Две кругосветки - Ленковская Елена - Страница 39

• Предыдущая
• 39/47
• Следующая

Выслушав рассказ Вильяма о том, как тот, оставшись с американского судна, служил какое-то время в Российско-Американской компании, знает всех чиновников в нашей колонии и выучился говорить по-русски, Беллинсгаузен заметил:

— Ваши татуировки отдалённо напоминают мне рисунки, которые наносят на себя туземцы Нукагивы.

— Вы очень наблюдательны, господин капитан. Вы, должно быть, бывали там?

— Бывал. Только давненько.

— Здесь мода почти не меняется, — усмехнулся Вильям. — Я прожил в заливе Таиохае несколько лет, — признался он, — и даже женился там — на прекрасной молодой островитянке.

— Вы жили среди людоедов?

— О, да. Впрочем, не могу жаловаться на их отношение ко мне. Благодаря своей жене я даже стал королевским родственником. Но… При первом же удобном случае, когда в Таиохае бросило якорь американское судно, я вместе с женою переехал на мирный Таити. Думаю, вы меня поймёте…

Вильям не договорил. Мимо по запруженной народом палубе пробиралась Луша, таща в руках тяжёлую корзину с апельсинами. Карие глаза взглянули на диковинно одетого и остриженного Вильяма с интересом. Луша, видно пыталась понять, европеец ли он. А может, бутон за ухом Вильяма, носимый по здешнему обычаю, привлёк её внимание. Девчушка всё-таки, ласково подумал Беллинсгаузен.

Вильям закашлялся в кулак. Если бы Беллинсгаузен взглянул в этот момент на своего гостя, от него не укрылось бы, что Вильям проводил девочку странным пристальным взглядом — таким, как будто он, подобно Беллинсгаузену, тоже что-то вспомнил.

Но капитан «Востока» смотрел на Лушу: та запнулась, и апельсины посыпались, оранжевыми мячами поскакали по выскобленным до бела палубным доскам.

— Здешний король Помаре встретил меня ласково, подарил мне участок земли. — Вильям прокашлялся и продолжил свой рассказ как ни в чём не бывало. — Теперь я вместе с женой и детьми провожу золотые дни в собственном доме, в 75 саженях от взморья, на берегу Матавайской гавани. Таити — райский уголок!

Беллинсгаузен наклонился, чтобы поднять подкатившийся к его ногам апельсин. Он крепко сжал пальцами крупный, с ноздреватой пупырчатой кожицей плод, поднёс его к самому лицу и с наслаждением вдохнул цитрусовый запах, бодрящий и сладкий. Действительно, райский уголок…

— С вами плавает юнга? — спросил Вильям, кивая вслед собравшей, наконец, все апельсины Луше. — Трудности дальнего плавания быстро делают из мальчиков настоящих мужчин и моряков.

— Это девочка. Хотя… — … улыбаясь, Беллинсгаузен легонько подкинул в руке апельсин, ловко поймал его. — Наверное, лучше бы ей было родиться мальчишкой… — проговорил он в раздумье. — Мы выкупили её в невольничьей лавке, в Бразилии… Впрочем, это долгая история. Одно могу сказать — за время плавания мы все к ней очень привязались.

После разговора с Беллинсгаузеном, который с радостью взял его в переводчики, Вильям подошёл к коротко остриженной кареглазой девчонке в матросских штанах и рубахе. Он нашёл её у корабельного шпиля. Прижавшись к нему спиной, она неотрывно глядела на манёвры трёхмачтового шлюпа под российским флагом, входившего в бухту.

— Здравствуй! — сказал он, вглядываясь в удивительно знакомые черты. Те же карие мечтательные глаза, густые ресницы, прямой нос, слегка обрызганный веснушками. Только мягче контуры лица, тоньше изгиб бровей, таинственнее взгляд.

— Здравствуйте! — ответила девочка, оторвав глаза от выцветшего от жары, жемчужно-серого горизонта.

— Ты мне кого-то очень напоминаешь.

— Да? — смутившись под его пристальным взглядом, она быстрым, привычным движением заправила короткие прядки за порозовевшие уши.

— Меня зовут Вильям, а тебя?

Луша ответила и голос её дрогнул.

— Ну и дела, — сказал тот. — Раевская. Так у тебя брат есть? А? Есть у тебя брат-близнец? Ну, что ж ты молчишь-то?

