Замечательное превращение - Аренев Владимир - Страница 2

• Предыдущая
• 2/5
• Следующая

— Неси.

Скелет неловко взялся за кожаную поистершуюся ручку и зашагал, накренясь на правый бок. Она приостановилась, пропустила «помощника» вперед:

— Давай-давай, иди.

Пошли рядом.

Несколько раз — видимо, с непривычки — «костяк» оскальзывался, но удерживал равновесие и… чемодан. Поначалу старуха нервничала, потом перестала и только свирепо косилась на него из-под платка: экий неуклюжий.

Так и не заметила, как дошли до парадного. Скелет уже пообвыкся со своей ношей, он хотел идти дальше, но старуха остановила «костяк». По опыту знала, что перед «восхождением» нужно постоять, отдышаться, набраться сил. Пять этажей — это не пятьдесят, но ей хватит и пяти этажей, чтобы загнуться ко всем чертям собачьим. Костяку хорошо, ему терять нечего. Ему и задыхаться нечем. И чемодан нести, если уж на то пошло…

— Ты кто? — прохрипела она. Лучше пускай говорит, чем просто глазеет.

— Не знаю, — виновато ответил скелет. Пошевелил лопатками, переступил с ноги на ногу.

— А взялся откуда?

— А откуда все берутся? — растерянно спросил он. — И… я, наверное… оттуда.

Старуха рассердилась:

— Ну да, конечно! И какая ж дура тебя родила?

Он снова дернул лопатками:

— А тебя?

— У-у! — прошипела старуха. — Ты что же, думаешь, если чемодан принес, будешь меня здесь лаять? Да ты…

— Я тебя обидел? — растерялся скелет. — Извини, пожалуйста. Просто… Я в самом деле не знаю, кто такой и откуда «взялся». Я просто… я шел и увидел тебя. Тебе было больно.

— И что же? — хмыкнула старуха.

— Ну… я не мог пройти мимо. Тебе ведь было больно, — повторил он, словно это все объясняло.

— Значит, шел, — уточнила старуха. — А что же было до того, как ты увидел меня, а?

— Шел.

— А до того, как ты шел?! — она сорвалась на крик от его непроходимой тупости — и от собственного страха перед этим неведомым существом, которое сейчас держало ее чемодан.

— Не знаю. Сколько себя помню, всегда шел.

— Так не бывает, — убежденно сказала старуха.

Он развел руками, и чемодан аистиным крылом дернулся в стылом воздухе.

— Пойдем, — велела она.

Впереди было целых пять этажей.

Ключ скользнул в замок и сухо повернулся там, дверь открылась.

Запах табака, вчерашнего вермишелевого супа и мертвых газет.

Вошли.

Старуха захлопнула дверь и постояла немного, убеждая себя в том, что спина почти не болит. Наклонилась, расстегнула молнию на левом сапоге, стала стаскивать. До половины стянула — потом снова выпрямилась и замерла. Отдыхала.

Скелет встал у двери на кухню и глазел, не выпуская из кисти чемодана.

— Поставь! — велела старуха.

Он осторожно опустил чемодан на линолеум. Крышка распахнулась, вывалились мятые пачки. Потекла грязная талая вода.

— …ть! — выругалась она.

«Придется убирать».

Давил неснятый сапог.

Она уперлась носком правой ноги в пятку левой, птицей раскинула руки, прижала ладони к стенам — надавила.

Слез.

Скелет глазел.

— Уйди! — крикнула она злобно. Не было никаких сил выдерживать это глазение.

Потоптался, но так как входную дверь старуха закрывала собой, шагнул на кухню и остался там.

«Жалостник, так его!»

Наклонилась.

Расстегнула.

Немного отдышалась.

Спихнула второй сапог и надела тапочки. Замерла, потому что боль перешла все мыслимые пределы — можно было только недвижно стоять и кусать тресканные губы.

Мерно тикали в комнате часы. Потом пробило девять, и в окошечке задергалась кукушка.

Скелет вздрогнул, осторожно выглянул из кухни:

— Что это?

Старуха махнула рукой:

— Часы.

Ее боль не прошла, но отступила — даже боль иногда устает.

Старуха зашаркала на кухню, зацепила ногой цигарковиЁ коробки. Скелет отодвинулся, пропуская ее.

