Эвиал - Ринат Таштабанов - Страница 66

Но принять решение о начале войны, и это несомненно будет война, а не одна битва, как думает ученик без имени, может лишь Общий Круг, на котором соберутся все татвики.

Высокий подтянутый седовласый мужчина наблюдает, как его четвёртый ученик, неотягощенный ни заботами, ни годами, легко бежит к вершине холма. Вот уже более века он — старейшина их семьи, но руки по прежнему уверенно держат посох — символ начала Пути. На вид ему не дашь более полувека, пока не заглянешь в глаза, в которых отражается мудрость многих поколений. Смугловатая кожа и безупречно ровные белые зубы выдают в нем кровь салладорца. Лишь одним взглядом он может остудить пыл любого орочьего вожака. Под этим твердым, холодным, как сами северные льды, взглядом, ражий орк невольно сгибается в поклоне и извиняется за дерзость. А в следующий миг какое-нибудь дитя, обласканное его взглядом, подбегает к покрытому сединой мужчине и видит в его глазах только доброту и заботу. Его ученики хорошо знают, что Учитель всегда строг к себе и в речи, и в поступках, а случайные гости, которых он примет в своём доме, скажут, что это самый мягкий и радушный человек во всём Эвиале.

Молодой ученик, легко пролетев последние шаги, поклонился и коснулся рукой края плаща старейшины.

— Учитель… — слово отозвалось тупой болью в груди. Ещё несколько лет назад он называл его ласково «дед», а не почтительно «учитель». Они сражались друг с другом на деревянных мечах, бродили по лесам и горам Волчьих Островов. Он так и не смирился с тем, что сын его единственной дочери больше никогда не обнимет его, а будет лишь учтиво касаться края одежды, и с тем, что именно ему предстоит совершить пугающий простых смертных обряд посвящения для своего внука.

— Учитель, нас ждёт император…, — ученик не заметил, как тень боли скользнула по лицу его деда.

— Начнем.

Старейшина воткнул в землю длинный, с него ростом, посох, возвестив о начале Круга. Теперь здесь нет учеников и учителей, все равны. Когда всё будет сказано, они закончат.

— Уважаемые братья, император изъявил желание видеть всех нас сегодня во дворце, — голос ученика срывался, а сам он дрожал от возбуждения. — Наш долг помочь ему увидеть ложь змееустых. Великий посох Основателя рассеет колдовство дуоттов. Наш род имеет возможность показать… проявить своё могущество. Разве вы хотите, чтобы мы и дальше прятались от всего мира в пещерах?! Разве Великое Учение создано только на благо избранных?!

Молодой человек всё время пытался поймать взгляд своего учителя. Но тот, казалось, совершенно не воспринимает окружающий мир, хотя все знали, что старейшина внимательно слушает каждое слово. Юноша всё говорил и говорил, приводя одни и те же аргументы по несколько раз. Его никто не прерывал, пока у него хватало запала говорить. Наконец, он выдохся, и на бледном худощавом лице выступил румянец.

— Я должен вернуться, даже если пойду один. Если змееустые попробуют мне помешать, то… то… они узнают, с кем имеют дело.

Никто так и не проронил ни слова. И юноша сел, тупо уставившись на посох. Чувство одиночества и обиды терзало его. Пусть он не посвящённый, пусть не стоит даже мизинца своего могущественного учителя. Пусть не носит, как его дед, великого имени Акшар — «победивший смерть», но, что такое честь, что такое ответственность за тех, кому помогал, он знает не хуже остальных. Много раз он терпел боль, неотступную спутницу любой самой простой лечебной магии. Он хорошо усвоил, что лекарь должен принимать часть страданий пациента на себя. И потом, здесь он получил от императора имя, пусть и не настоящее, настоящее он выберет сам во время посвящения. Император назвал его Джерам, что на местном наречии означает заступник.

Старейшина поднялся, как только закончилась речь внука, являя всем своим видом величие древней магической традиции.

