Дюжина аббатов - Манчинелли Лаура - Страница 6

• Предыдущая
• 6/24
• Следующая

И тут он замолчал, помрачнел и выпил из своего кубка.

– А на эти тридцать эскудо, – добавил он, – я купил повозку, двух лошадей и три меры бронзовых колокольчиков.

– Три меры колокольчиков? – переспросила маркиза.

– Да, мадонна. Тех колокольчиков, чей звон вы, вероятно, слышали при моем приближении. В пять эскудо мне обошлась повозка, в двадцать – две лошади, которые отлично ходят и под седлом; у меня оставалось пять эскудо, которые я решил перевести в капитал, купив на них колокольчики, которые звенят почти как серебряные. Эти эскудо были у меня последними, и мне следовало потратить их с толком.

– Я никак не могу понять, мессер, – вступил в разговор герцог, – почему вы решили, что потратите их наилучшим способом, приобретя три меры колокольчиков…

– Потому что, монсиньор, в мире для меня не осталось ничего прекрасного, и мне хотелось, чтобы по крайней мере перезвон колокольчиков напоминал мне о минувших радостях или предрекал грядущие, буде они появятся! И если в моем сердце нет места радости, мне стоит притвориться, что где-то она все же есть, а где – мне неведомо, но я должен сообщить о ней имеющему уши, потому что это главное в жизни, как и то добро, что в мире совершается, ибо там, где нет радости, ее нужно создать, притвориться, что она есть, и донести ее до других.

И после паузы он добавил:

– Мои лошади радуются этим колокольчикам, которые облегчают им тяготы подъема в гору и трудности путешествия в тумане.

Когда мессер да Мораццоне закончил говорить, все замолчали, размышляя над смыслом его слов. Венафро поднялся и налил всем вина, говоря, что по окончании веселой и мирной трапезы он с удовольствием ознакомится с механизмами мессера Энрико, поскольку он уже давно чувствовал в себе все возрастающий интерес к науке, призванной облегчить людям тяготы труда и жизни. Между тем пришли слуги накрывать столы. Но и во время обеда разговор шел о машинах и той силе, что они дают человеку, и о том, как красиво зарождение движения, когда распрямляется сжатая до этого пружина.

– Помимо пружины, которую мы почитаем самой простой из всех природных систем, есть еще великое множество других, которые можно использовать на благо движению. Человеку следует только научиться читать великую книгу природы, и на каждой переворачиваемой им странице он найдет объяснения, как создать то, что ему нужно для жизни, а также и то, что не нужно, но так соблазнительно, что принято считать нужным.

– Вы знаете другие источники движения, мессер? – спросил Венафро, который, казалось, больше других заинтересовался разговором.

Энрико да Мооаццоне посмотрел на него долгим и несколько недоверчивым светлым взглядом голубых глаз. Потом он улыбнулся и ответил:

– Конечно, монсиньор. Для создания движения достаточно разных температур. Зажигается большой костер, теплый воздух идет кверху, подобно телу, теряющему в весе. На пустое место, образовавшееся от теплого воздуха, поступает более тяжелый холодный воздух, вот вам и движение, которое при нужном подходе может быть использовано для работы. Тот великий огонь, который порождает всегда пылающее солнце, порождает в воздухе это движение там, где рождаются пассаты, которые, подобно большой машине, беспрерывно перемещаются от самой горячей части земли, что зовется экватором, к соседним районам, где солнце останавливается для смены времен года, чтобы вернуться туда, откуда пришло.

Все в задумчивости молчали, пытаясь охватить мысленным взором трудный смысл его слов, трудный в особенности для тех, кто знал только путаный путь северного солнца и линию горизонта, прерываемую горной цепью.

– Это движение, – продолжил изобретатель, – однородно и непрерывно, именно поэтому его можно назвать тем самым волшебным перпетуум-мобиле, которое всегда было тайным желанием и надеждой всех наук.

– Но возможно ли, – прервал его Венафро, – запустить такую машину, которая будет непрерывно двигаться под воздействием этих ветров?

