Четвёртый ингредиент (CИ) - Брук Михаил - Страница 23
- Предыдущая
- 23/57
- Следующая
Заметьте, ни капли крови не пролито. Лишь пыл чудо-юды поубавили. Да, мозги вправили. По женской части, мол, ни-ни. А, ежели опять мысль дурная в головы полезет, так у нас, вона, и на восемьдесят пудов плуг найдется.
Выстояли, сдюжили. Под страхом смерти и полного истребления не ушли с насиженных мест. Уж больно они привлекательны для праславян. Сведущие земледельцы, они понимали: нет нигде такой плодородной почвы. А киммерийцы, что? Беда проходящая. Кочевники. Народец-то первобытный. Толка в земле не ведает.
Царство Огненного Змея и в самом деле оказалось недолговечным. Дикие орды рассеиваются по степи. Но люди, наученные горьким опытом, укрепляют свои селения крепостными стенами. Появляются города.
Тщетная предосторожность. Во втором веке до нашего времени из низовий Дона потянулись нескончаемые кибитки сарматов. Опять неволя, разрушения. Но главная беда – перерезаны торговые пути в Элладу. Обмен товарами и знаниями прекращается. Система, жившая лишь хлебной торговлей, уничтожена.
Сколоты не выдерживают, бегут на север, в леса. Пустеет южное царство. Но в легендах, в памяти народа, хранятся предания о богатой и счастливой жизни в местах, обильных черной землей.
Спустя два века, сарматские полчища рассеиваются подобно киммерийским. Люди возвращаются на опустевшую и разграбленную родину. Нет уже греческих городов-государств. Но их место заняли поселения Римской империи. И для славян наступает тот «звездный час», точнее «звездные века», за которые им удается создать свое первое государство –Киевскую Русь.
Земля – не нефть. Да, и начало эры – не наше время. Во втором веке, когда войска императора Трояна завоевали Дакию, а у западных отрогов Карпат родились богатые римские поселения, бума, «хлебной лихорадки» или стремительного роста городов, к которым мы привыкли в ХХ веке не случилось. Зато жизнь в славянских землях стала спокойной, размеренной.
Римские легионы ни только не угрожали, напротив, охраняли и охотно пропускали хлебные обозы в глубь империи. Вы же помните, как трудно было утолить голод ее граждан. Славяне же распахивали все новые и новые пространства, запасали пшеницу и ячмень впрок в огромных ямах-хранилищах. Между Днестром и Доном, археологи часто наталкиваются на такие земляные амбары, где можно было припасти пять и более тонн зерна.
Пустые склады говорят о многом. И прежде всего о том, что товар в них не залеживался. Но, пожалуй, еще более ярким свидетельством «счастливой жизни в благословенные трояновы века» стали находки тайников с тысячами римских систерциев, стеклянной, серебрянной и лаковой посудой, дорогими украшениями. Римляни, а за ними и ромеи не скупились, покупая хлеб.
Почти семь веков над славянскими поселками лился золотой и серебрянный дождь, обогащая казну мелких князей и их вассалов. Одни перечисления дорогой домашней утвари и драгоценностей, найденных в бывших крепостях и жилищах знатных дружинников, приводят на память современные рассказы о богатстве нефтяных шейхов, превратившихся за считанные годы из правителей полуголодных племен в сказочных богачей.
Князья, владевшие днепровскими и днестровскими землями, многим напоминают их. Пусть не так стремительно, но и они обзавелись конюшнями с быстроногими аравийскими скакунами, серебром и золотом. И уж, конечно, у лесостепных «халифов» были завистники.
Южным славянам угрожали набеги их лесных братьев: радимичей, кривичей, вятичей, живших под постояной угрозой голода. Ведь северные почвы не сравнить с черноземами. Юг же слыл обильной житницей. Даже плодородная римская Галлия не могла поспорить со славянскими землями ни разнообразием культур, ни урожаями.
Зерна в лесостепи получали в пятнадцать-двадцать раз больше посеянного. И если почвы на север и юг от Альп требовали мергеля, компостов и прочих агрономических ухищрений, то на берегах Днепра и Дона об удобрениях не думали вовсе. Достаточно было взять плуг по тяжелее, да по глубже вонзить его в землю, чтобы она обрела прежнее плодородие.