В кухне было все как всегда. Чернели беззанавесочные окна, за ними торчал тупым карандашом мертвый фонарь. В доме напротив двигались нечеткие цветные силуэты — как будто там другая страна, страна из далекого будущего. Внизу, во тьме, шевельнулся дворовый приблудный пес.

Вздохнула. Пошла ставить чайник.

Скелет отошел от плиты, чтобы не мешать старухе. На плите стояла маленькая кастрюлька с вермишелевым супом, рядом — сковородка, ручка которой была наполовину обломана, чайник. Она взяла чайник, чувствуя, как плескается в нем утренняя вода, прошаркала к умывальнику и отвернула кран. Привычно выждала некоторое время, чтобы стекла ржа, подставила под струю посудину.

Скелет глазел.

Старуха лязгнула чайником о плиту, подожгла огонь под ним и кастрюлькой.

Настырно кололо в боку — она решила хотя бы посидеть перед тем, как заняться уборкой.

Тяжело скрипнул под ней табурет, почти такой же старый, как она сама.

— Чего пялишься, садись, — сказала старуха.

Скелет дернул лопатками:

— Спасибо. Я не хочу.

— Не устал, значит, — пробормотала старуха.

— Что?

— Глухих везли, тебя забыли, — огрызнулась она.

А потом без перехода спросила:

— Чего ж тебя, кроме как я, нихто не видить?

«Костяк» подвигал нижней челюстью.

— Не знаю, — сказал он. — Как интересно.

— «Как интересно»! — передразнила его старуха. — Ну и шо ж ты дальше будешь делать?

— А нужно что-то делать?

Закипел чайник.

Старуха сердито посмотрела на скелет:

— А как же!

Покряхтела, полуприкрыла глаза тонкими мятыми веками — поднялась.

Заварила себе чай, налила в миску остатки супа. Предлагать скелету не стала: во-первых, она не настолько богата, чтобы кормить всех подряд, а во-вторых, все равно костяку есть нечем. И… — некуда вроде.

— Я пойду? — спросил скелет.

— Иди, — сказала она, хлебая суп.

— Можно, я вернусь позже?

Старуха пожала тощими плечами:

— Зачем?

— Помочь. Поговорить. Тебе ведь плохо — одной.

«На кой ты мне сдался?»

— Как хочешь.

— До свидания.

Лязгнул дверной замок.

Старуха даже не оглянулась.

Она убирала грязь и коробки весь вечер, делая большие перерывы на отдых. Работа, как всегда, была сражением со своим телом — привычным и мучительным. И еще, работа оставляла много времени на размышления.

Старуха думала о случившемся сегодня: странная встреча со странным «костяком». Почему-то ей казалось, что это событие изменит ее жизнь, более того — уже меняет. Только она еще не знала, к добру такое изменение или к худу. «Конечно, к худу!» — ворчал внутренний голос. «Тебе ж вон доводиться прибирать, а могла бы полежать в кровати, связать ту варежку» (сейчас, в очередной раз распустив нити, старуха начала вязать варежки внуку, но дело продвигалось медленно). Но с другой стороны — скелет помог ей донести чемодан. Она была достаточно умной женщиной, чтобы понять: сегодняшний день вполне мог стать для нее последним. Этот удар о землю… нет, сама бы она не донесла все до дома. Упала бы где-то по дороге, может, даже прямо на мостовой, и больше бы уже не поднялась. К утру нашли б, конечно — но к утру было бы поздно.

При этой мысли старуха зябко повоела плечами и нагнулась, чтобы продолжать уборку. Казалось, что ей, больной и несчастной, цепляться за жизнь? Ан нет, цеплялась, пуще всего на свете боялась упасть и не встать. И — медленно замерзать, обнюхиваемой бродячими собаками. В квартире, конечно, умирать не так страшно. Но все равно не хочется.

Скелет казался ей непременной гарантией того, что Смерть теперь минует ее. «Он защитит». Потом ругала сама себя, смеялась: «Как же, как же! Тьфу, дурь всякая в голову лизе!»

Дробно зазвонил телефон.

«Поздно. Хто ж это?»

Оказалось, Рита.

— Мама, с тобой все в порядке? — голос у дочки был далекий и шипящий помехами — она жила в новостройках, считай, на другой планете. — Мама?!

— Все. Все гаразд. Чого ты переполошилась?

— Мама!.. — Рита замялась, и в образовавшуюся паузу протиснулся голос Славика «Ма, потише!»

• Предыдущая
• 2/5
• Следующая