Запасной выход - Малышева Анна Витальевна - Страница 70

• Предыдущая
• 70/84
• Следующая

Он принялся ерошить волосы, забыв о том, что теперь они коротко острижены. Потом опустил руки, нервно сцепил пальцы:

– Знаешь, сколько таких мальчиков, как я? И более способных, я думаю! С музыкальным образованием, с хорошим голосом! У меня не было никакой надежды, что он будет мною заниматься, я решился просто от безысходности! Понимаешь, я подумал – если есть хотя бы единственный шанс, я должен его использовать! Иначе никогда себе этого не прощу! И что? Он согласился, он меня взял!

Я отмахнулась:

– Так иди и поцелуй ему ручки! Я не желаю этого видеть!

Он неожиданно схватил меня повыше локтя, сжал руку, будто тисками, и вытащил из кухни. Я даже сопротивляться не смогла – так растерялась. Женя буквально вытолкнул меня на середину комнаты и с лучезарной улыбкой объявил:

– Роман Владиславович, это моя Надя, познакомьтесь!

Мне было отвратительно все – что он про меня сказал «моя», и эта его улыбка, и лицо Романа, когда он на меня посмотрел… Приятное в общем-то лицо, несколько невыразительное. На нем был светло-синий свитер с треугольным вырезом на груди, джинсы… На запястье блеснул массивный золотой браслет часов. Я сразу заметила, как рассматривала эти часы Шурочка. У нее была страсть к таким вещам – она с первого взгляда определяла истинную стоимость любого украшения.

– Очень приятно, – приветливо сказал Роман. – Много слышал о вас.

Глаза у него были слегка навыкате, живые, будто подернутые влажной пленкой. Улыбка широкая, обезоруживающая. Зубы вставные – его дантист явно перестарался, придавая им слишком безупречную белизну и форму.

– Я тоже много о вас слышала, – сказала я, поневоле усаживаясь за стол.

– Ну? – ласково удивился он. – Знаете, Надя, вы скоро станете женой знаменитости!

И этот про жену! Неужели Женя отчитывался ему, что сделал предложение? Я украдкой взглянула на него. Женя не сел за стол, а прохаживался по комнате с зажженной сигаретой. Он очень нервничал.

– Вы думаете, Женя прославится? – спросила я, накладывая в свою тарелку оливки. – Я до сих пор не слышала, как он поет.

Роман очень развеселился. Он явно стремился за-владеть всеобщим вниманием, стать душой компании. Спросил Женину маму, неужели и она никогда не слышала голоса своего сына? Та застенчиво ответила, что в детстве Женя превосходно пел, но, к сожалению, квартирка была такая маленькая, что…

– Знаете, как бывает в наших хрущобах, – пояснила она, – стоит повысить голос – и начинается стук по батарее.

Шурочка заявила, что лично она всегда считала, что ее брату место на сцене. Но она надеялась, что он станет театральным актером. Или будет сниматься в кино. Роман завел с нею оживленную беседу на тему поступления в театральный институт. Шурочка поглядывала на него все ласковее, и я начала подозревать, что она рассчитывает что-то от него получить. Протекцию, например. Исключительно за счет своей неотразимей внешности и личного обаяния. Бедная, знала бы она, что его интересуют только парни!

Разговор мало-помалу стал всеобщим. Роману удалось завести даже моего отца, который сообщил, что в ранней юности он как-то участвовал в школьном спектакле, играл Буратино. Женя остановился у меня за спиной, положил руку мне на плечо. Я почувствовала легкое, едва заметное пожатие его пальцев. Это, наверное, была благодарность за то, что я так хорошо держалась. И я не выдержала:

– Роман Владиславович, у нас с вами есть общая знакомая. Нельзя узнать, как она себя чувствует?

Тот в этот момент как раз трудился над бутылкой «Асти мондоро» – шампанское принес Женя. Роман поднял на меня невнимательный взгляд:

– Кто именно?

– Елена Викторовна.

В этот миг пробка, которая слишком туго шла, оказалась у него в ладони и пенная струя побежала на паркет. Роман брезгливо отодвинулся, его лицо исказила гримаса… И он тут же засмеялся:

– Потерял квалификацию. – Разливая шампанское по граненым хозяйским стаканам, он весьма непринужденно переспросил: – Елена? Вы что же, познакомились?