Ведь сила черноземов заключена в перегнойном горизонте. Этот слой у большинства почв не толще 10-30 сантиметров. У степных же богатырей достигает двух метров. Ну, а пищи для растений в них схоронено в десять-двадцать раз больше.
Не следует думать, будто славяне бездумно пользовались черными почвами. Напротив, они внимательно присматривались к ним. Нам ли не знать, что «таланты», дарованые свыше, сильно сказываются на характере.
Вот и черноземы тут же проявляли норов, как только человек выказывал свою неосведомленность. Их тонкая, капризная натура не терпела невежества, насилия.
Уже в четвертом веке на днепровских землях вся жизнь подчинялась сельскохозяйственному календарю. В нем с точностью до дня расписаны сроки прорастания семян, жатвы, молений о дожде. Трудно сказать насколько помогали сами моления, но обряды проводились во второй половине мая – середине июня. И повторялись в июле. В самые важные периоды вызревания хлебов. В это же время плодородная Галлия обезлюдела.
Как бы не была благословленна лесостепная земля, а в шестом веке ее стало не хватать. Расплодившиеся отпрыски княжеских родов требовали собственных вотчин. Появились и безземельные крестьяне. И тогда «сели славяне по Дунаю, где ныне земли Венгерская и Болгарская, - повествует Нестор. – И от тех славян разошлись по земле и прозвались от мест, на которых сели... и назвались древлянами потому, что сели в лесу... между Припятью и Двиною – дерговичами. Те же славяне, которые осели около озера Ильменя, прозвались своим именем – славянами, и построили город, и назвали его Новгородом...».
Исход славян совсем не похож на многие переселения того времени. В верховьях Волги, Двины, Немана, Вислы и других рек шли не кочевники, а земледельцы. На их пути лежала «обширная девственная страна, ожидавшая населения, ожидавшая истории, - писал Сергей Михайлович Соловьев. – Отсюда постоянное сильное движение народонаселения на огромных пространствах: леса горят, готовится богатая почва, но поселенец долго на ней не остается; чуть труд станет тяжелее, он идет искать новое место, ибо везде простор, везде готовы принять его».
Дело, понятно, не во всеобщем гостеприимстве. Наметанный глаз земледельца быстро уловил поразительное коварство лесных почв. Два-три года они исправно кормят пахаря, вселяют в него надежду. И, вдруг... перестают приносить урожай! Землям надо отдохнуть. И крестьянин очищает участок рядом с обессилившим полем. Через тот же срок и тот теряет силу. Так происходит до тех пор, пока в округе есть удобные земли. Но, вот, кончаются и они.
Отчаившийся человек пытается сеять на старых, заросших травой и кустарником полях. Огонь быстро пожирает стебли и ветки, но всходы не радуют землепашца. Сбываются самые худшие из его опасений. Надо уходить. Ждать возрождения истощенных полей бессмысленно. Лесные земли требовали продолжительного отдыха ... двадцать-тридцать лет.
А как же удобрения? Знал ли о них русский крестьянин? Не только знал, но и вносил под пашню весь домашний мусор, запахивал листья, солому, золу. Иного у него не было. Скот в ту пору русичи держали редко. Да, и много ли его разведешь? Кормить нечем, «вокруг дома зверь дикий рыскает», коровы, овцы, птица «брожению» мешают.
Куда проще разыскать новое удобное место, ободрать кору с деревьев, а когда подсохнут, подпалить. Такая новь – благодарна. Каждый короб посеянного зерна оборачивается пятнадцатью коробами. На человек уже не верит, что это надолго.
О колонистах, осваивавших девственные земли Америки, обычно говорили: «Первое поколение умирает, второе мучается, третье живет». В лесах Руси погибли не одно, не два, а десятки поколений землепроходцев.
Но «брожение», «привольный разгул по земле русской» оказался не таким бесцельным, как может показаться на первый взгляд. Не отдавая себе отчета, крестьяне приводили в порядок огромные пространства, где их потомкам предстояло жить и трудиться.
- Предыдущая
- 23/57
- Следующая