Бун-Тур - Власов Александр Ефимович - Страница 26

• Предыдущая
• 26/37
• Следующая

— А что страшного? — спрашиваю. — Вам же не воровать, а наоборот! Пусть знают!

— Ты все такой же!

— Бун, — говорю, — тоже не изменился!.. Проходите, Борис Борисович!

Сели втроем на диван: мы по бокам, Борис Борисович — в середке. Меня так и подмывает.

— Как ваше расследование, Борис Борисович? Оно вам, кажется, в порядке практики поручено… Двоечку не заработаете?

Он отшучивается:

— Пятерка обеспечена! Сейчас актик на вас настрочу — и вся практика! Пять с плюсом!

— Актик — на нас?

— На вас!.. Кто же, кроме вас, виноват?

— Мысль повторенная, — говорит Бун, — есть ложь!

Похохотали мы, а он и спрашивает у меня:

— Проводил своих?

— Проводил!.. А откуда…

— Оттуда! — говорит Борис Борисович, не дослушав вопроса. — Хорошо иметь таких друзей!

Это он про Буна. Видно, все знает: и про моих пап-с-мамой, и про то, что я под надзор родителей Буна оставлен.

Обнял он нас по-дружески, посмотрел на меня, на Буна и перешел к делу.

— Память мне ваша нужна… Это очень важно!.. Вы в плен одного парня когда-то захватили… Постарайтесь теперь припомнить все жаргонные словечки, которые он произносил. Особенно те, которых вы не знаете или не поняли.

Это была задачка похуже бассейна с двумя трубами. Мы ведь только на уроках за чистоту русского языка боремся, а дома или на улице мы и сами так жаргоним, что прохожие оборачиваются. Не думаю, что есть хотя бы одно нелитературное словечко, которое мы не знаем. Может, это и плохо, а что сделаешь! Знаем — и все! Их же из головы не выбросишь!

Смотрю на Буна.

— Вспомнил что-нибудь?

— Компаха, — говорит. — Репетушка…

— Еще! — просит Борис Борисович. — Какие-нибудь непонятные слова.

— Ругательства? — спрашиваю.

— Нет. Их повторять не надо.

— Тогда, — говорю, — не было, Борис Борисович, таких слов! У меня память зверская! Как бритва! Захочу — и как в кино, могу всю ленту прокрутить про этого парня.

— Захоти, пожалуйста!

Я и начал:

— Мы его у школы встретили… Шел, молчал… Дошел до своего дома. По лестнице протопал. Встретился с кем-то наверху. Разговор был короткий, а слова такие: «привет, старик», «отломал азбуку», про немку…

— Про немку? — спросил Борис Борисович. — Про какую?

— Школьный жаргон! — говорю. — Так всех учительниц по немецкому языку называют.

— Ой ли? — произнес Борис Борисович и по привычке в бороду свою хотел вцепиться, но нету бороды-то — сбрита, а то бы он опять ее в винт скрутил.

— Точно! — говорит Бун. — Мы проверили. Он в самодеятельности занимается на немецком языке.

— Как же вы проверили?

— Он сам сказал.

— А вы поверили?.. И напрасно. О немке и речи не было!

Тут я и догадался.

— Есть! — говорю. — Нашел! Не немка, а мемка! Мы потом решили, что это немка, а вначале я точно слышал — мемка! У меня слух зверский!.. Это словечко вам требовалось?

— Допустим, — согласился Борис Борисович. — А что такое мемка?

Ни Бун, ни я никакой мемки не знали. Борис Борисович объяснил и такую нарисовал картинку — жуть одна!

Сейчас новых домов в городе строится — прямо миллион целый! Телефонов не хватает. Автоматы на улицах есть, а по квартирам не сразу ставят. Заболел человек — приступ у него. Кто-нибудь бежит к автомату, чтобы врача вызвать, а телефон не работает: трубка срезана! Он — к другому! И там нету трубки!

Больному плохо! Укол бы ему! А врача никак не вызвать… Пока такси найдут, пока доедут до «неотложки» — умер человек!

— Это же убийство! — говорит Бун.

Я тоже, разгорячился.

— Расстреливать таких надо!

— Прежде всего, — сказал Борис Борисович, — нужно поймать этих охотников за трубками. Они их мемками называют. Вероятно, от слова мембрана.

Из-за этой истории с автоматами мы с Буном про свое дело забыли. Хорошо, что я вспомнил.

