По Нилу на каяках - Дави Андрэ - Страница 18

• Предыдущая
• 18/51
• Следующая

Во многих местах редкий лес сменяется высокими травами. Мы непроизвольно держимся ближе друг к другу, идем в затылок, зная, что высокая трава — излюбленное убежище буйволов. Мы потонули в траве, достигающей сплошь и рядом двух с половиной метров, шагаем наугад, ожидая, что всякую минуту можем столкнуться нос к носу с одним из этих жвачных, которое не преминет на нас броситься и поддеть на свои рога. Спастись от него в таком месте нет никаких шансов. Наше единственное оружие, карабин, тут совершенно бесполезно. Спешу отметить, что за все время путешествия вдоль Нила нам ни разу не пришлось натолкнуться на буйволов. Чувствуем, что они где-то близко, то и дело попадаются их следы и совсем свежий помет, но животных не видим. Такое положение раздражающе действует на нервы. А буйволы, видимо, уже давно учуяли нас и потихоньку ретировались.

Миновав высокие травы, поднимаемся на холм, покрытый редкими деревьями и заросший очень густой травой. На дне ложбины пересыхающий болотистый рукав реки напоминает о разгаре сухого сезона. Возле него щиплет траву стадо крупных антилоп. У самца большие рога красивой формы. Самки — безрогие, зато у них гораздо наряднее мех; они время от времени поднимают голову, чтобы взглянуть на находящихся рядом детенышей, ласково лижут их и потихоньку подталкивают в нужном направлении. Мы восхищены видом этих красивейших животных, безмятежно разгуливающих среди зарослей.

Почти все ручьи пересохли, и это облегчает нам путь. Даже значительные речки — если судить по широкому, устланному галькой руслу, — без воды. На их песчаных отмелях заметны бесчисленные следы птиц, пресмыкающихся и млекопитающих, привлеченных близостью Нила.

В зарослях по всем направлениям проложены звериные тропы: крохотные следы грызунов пересекаются с глубокими следами слонов и бегемотов. Многие  тропы  ведут  к  трясинам.

В чаще то и дело появляются и исчезают животные всевозможных видов. Из мелких пород самые интересные — летяги (летающие белки). Целыми семьями они планируют с ветки на ветку, с одного дерева на другое, находящееся на изрядном расстоянии. Секрет летучести этих зверьков заключается в перепонках на лапках, которые они широко расставляют при полете, что значительно увеличивает несущую поверхность. Также любопытны даманы (жиряки),  небольшого  размера  млекопитающие.  Местные жители охотятся за ними из-за мяса, а также из-за копыт, которым они приписывают чудодейственные свойства и из которых выделывают красивые подвески.

В чаще воркуют горлинки. Навстречу попадаются бесчисленные стаи цесарок, проворно исчезающих при нашем приближении. Африканские цесарки не улетают, как большинство птиц, спасаясь от преследования, а удирают на своих коротких ногах так быстро, что не стоит пробовать их догнать. Я напрасно сделал несколько попыток. Цесарки неуклюже летают, но необычайно резвы на земле и умеют так искусно петлять во все стороны, что тотчас сбивают со следа.

Мы надели шорты, не подумав о чертополохе и колючках, которые впиваются в кожу и застревают так, что их трудно вытащить. То и дело натыкаемся на растения, причиняющие мучительные ожоги. Очень скоро руки и ноги покрываются гноящимися ранками. Хорошо, что мы запаслись пенициллиновой мазью, которая не раз выручала нас во время долгого путешествия.

Нас донимают тучи слепней. Во рту пересохло и кружится голова, потому что идем в самые жаркие часы дня, когда вся природа словно оцепенела под палящим солнцем. В обед делаем короткую остановку, чтобы немного перекусить, затем опять трогаемся в путь, следуя по берегу реки. Открывающиеся перед нами картины так чудесны, что мы готовы идти без конца, лишь бы развертывались все новые панорамы.