– Наверное, – в задумчивости ответил изобретатель. – Но на это потребуется незаурядный гений и инструменты для создания такой пружины, которой будет под силу удержать ветер. А в этих землях мне еще не случалось побывать в таких местах, где дуют пассаты. Я слышал об этом только от людей, что побывали в крестовых походах, да еще арабы мне об этом говорили. Это вещи от нас далекие, и потому они кажутся нам сказками. Но, проводя в море опыты на моем судне под именем «Улисс», открыл я иной принцип вечного движения, который можно использовать везде, где есть вода, будь то море, или пруд, или побережье.

Он прервал свой рассказ и внимательно посмотрел на Венафро.

– Вам, конечно, знаком закон Архимеда, который гласит, что вода выталкивает тела благодаря тому эластичному элементу, что подталкивает их кверху и позволяет им удерживаться на поверхности, и тем легче они держатся на поверхности, чем больше поверхность жидкости, которую они вытесняют. Ну что ж, основываясь на этом принципе, я построил весьма изящные механизмы, которые постоянно двигаются, производя движение. Но мои самые лучшие изобретения основываются на эффекте сжатой пружины.

По окончании обеда мессер да Мораццоне представил Венафро самое лучшее, самое любимое из своих изобретений.

– Это, монсиньор, машина для подбрасывания яблок.

Венафро молча смотрел на него. Тогда изобретатель продолжил:

– Она сделана из выдолбленного дерева, в стволе которого находится пружина; от ствола отходят веточки, тоже выдолбленные внутри, но заполненные пружинами, которые соединены с центральной пружиной. Каждая веточка оканчивается большой ложкой, и когда пружина, которую держит винт, высвобождается, она начинает раскручиваться, и раскручивается стремительно до тех пор, пока сила пружины не ослабевает. Теперь, если на каждой ложке покоится яблоко, прекрасное румяное яблоко, все яблоки чудесным образом подскакивают, и на всех семи веточках все семь яблок подпрыгнут с одинаковым движением и одинаковой силой.

– Но какое применение можно найти, мессер, такому удивительному изобретению?

Изобретатель смерил его насмешливым взглядом.

– А кто сказал, что оно должно быть для чего-то полезно? Машина эта совершенна своей красотой, и ей ни к чему быть еще и полезной. И потом, – продолжил он смягчившимся голосом, – даже когда машины полезны, то, чтобы сделать их, требуется затратить гораздо больше человеческого труда и усердия, чем сэкономят те, кто ими затем будет пользоваться. Но машины подобны сиренам, что завлекают человечество, делая людей своими рабами. Наступит день, когда люди будут трудиться так же напряженно, как и в наши дни, а может, еще и больше, чтобы произвести механизмы, призванные облегчить им ходьбу, вспашку полей, да что бы то ни было. Настанет день, когда простолюдины вместо того, чтобы вставать чуть свет и идти в поле, несмотря на дождь и туман, – настанет день, хотя он еще и далек, когда они отправятся в дождь и туман, дабы встать в длинную и медленно продвигающуюся очередь в необъятные мастерские, где будут строиться машины, которые избавят их от необходимости ходить пешком.

– И не будет больше непосильного труда?

– Он будет таким же, ибо нужно будет завинчивать болты, ковать железо и осваивать сотни других профессий.

– Но к чему тогда строить машины? Ведь можно спокойно продолжать ходить пешком?

На этот раз мессер да Мораццоне широко улыбнулся.

– Машина это как колдовство: в сущности, без него можно обойтись. Однако же оно оказывается нужнее хлеба и, по меньшей мере, нужно как воздух, который мы вдыхаем. Но пройдет еще очень много времени, не беспокойтесь, монсиньор.

Продолжая разглагольствовать, он достал из повозки своего рода большую корзину, поставленную на железную раму.

– Это пружинные сани, монсиньор. Предназначены для тех, кто не любит ездить верхом, когда много снега, и не может также ходить пешком. Вы садитесь в сани и едете вниз по склону. Механизм сконструирован таким образом, что пружина сама закручивается во время спуска и набирает силу, достаточную, чтобы толкать сани на подъеме. Таким образом, с помощью пружины они преодолевают подъемы, а на последующих спусках набирают силу для новых подъемов.

• Предыдущая
• 6/24
• Следующая