Охота на изюбря - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 67
- Предыдущая
- 67/124
- Следующая
– Выгоните их всех по медицинским показателям, – сказал Денис, – особенно того, старого, в дрянном костюме.
Спустя полминуты всех вышибли вон, и Сенчяков продолжил свою речь уже в коридоре.
В палате остались трое: Ирина, Федякин (зам по финансам) и сам Черяга.
Извольский долго молчал, потом шевельнул ртом:
– Упустил?
– Да, – сказал Черяга, – я…
– Не надо. Алешкин рассказывал. На Басманную через двадцать минут, как вы уехали, пять иномарок прикатило. Две с эфэсбешниками, остальные банковские. Алешкин с другой стороны въехал, чуть до стрельбы дело не дошло. Ты правильно сделал, что слинял.
Противу обыкновения, директор не ругал Черягу.
– Ладно, – сказал Извольский. – Выпутаемся. Реестр закрыт, записей о продаже пакета там нет… Арбатов звонил.
Денис высоко поднял брови. Арбатов был глава банка «Ивеко».
– Предлагал обсудить сложившуюся ситуацию, – уточнил Извольский.
– Я ему обсужу, – вскипел сбоку зам по финансам, матерый пятидесятилетний мужик, приглуповатый, как сенбернар, и столь же преданный Извольскому. – Я ему…
– В банк пойдет Денис, – сказал Извольский.
Черяга встрепенулся.
– Слава, – сказал он, – я не финансист…
– В банк пойдешь ты, – повторил Извольский, – всеми московскими делами будешь заведовать ты. А Мишка пусть занимается комбинатом. Ты уж меня извини, Миша, но Денис драться умеет, а ты человек неворчливый.
– Я во всех этих акционерных делах не рублю, – повторил Денис.
– А с тебя и не спрашивают. Будешь повторять, что я сказал. Хватит. Напороли косяков, пока я в койке валяюсь…. Иди, Денис. Мне на утку надо, не хватало еще при замах этим заниматься.
Денис с Михаилом Федяковым вышли из палаты. Черяга заметил, что Ирина осталась.
В коридоре было шумно и людно, все гости Извольского спешили поклясться в верности ахтарскому хану. Раскрасневшийся Сенчяков, с горящими глазами, проповедовал случившимся рядом:
– Это не что иное, как атака прогнившего сионисткого режима на лучший российский завод! Цель «Ивеко» – загубить конкурентов западных производителей! Губернатор Дубнов правильно сказал: мы не допустим, чтобы костлявая рука Москвы взяла за горло наших рабочих!
В своем дешевом сюртучке Сенчяков необычайно напоминал пенсионера, второй месяц не получавшего причитающихся ему денег. Аудитория его состояла из пятерых ахтарских собровцев, с деланным безразличием пяливших на оратора чугунные морды, парочки московских ментов и зама губернатора. В углу с явным интересом директора слушал приблудившийся долголаптевский бычок, не покинувший больницу то ли от страха, то ли от усердия.
– А что, верно, – сказал бычок. – Вломить им, сионистам, по полной программе.
Зам губернатора Трепко подхватил Дениса и ловко отвел в сторону.
– Я не совсем понимаю ситуацию, – зашептал он, – если эти акции у Неклясова, то он еще может передать их банку?
– Сделка недействительна, – с каменной рожей сказал Черяга.
– Но он попытается это сделать?
– Сто против одного, это уже сделано.
– Но ведь реестр заблокирован.
– Он передаст банку не акции комбината. А акции подставных компаний, которым, по его мнению, принадлежит АМК. Это не имеет значения, мы все равно аннулируем сделку.
Зам губернатора обиженно засопел носом. «Интересно, сколько вас сейчас перекинется на сторону банка», – подумал Черяга. До сих пор банк наверняка не рисковал проповедовать в стане врагов, дабы не насторожить директора. А сейчас они включат передатчик на полную мощность.
В холле Черяга напоролся на доктора.
– Господин Черяга?
– Да.
– Это вы привозили Михаила Макарова?
Денис совсем забыл об охраннике, раненном, когда он взял обманом представительство собственного комбината.
– Что с ним?
– Сожалеем – он умер.
Потолок как бы присел.
– Как умер? – леденея, спросил Денис, – он был в бронежилете.