— Уважаемые братья, наш брат явил нам своё истинное сострадание к стране, давшей нам кров и пищу. Я предлагаю удостоить его чести Носящего Посох и от имени Круга поручить ему заверить императора в нашей поддержке и готовности к сотрудничеству на благо государства, не смотря на срочную необходимость нам всем отбыть из страны. Я дождусь его здесь, и мы вместе покинем империю.

Молодой ученик был ошеломлен. Никто кроме старейшины не носил посоха, хотя это и допускалось по закону. Лишь на время, отпущенное чтобы прочесть древний гимн, а затем назвать своё новое имя, посвящённый принимал его из рук Носящего.

Один за другим встали восемь его «братьев» и поочерёдно подняли раскрытые правые ладони. Старейшина смотрел на него, ожидая решения. И внук видел в глазах своего деда тень насмешки, словно он хотел сказать: «Рано тебе состязаться со мной в политике». Да, он проигрывал деду и в состязании на мечах, и в борьбе, и в магии, и только в привораживании животных ему не было равных в семье. Облачённый ролью посла он должен будет сообщить императору об их позорном бегстве и затем вернуть деду посох. После такого не покажешься во дворце.

Юноша медленно встал и поднял руку, и, отстав лишь на миг, десятая рука его учителя завершила голосование.

Когда все сели, снова заговорил старейшина:

— Пока наш брат будет во дворце, все покинут остров. Я дождусь его здесь.

Солнце окончательно сгинуло в лесной чаще, но небо ещё хранило воспоминание о его дневном могуществе, сменив пёстрые наряды на серые тона.

После того, как все детали путешествия были обсуждены, старейшина завершил Круг и передал посох Носящему. Юноша осторожно принял посох, словно он был сотворён не из дерева, не уступающего твёрдостью закалённому железу, а из высохшего песка, который в любую минуту может просыпаться сквозь пальцы. За прошедшие века основание посоха почернело и покрылось сеточкой мелких трещин. Его навершие украшал большой белый, точно молоко, камень, на котором древними рунами была выведена надпись: «Три дороги ведут к счастью, и лишь одна — к Истине».

Будто старик, несущий непосильную ношу прожитых лет, юноша побрел к подножью холма. Медленно, как во сне, залез в седло своей Вьюги, лошади, подаренной императором, и направился в город.

Мысли, обычно неуловимые и легкие, как степной ветер, теперь давили на него тяжким грузом, точно соревнуясь, какая из них первой сбросит с седла и вомнёт в землю. Зачем учителю нужно было это представление?! С тех пор, как он напросился к своему деду в ученики, тот очень сильно изменился. Будто тёплое весеннее Солнце превратилось в дарующую прохладу Луну. Но в чём он виноват, ведь его выбор пал на самого достойного? Только деду он может доверить свою жизнь на обряде посвящения. И вот теперь его дед, его учитель, старейшина водрузил на его плечи непосильную ношу. Лучше умереть сразу, сражаясь хоть со всеми дуоттами Эвиала, чем явиться к императору и опозорить всю семью таким послом. А вдруг император разгневается и прикажет его четвертовать или бросить в змеиную яму. Дед конечно вернёт его в мир живых, но дорога в империю будет закрыта. Он только лишь хотел, чтобы его могучий и мудрый дед помог прогнать змееустых, и совсем не собирался тащить на себе такую ответственность.

— Эх…, ну что, как говорят орки: «Взял точило, не ворчи, что не мило», — подбодрил себя юноша. — Былого не вернуть, седым виднее. Всё-таки посох не простой костыль для немощных, он принимает на себя удар враждебной магии, словно огромный дуб ловит молнию, защищая молодые побеги, ограждает носящего от боли при волшбе, да и сил, говорят, прибавляет Носящему.

— Акшар, — подошёл другой учитель, как только посол спустился к лошади, — твой внук хотел показать дуоттам, на что мы способны. Возможно это лишь похвальба юнца, но всё же постарайся его остудить. Пусть до поры до времени мы так и останемся для всех лекарями.

— Я чувствую, что дуотты готовят нам сюрприз во дворце. Император становится их куклой, которую они дёргают за верёвочки. Раз он позвал всех к себе, значит нам хотят сделать предложение, от которого мы не сможем отказаться.