Бун-Тур - Власов Александр Ефимович - Страница 22

• Предыдущая
• 22/37
• Следующая

Но он за очками не потянулся и говорит спокойно, озорно даже:

— Нет! Ольга Захаровна не женилась на мне.

— Жаль! — опять проскользнул сквозь зубы мой язык.

— Я на ней женился! — весело закончил Сеня Петрович. — А вы, Клавдия Корнеевна, не сердитесь на Данилова. Он имел право задать этот вопрос. Он помог устроить наше счастье. Я ему очень благодарен… Виноват, что не пригласил тебя на свадьбу! Прости!

Я онемел. А он мне руку протянул. С Буном поздоровался тоже за руку, а потом — со всем классом сразу. И все ему ответили дружно, охотно — приняли, значит, поняли, что жить с ним можно.

Клавдия Корнеевна успокоилась и оставила нас одних. В дверях пальцем мне погрозила. И не за прошлое, а вперед, чтоб не допускал больше безобразия. Я рот двумя руками прикрыл — показал ей, что буду как глухонемой.

Сеня Петрович поинтересовался планами нашей пионерской работы. Мы приуныли — все новенькие вожатые так начинали. Тем более, что плана в нашем отряде как раз и не было. При Борьке Шилове был, а Васька Лобов не успел сочинить.

— Тогда, — говорит Сеня Петрович, — давайте пофантазируем. Высказывайте самые нелепые, смешные, глупые — любые предложения. Мы сообща попытаемся из них вытяжку сделать. Это называется эвристический метод.

Оно всегда так. Глупость, когда не нужно, сама прет, а когда нужно, ее не так легко из себя выдавить. Со смехом — еще хуже. Вдобавок это была первая встреча с новым вожатым. Кому охота с самого начала глупцом показаться? Мы ведь все страшно умные и серьезные, когда не надо.

И повалили предложения одно умней другого. Что ни предложение — шедевр на уровне мирового класса. И я, конечно, подбросил мыслищу ничуть не хуже сократовской. Не отставать же от других!

Когда предложений накопилось столько, что хватило бы на всех пионеров страны, бывших и будущих, Васька Лобов подвел черту.

— Хорошо! — хвалит нас Сеня Петрович. — Очень хорошо!.. Мало только!

Мы ка-ак грохнем! Посмеялись вместе с ним, а он и предлагает:

— Теперь давайте в наши гениальные мысли катализатор впрыснем.

— Сеня Петрович! — спрашиваю я. — Вы — химик?

— Да, — говорит, — аналитик… А катализатор такой — хобби.

Это его страсть — словечки всякие выискивать.

— Думайте, — продолжает он, — над предложениями, которые с чьим-нибудь хобби связаны.

Тяну я руку. Васька Лобов дает мне слово.

— У Буна, — говорю, — есть коллекция жуков. Давайте устроим поход в лес и пополним его коллекцию, а то ему в это лето крупно не повезло с жуками!

Вы думаете, Сеня Петрович на меня через черные очки посмотрел? Ничуть не бывало! Улыбнулся и кивнул головой:

— Идея добрая!

Чувствую, что Бун за штаны меня дергает — предупреждает, чтобы не болтнул лишнего, но я решил до конца выяснить отношения. И словечко одно у меня в голове отыскалось — специально для Сени Петровича, заковыристое, из «Науки и жизни».

— Странно, — говорю. — В лагере Сеня Петрович таким жукофобом был!

Он руками развел и отвечает:

— Ничего похожего. Я жуков тоже люблю. И еще люблю дисциплину. Лагерные правила установлены не мной. А здесь у нас будут наши правила. Не забывайте: я сейчас в школе вроде фельдмаршала пионерского!

Этот ответ очень всем понравился. Сеня Петрович хоть и назвал себя фельдмаршалом, но ничуть не давил своими невидимыми погонами.

Составив гениальнейший план работы, мы расстались с новым старшим пионервожатым полными друзьями.

Точно не помню: «Фантомас» шел тогда или что-то другое из серии бей-стреляй-лови-дави, но все на эту картину ломились. Решили и мы с Буном после школы сходить в кино. Мы, как и раньше, ни одного фильма врозь не смотрели. Нас и Катюша не разлучила. Я им не мешаю, а они мне не надоедают, потому что не шушукаются, секретов не разводят. Просто счастливые оба до невозможности, но это их личное дело.

Договорились, что без пяти четыре Катюша придет к кинотеатру, а мы пошли пораньше, чтобы билеты достать.