— Поймать, — говорю, — надо их обязательно! Хотите, даже поможем вам. Но мы ведь и сами вроде подсудимых! Вам же нас расследовать поручили! Вы уж нас в первую очередь, Борис Борисович! Постарайтесь, пожалуйста, а то нас и в комсомол не примут. Как раз сегодня…

— Знаю! — улыбнулся Борис Борисович.

— Могу спорить — не знаете!

— Проспоришь!

— Ну, что сегодня было?

— Приходил Вася Лобов. Так?.. И сегодня же совет дружины заседал. Так?.. И вынес одно решение. Так?..

Я только рукой махнул. С ним лучше не спорить. Вот тебе и школьный чертежник!

— Поздравлять пока не буду! — говорит Борис Борисович. — Рано… Но уверен — все будет хорошо!.. А с будкой чистильщика… С тем случаем — не беспокойтесь. Я уже оправдал вас. Дело еще не закончено, но вы в нем участвуете только как свидетели.

— Кто же, спрашиваю, — вытворил эту штуковину с будкой? Или еще не знаете?

Борис Борисович встал с дивана и огорошил нас:

— Зато вы знаете и сегодня покажете его. Жду вас в семь часов у центрального входа в парк…

Мы в парк пришли не к семи, а в пять.

Спрашиваю у Буна:

— Что будем делать, доктор Ватсон? И каким методом — дедуктивным или индуктивным?

Бун поклонился мне, как в старой Англии на Бейкер-стрит.

— Я к вашим услугам, мистер Шерлок Холмс! Но разрешите узнать, нет ли какого-нибудь третьего метода, поновей, что-нибудь вроде редуктивного?

— Простите, — говорю, — доктор Ватсон. Я это слово не знаю, а Британскую энциклопедию с собой не захватил!

Смешно нам стало почему-то. Идем и хохочем. Прохожие на нас посматривают, улыбаются. В парке улыбок всегда больше, чем просто на улице. Деревья, что ли, действуют? Или микроклимат тут особый? И тихо-тихо, только утки где-то покрякивают.

— Привезли! — говорит доктор Ватсон. — Посмотрим!

— Бежим!

В наш парк каждую весну откуда-то уток и лебедей привозят.

Добежали мы до пруда, а там машина стоит крытая. Что в ней — не видно, но слышно: утки и лебеди на волю просятся.

Машина развернулась, попятилась и задними колесами в воду въехала.

Грузчик в высоких резиновых сапогах сходни приставил. И началась выгрузка новых поселенцев.

Сначала на сходнях лебедь появился. Строгий такой, важный, неторопливый. Остановился у воды, шею поразмял, назад на машину оглянулся. А оттуда, из темной дверцы, повалили утки. И никакой у них важности. Торопятся, крыльями машут, лапками по доскам пришлепывают.

А лебедь все стоит и назад смотрит. Докатились до него утки и — которая куда! Одни через него перемахнули, другие вправо и влево со сходней попрыгали в воду.

По всему пруду рябь пошла. Включились утиные моторчики, и понеслись утки к прошлогодним камышам, к острову. И пропали! Попрятались!

А лебедь стоит. И хочется ему в воду, а не идет, на машину смотрит. Прокричал тревожно. Грузчик перевел с гусиного языка на русский:

— Чего там?.. Давай, давай!

Из машины ответили:

— Дверцу заело!.. Сейчас!

Внутри крыльями кто-то захлопал. Лебедь совсем от воды отвернулся и пошел назад, вверх по сходням. Из машины высунулись руки и поставили на доски второго лебедя. Первый лебедь спросил у него что-то. Второй ответил. А грузчик перевел:

— Что случилось, спросил… Все ли в порядке?.. Люди бы так жили!..

Лебеди парочкой спустились в пруд, оплеснулись водой, покивали клювастыми головами — будто попрощались со своим переводчиком — и поплыли на глубину. Они скользили по воде крыло к крылу. Их словно веревочка невидимая связывала. Доплыв до середины пруда, лебеди сделали небольшой круг и прокричали что-то в два голоса. И сразу же появились спрятавшиеся раньше утки. Захлопотали, засуетились. Началось освоение прудовой целины.

— Разбойники! — ласково проворчал грузчик и полез в машину.

— Хороший, наверно, человек! — сказал Бун.

И я подумал то же самое, но ответил совсем другое:

— Доктор Ватсон! Разрешите вам напомнить: мы ловим не хороших людей! И в парк мы пришли не ради пантомимы с участием водоплавающих солистов. Не так ли, доктор Ватсон?

• Предыдущая
• 26/37
• Следующая