– Вы это хорошо знаете, – невежливо ответила я. – Я с ней приезжала к Жене, на ту квартиру… Мы хотели кое-что выяснить насчет погибшего музыканта.

Женя все еще сжимал мое плечо. Его пальцы стали ледяными, он стиснул меня так, что мне стало трудно терпеть боль. Я дернула плечом:

– Отпусти меня! Я буду говорить, о чем хочу!

На меня смотрели все. Кто испуганно, кто выжидающе. Но особенно неприятно было встретить взгляд Романа. Он смотрел на меня ничего не выражающими глазами. Просто ждал продолжения.

– Иван заходил в кабинет к Елене Викторовне? – спросила я.

– Не понимаю, – вежливо ответил он, ставя на стол опустевшую бутылку.

– Он заходил к ней в кабинет, – повторила я. – И там с ним что-то случилось. Почему телефонная трубка оказалась сброшенной? Он хотел позвонить?

Роман слегка приподнял бесцветные брови, перевел взгляд на Женю. Тот сильно, зло тряхнул меня за плечо:

– Надя, ты с ума сошла?! Ничего этого не было!

– Заткнись! – Я вскочила, с шумом отодвинув стул.

– Его убили в том кабинете, я уверена! А потом, после праздников, вы догадались наконец почистить ковер! Слишком поздно! Ему проломили голову там, а не на шоссе! Он никого не сажал в машину, слышите – никого! Его убили у вас! Его убили вы!

До меня будто издалека донесся испуганный мамин голос. Я обернулась, чтобы объяснить ей… Лица поплыли у меня перед глазами, превращаясь в цветные туманные пятна. Визг Шурочки. Чьи-то руки не дали мне упасть, а потом я, будто сквозь сон, почувствовала, что меня укладывают на диван, и смутно услышала от кого-то, что я потеряла сознание.

Эта женщина, чью внешность можно было вежливо назвать «обыкновенной», носила несколько претенциозное имя – Жанна. Неопределенная прическа – с натяжкой напоминающая отросшее каре. На мясистой переносице – глубоко въевшийся след от очков. Очки она сняла и теперь держала в футляре, которым беспрерывно щелкала – то открывая его, то захлопывая. Тесно сдвинутые полные колени, массивная грудь, золотой кулон, затерявшийся в складках малинового трикотажа… И неожиданно очень красивые руки – изящные кисти, заостренные тонкие пальцы, белая холеная кожа. Никаких колец, умело сделанный маникюр.

То ли она хлопала футляром, сознательно привлекая внимание к своим рукам, то ли делала это машинально. Так или иначе, звук раздражал, и Ксения резко посоветовала ей прекратить это.

Жанна подняла глаза – усталые, потемневшие от недавно пролитых слез:

– Извините… Я просто не знаю, что делать.

– Сидеть здесь и плакать – это не выход, – бросила та. – В конце концов, она взрослый человек и могла просто отправиться в гости!

– Взрослый человек? – Жанна беспомощно сложила руки на коленях. – Нет, только не она… И она бы никогда не оставила ребенка одного на двое суток… Гена никогда с ней не расставался! Он переживает…

Ребенок, нужно признать, не выглядел обеспокоенным. Скорее, скучающим. Он без интереса наблюдал за попытками своего младшего сводного брата вовлечь его в игру. Игрушки, которыми забавлялся Алеша, у него никакого энтузиазма не вызывали. Ксения изредка бросала взгляд в сторону детей, и я понимала, что она сравнивает их. Кто красивее, здоровее, кто больше похож на отца?

Я, например, считала, что тут первенство принадлежит старшему. Гена был удивительно похож на Ивана. И выглядел таким же непробиваемо спокойным. Обманчивое впечатление, скорее всего.

…Вчерашняя буря, которую я так неожиданно вы-звала, закончилась мертвой тишиной. Когда я пришла в себя – минут через двадцать, не больше, то в квартире не оказалось никого, кроме Жени. Он сидел на кухне, курил и не собирался приводить меня в чувство. На столе стояли нетронутые стаканы, до половины налитые шампанским. Оно уже успело выдохнуться. Я отпила из своего стакана, съела оливку, прошла на кухню и потребовала, чтобы Женя немедленно дал мне телефон Елены Викторовны.

Он ответил отказом. Говорил сквозь зубы, не глядя на меня. Я повторила просьбу и пригрозила, что в случае чего, знаю, как ее найти.

• Предыдущая
• 70/84
• Следующая