный стол, ей надо было на что-нибудь опереться.

Ее рука дотронулась до какого-то холодного предмета. Инстинктивно она отдернула руку и посмотрела на него. Это оказался длинный металлический предмет, заостренный на одном конце и с отверстием на другом. Едва сознавая, что она делает, Ева взяла этот предмет в руку. Это была… — «как это странно», — подумала Ева — половинка ножниц. Она разглядела маленькую дырку между острым концом и отверстием для пальцев, дырку для винтика, который скрепляет обе половинки. Но форма этих ножниц была удивительной, необычной. Ева никогда не видела…

Ева чуть не вскрикнула. Это лезвие, этот острый конец… это же оружие. Оружие, которым была убита Карен. Кто-то зарезал Карен половинкой ножниц, потом вытер с лезвия кровь и оставил половинку ножниц на столе. У Евы затряслись руки, и металлический предмет выскользнул из них и, ударившись о край стола, упал в корзинку для бумаги, стоявшую с правой стороны стула. Невольно Ева вытерла о юбку руки, но на пальцах все же осталось неприятное ощущение холодной стали.

Она подошла ближе и опустилась на колени около тела Карен.

«Карен, Карен, — думала она, — такое странное и в то же время очаровательное создание. Она была безумно счастлива после долгих лет затворничества, а теперь такая ужасная смерть». Ева почувствовала дурноту и оперлась рукой о пол рядом с телом Карен.

На сей раз ее пальцы дотронулись до какой-то желеобразной массы. Ева вскочила и издала бессвязное, чуть слышное восклицание, которое прозвучало в пустой комнате как шепот.

Это была кровь Карен, и теперь вся ее рука была испачкана этой кровью.

Ева бессознательно попятилась назад, вне себя от ужаса и подступившей к горлу тошноты.

«Где у меня носовой платок? Надо вытереть руки…» — Она искала в кармане юбки, тщательно стараясь не оставить на ней кровавых пятен. Наконец платок нашелся, и она начала тереть и тереть руки, как будто они уже больше никогда не будут чистыми. Вытерев руки и испачкав платок красными кровавыми пятнами, она продолжала смотреть на синеющее лицо Карен.

И вдруг она замерла. Сзади нее кто-то прищелкивал языком.

Ева так быстро обернулась, что чуть не упала. Она прислонилась к столу, прижимая к груди испачканный кровью платок.

На пороге стоял мужчина и прищелкивал языком, а его холодные серые глаза смотрели не на лицо Евы, а на ее руки.

Наконец низким голосом он медленно проговорил:

— Стойте, красавица моя.

Мужчина оттолкнулся от косяка и на цыпочках вошел в комнату. Он шел так осторожно, что у Евы появилось желание истерически расхохотаться. Она подумала, что делает он это ловко, не без некоторой грации, очевидно, ему часто приходится так ходить.

Мужчина не смотрел ей в лицо, он видел только ее руки.

«Боже, платок с кровавыми пятнами», — в ужасе подумала Ева… Она уронила платок на пол и слегка оттолкнулась от стола.

— Я сказал, стойте.

Ева остановилась. Мужчина, не спуская с нее своих проницательных глаз, попятился назад к двери и нащупал ее руками.

— Я… Она… — начала Ева, указывая жестом через плечо. Во рту у нее пересохло, и она замолчала.

— Молчать!

Это был молодой человек с прекрасным, загорелым, худым лицом. Слова, как капли ледяной воды, просачивались сквозь его плотно сжатые губы.

— Стойте на месте. Там, около стола. И держите ваши ручки так, чтобы я мог их все время видеть.

Все в комнате закружилось, пол начал куда-то проваливаться. Ева закрыла глаза. Оказывается, у нее головокружение. «Держите ваши ручки…» Ноги похолодели, а мозг, как мотор, продолжал отстукивать слова, смысл которых не доходил до ее сознания: «Держите ваши ручки…»

Когда она снова открыла глаза, он стоял около нее с выражением озадаченности в больших серых глазах. И теперь уже он смотрел не на ее руки, которыми она держалась за стол, а на ее лицо. Он старался что-то прочитать по ее лицу. Он внимательно рассматривал сначала ее брови, потом глаза, нос, рот, подбородок, как счетовод, производящий инвентаризацию. Ева пыталась найти какой-то смысл в происходящем хаосе, но безуспешно. А может быть, это просто сон, она надеялась, что это в конце концов окажется кошмарным сном. Она почти убедила себя, что это сон, и закрыла глаза.

Она не слышала, как он двигался. Значит, действительно, это все только сон. И когда она снова открыла глаза, его перед ней уже не было.

Но повернув голову, она увидела его позади стола в эркере, на коленях около тела Карен. Он не дотрагивался до Карен, не дотрагивался и до крови, он, даже встав на колени, почти не касался пола.

Ева теперь отлично видела его строгое, загорелое, молодое лицо, склонившееся над трупом. Ни у одного из знакомых ей мужчин не было такого лица: ни у доктора Макклура, ни у Ричарда Скотта. Гладкое, загорелое лицо, почти лишенное растительности. Ева подумала, что это могло бы быть лицо мальчика, не будь оно таким суровым и непроницаемым. Лицо взрослого человека, которому приходится жить среди врагов, и поэтому он прикрыл его непроницаемым коричневым щитом. У него были широкие плечи и большие, чистые, загорелые руки. Когда он наклонялся, на животе у него не появлялось никаких складок, живот был плоский и упругий, а у Ричарда уже появлялся мягкий жирок.