Врач развел руками.
– Один случай на тысячу, – сказал он, – удар в бронежилет сломал ребро, ребро проткнуло легкое…. в общем, мы приносим соболезнования… Это был налет? Он защищался от грабителей?
Денис пошел прочь. За что умер двадцатидвухлетний охранник Мишка? За банк «Ивеко»? За Вячеслава Извольского? А если бы его спросили – он стал бы умирать за Извольского?
Было около пяти часов вечера следующего дня, когда Денис Черяга вылез из заводского «Мерса» на тротуар возле массивного здания «Ивеко». В Москве в этот день случился невиданный снегопад, весь центр был в пробках, как весенняя ива – в сережках, и плохо одетые пешеходы, поспешая к метро, с улыбкой превосходства озирали «новых русских», упирающихся бампером «Ауди» в габариты «Мерса».
Здание банка было расположено недалеко от Белого Дома и мэрии, по внешнюю сторону Садового кольца, в одной из громадных высоток из стекла и стали, украсивших Кутузовский проспект. Черяга задрал голову и долго смотрел на гигантскую семидесятиметровую башню, чья верхушка, казалось, терялась в низких облаках и обрушившемся на Москву водопаде снежинок.
Вывески на банке не было. «Ивеко» работал только с корпоративными клиентами, и ему не было нужды привлекать к себе медоносного маленького вкладчика яркими слоганами и экзотической, как орхидея, рекламой. Только на стальной колонне у входа темнела небольшая табличка, размером с ящик из-под коньяка: «ИВЕКО. Коммерческий и инвестиционный банк». Иная фирма-однодневка вешает себе табличку покруче.
Черяга перебросился несколькими словами с группой людей, прыгавших в его ожидании на ступенях банка, и вошел внутрь.
Процедура доступа в банк «Ивеко» заслуживала отдельного описания.
Черяга сначала обратился в бюро пропусков, где ему был выписан пропуск на имя Черяги Д.Ф, а затем прошел в трехлопастную вращающуюся дверь с металлодетектором. Лопасти двери были выполнены из бронебойного стекла, при виде Черяги дверь негодующе запищала и застыла, и любезный охранник из соседнего бронированного окошка объявил Черяге, что у него есть металлические предметы, и предложил сдать сумку и прочие аксессуары в отдельное окошечко.
Черяга так и сделал, присовокупив к сумке газовый ствол, но дверь не пустила его второй раз – из-за мобильного телефона.
С третьей попытки Черяга преодолел бронированную преграду, охранник отдал ему трубку и пропустил его сумку через интраскоп. Напоследок охранник поинтересовался разрешением на газовую пушку, Черяга ответил, что когда охранник вызовет милицию, тогда он, Денис Черяга, это разрешение предъявит. Охранник внимательно изучил физиономию посетителя, вызывать милицию не стал и выдал Черяге взамен ствола номерок.
После этого Денис предъявил свой пропуск в другом окошечке, где пропуск зарегистрировали и внесли в компьютер, а Денису выдали магнитную карточку, которую надо было вставить в турникет, и еще один охранник, четвертый по счету, внимательно следил, как Денис тычет карточку в щель и преодолевает последнее препятствие.
Самое забавное во всем этом было то, что у входа в банк Черягу встречали пять лбов, и еще по крайней мере трое ждали его с другой стороны турникетов, и, таким образом, вся процедура допуска и досмотра была не чем иным, как свинским притворством, имевшим целью показать сибиряку его место.
Не меньшим притворством была и сама встреча, ибо человек, который его принял, был всего лишь одним из замов гигантского банковского монстра, – даже не первым, заметьте, замом, а простым замом, возглавлявшим департамент черной металлургии, каковой департамент, в свою очередь, вершил судьбами двух или трех российских заводиков, выловленных банковскими сетями в мутной водичке российской приватизации. Звали зама Алгис Аузиньш. Это был обрусевший латыш с Урала, белокурый и сухопарый мужик лет сорока.
– Очень рад встрече, Денис Федорыч, – сказал он, энергично протягивая руку, – как здоровье Вячеслава Аркадьича? Такое несчастье, такое несчастье!
Протянутая рука Аузиньша повисла в воздухе. Латыш слегка побледнел.
- Предыдущая
- 67/124
- Следующая