После 8 Марта и я, и Бун, и Катюша надолго остались, как дедушка говорил, без резервов главного командования. Вытряс я карманные деньги на много дней вперед. Сидим на полной мели! Но на билеты мы с Буном наскребли медяков. Купили в третьем ряду. Время еще было в запасе. Двинулись по проспекту, потом на нашу улицу свернули, чтобы встретить Катюшу. Посмотрели, как экскаватор землю роет. Траншею там прокладывали для кабеля.

Подошел незнакомый парень и тоже на ковш уставился. На груди у парня на ремешке транзистор. Орет не громко, но противно. И не то чтоб музыка плохая, а не к месту она, не подходит к работяге-экскаватору. Он трясется от натуги, глыбы ворочает, а транзистор хихикает, будто насмехается.

Я перемахнул через траншею. Бун — за мной. А на той стороне комья мокрой глины валялись. Выпачкал Бун ботинки и какой-то невеселый стал. Идет, а сам все на ноги посматривает.

— Ушибся? — спрашиваю.

— Нет, — говорит. — Не любит она, понимаешь…

Я догадался: она — это Катюша-чистюля. Не хочет Бун показываться ей в грязных ботинках.

— Плюнь, — говорю. — Беда какая!.. Забыл, что ли?.. У нашей школы чистильщик сидит. Он из твоих ботинок мигом зеркало сделает!

— А деньги? — спрашивает Бун и лезет в карман.

Я тоже порылся у себя в карманах. У него три копейки нашлось, у меня — две. Задумались. Ни я, ни он еще никогда в жизни у чистильщика не чистились. Интересно, сколько стоит это удовольствие? Я прикинул: у нас — пять копеек.

— Хватит! — говорю. — Дело-то минутное. Он за минуту пять копеек заработает. В час — три рубля! Профессорская зарплата!.. Идем!

И мы пошли.

Будка с вывеской «Чистка обуви» стоит на углу большого дома на нашей улице. Рядом остановка троллейбуса. А следующий дом — наша школа. Мы миллион раз мимо этого чистильщика проходили. Он весь день сидит в своей конуре и всегда скучный, точно вчера похоронил кого-нибудь.

Подошли. Бун и спрашивает:

— Сколько вам платить нужно?

Чистильщик кисло взглянул на его глиняные ботинки, взял в руки по щетке, поплевал на них.

— С-садись.

Я подтолкнул Буна. Он бочком протиснулся в будку и сел на стул, как у зубного врача садятся. Стул у чистильщика вполне нормальный, а все-таки есть в этом стуле что-то нехорошее. Я, наверно, никогда на него не сяду. Вижу: — Буну тоже стыдно: сам сидит высоко, а у ног — человек, и приходится ему в нос грязный сапог подсовывать!

Я даже отвернулся. Стою, каблуком от нетерпенья по асфальту постукиваю. Под ногой трубка железная позвякивает. На месте будки чистильщика раньше газировку продавали. Ларек перенесли куда-то, а трубка для стока воды осталась.

Мимо прошел парень с транзистором. Голову задрал — в небо смотрит. Ну и, конечно, споткнулся о трубку. Сразу видно — не с нашей улицы. Все наши эту трубку давно знают. Привыкли, не споткнутся.

Слышу — кончил чистильщик по ботинкам Буна щетками тереть. Оглянулся — он тряпицей ботинки оглаживает. Кивнул головой на железную банку с монетами.

— Двадцать копеек.

Меня как кипятком с третьего этажа окатили.

— Как двадцать? — загробным голосом спросил Бун. — У меня только пять…

Чистильщик уныло и упрямо повторил:

— Двадцать.

Тут я подскочил к будке.

— За что, — говорю, — двадцать?.. Спекуляция какая-то!.. Отдай ему наш пятак и пошли!

Бун хотел встать со стула, но чистильщик схватил его за ногу, сдернул с нее ботинок и поднялся со скамейки.

— Барин вшивый! Выкладывай деньги, а то — милиционер рядом!

И сует он в глаза растерявшемуся Буну милицейский свисток.

Ничего себе — почистили ботиночки!

— Бун! — говорю. — Я побежал в школу! Достану у кого-нибудь пятнадцать копеек. Я мигом!

— Не пятнадцать, а рубль! За простой! — требует чистильщик и преспокойненько садится на свою скамейку. Папиросы достает из кармана, свистком милицейским поигрывает.

— Ладно! — говорю я сквозь зубы. — Принесу тебе и рубль! Не испугал, вымогатель!

• Предыдущая
• 22/37
• Следующая