Целый день нас не перестает томить жажда. Правда, утолить ее не трудно. Нил рядом, и, хотя берега его покрыты папирусами, мы время от времени находим тропы животных, по которым сравнительно легко добраться до реки. Эти тропы ближе к воде неизменно расширяются и оканчиваются обширными рытвинами, устланными раздавленными и иссеченными папирусами. Мы раздеваемся, всласть купаемся и пьем, приникая губами к воде. Через четверть часа снова  пускаемся в путь, бодрые и освеженные, чтобы через некоторое время повторить все сначала. Глаз у нас теперь наметался, и мы безошибочно научились распознавать в стене папирусов ту тропку, которая выведет нас к реке. Даже не могу себе представить — что бы мы стали делать, не имея возможности купаться и утолять жажду?

Первые два дня нашими носильщиками были мади. Мы начали поход в их районе, и было бы странно набирать людей другой народности. Однако эти носильщики ушли от нас, едва мы вышли за пределы их территории. Правда, вскоре в районе переправы через Нил мы без труда наняли других.

Новых носильщиков — бари — зовут Аким, Огонэ и Игнаций. Игнаций, как видно по его имени, крещен итальянскими миссионерами, которые на Верхнем Ниле основали несколько миссий.

Наша маленькая группа трогается в путь. Носильщики идут гуськом, с дротиками в руках, на головах у них не очень обременительная кладь, в числе ее небольшой сверток, куда они уложили свои пожитки и немного провизии: миску просяной муки и сладкие бататы. Они идут босиком, ритмичным и пружинистым шагом. Карабин, который мы с Джоном несем по очереди, внушает им уверенность в безопасности. У нас не хватает духу признаться, что это оружие смертоносно для мелкой дичи, но вовсе бесполезно против крупных хищных животных, которые могут всякую минуту сыграть с нами самую скверную шутку.

Придерживаемся в походе четкого ритма: час ходьбы, как на армейских маневрах, чередуется с десятиминутным отдыхом. Стараемся не пропускать встречающихся на пути водоемов. В день проходим километров тридцать.

На стоянках носильщики садятся на корточки, открывают табакерку из коры, достают оттуда щепоть табаку, благоговейно набивают им самодельную трубку и по очереди делают длинные затяжки, испытывая при этом истинное наслаждение.

Тронуться в путь — дело нелегкое. Носильщики стараются всячески оттянуть этот момент. Джон, раздосадованный волокитой, исчезает с карабином в зарослях.

Однажды я бродил в кустах, преследуя стаю цесарок, как вдруг мне показалось, что я заблудился. Ускоряю шаг, бегу, но не слышу ничего, даже шума реки.

Мной овладевает настоящая паника. Нервы напряжены до предела. Мне уже представляется, что я потерялся в необитаемой местности, умираю от жажды и утомления. Утратив всякий контроль над собой, я, как сумасшедший, мчусь опрометью куда-то вперед. С головы слетает шляпа, но у меня не хватает духу вернуться за ней. Окончательно запыхавшись, останавливаюсь с надеждой услышать крики, но тут же снова бросаюсь наугад сквозь колючки и шипы. Споткнувшись о камни, разбиваю довольно сильно колено. Наконец, обливаясь потом, сажусь, чтобы перевести дух и прийти в себя. Решаю немного обождать в расчете на то, что я обогнал караван. И в самом деле, спустя несколько минут, вижу, как метрах в тридцати от меня, немного ниже по склону холма, пробираются гуськом носильщики с дротиками в руках и тюками на головах. Джон идет впереди. Силуэт этого бородатого великана в широкополой шляпе напоминает фигуру искателя приключений прошлого века. Я внутренне поношу себя последними словами, но... даю себе слово впредь не слишком удаляться от отряда.

На меня не впервые нападает страх, но на этот раз он беспричинен — это дурацкая, ни на чем не основанная животная  паника, ужас, к счастью,  недолговременный. Во всяком случае это признак внутреннего нервного переутомления, с которым в будущем придется считаться.

В конце дня начинаем подыскивать подходящее место для ночлега. Всякий раз, если представляется возможность, разбиваем палатку на открытой площадке, желательно у реки, но в стороне от троп, протоптанных дикими животными, спускающимися к реке на водопой.

Как только выбрано место, принимаемся за дело. Джон вместе с носильщиками занимается палаткой и заботится о воде и сухих дровах, я распаковываю свою походную кухню, привожу ее в боевую готовность.

• Предыдущая
• 18/51
• Следующая