Луша только головой затрясла.

— А где он, ты знаешь?

— Я… я давно не видела его. Но думаю — он на «Мирном».

— «Мирный» — второй корабль экспедиции?

— Да. Вон он, — кивнула она подбородком в сторону моря, — заходит в бухту.

Вильям хмыкнул. Не спрашивает, кто я такой. Значит, сама догадалась.

— Знаешь, кто я?

— Думаю, да. Матрос, который повстречался нам у Южной Георгии, говорил мне, что… — Луша запнулась. — В общем, он сказал — на Таити будет кто-нибудь из наших.

— Всё правильно, я хронодайвер, — проговорил Вильям тихо, но отчётливо. — Но кто бы мог подумать, — искренне недоумевая, покачал он головой, — что девочка, которую я должен встретить — сестра того мальчика с Нукагивы!

Он озадаченно почесал большим пальцем кустистую бровь.

— Значит, домой он не вернулся… Впрочем, мне теперь ясно, почему, — и Вильям с ног до головы осмотрел Лушу. Подмигнув, спросил неожиданно:

— Давно платьев не носила?

Луша кивнула и удивлённо захлопала ресницами, не понимая, к чему он клонит.

— Если вечером отпустит капитан, съедем на берег. Моя жена сошьёт тебе платье.

Луша расцвела. Она не стала спрашивать — зачем. Вопрос — зачем ей платье? — имел для неё вполне простой ответ. Чтобы его носить!

— Так ты говоришь, твой брат на «Мирном»?

— На «Мирном», я точно знаю. Меноно узнал меня. Он, как и вы, перепутал меня с братом.

— Меноно?

— Да вон он стоит.

Стройный молодой туземец, почти мальчик, откидывая длинные чёрные волосы со лба, оживлённо разговаривал с каким-то туземцем.

— Он с Анаа, верно? — прищурился Вильям.

— А откуда вы…

— Вон видишь, он встретил соотечественника.

— Вы что, мысли умеете читать? — девочка в изумлении округлила глаза.

— Нет, но я разбираюсь в здешних татуировках. — Вильям хохотнул, и легонько похлопал её по плечу. — Как ты думаешь, твой брат догадывается, что ты здесь?

Луша пожала плечами.

— Ну, если его перепутают со мной, наверное, догадается.

— А могут?

— Не знаю. Матросы — вряд ли. А старшие офицеры… Они за время плавания часто приезжали к нам на «Восток» — угощались, пили чай, подолгу разговаривали. Правда, в кают-компанию набивалось так много народу, что в эти дни я обычно обедала с матросами.

— Угу. Значит — пятьдесят на пятьдесят. — Он вздохнул, посмотрел на неё озабоченно. — Главное — вам обоим глупостей не наделать. Без меня — не встречаться. Ни-ни! Улепетнёте куда-нибудь не туда, на радостях-то. А, кроме того, в вашем возвращении есть кое-какие тонкости, дружок. Подробности — потом.

— О, к вам высокие гости! — Он вытянул покрытую татуировками руку. — Видишь, лодка. На ней — король Таити, его зовут Помаре.

К шлюпу и в самом деле медленно приближалась двойная лодка с помостом, на котором восседал смуглый человек огромного роста, весь до шеи до пят облачённый в белые одежды. Его чёрные волосы были спереди острижены, сзади — от темени до затылка — свиты в один висячий локон. Важно топорщились чёрные усы над толстыми губами, хмурились чёрные брови. Стоило признать, выглядел Помаре по-королевски.

Вскоре король Таити уже стоял на шкафуте «Востока» и поджидал, пока высадится королева и другие члены его семейства. — Рушень, рушень, — повторял он с довольным видом, ласково оглядывая присутствующих. Так он называл русских.

Потом он произнес имя российского императора Александра. Наконец, сказав «Наполеон», засмеялся — так король хотел показать, что дела Европы ему известны.

— Что ж, — улыбнулся Вильям, — самое время приступить к обязанностям переводчика. — А тебя я заберу вечером, не волнуйся. — И он двинулся туда, где, улыбаясь, уже всходили на борт пленительные таитянки из королевской свиты. Зелёные зонтики из свежих кокосовых листьев покачивались на их остриженных головах.

— А я ещё вернусь сюда, на «Восток»? — почти крикнула Луша.

Вильям обернулся.

— Вряд ли, — покачал он головой и повторил нараспев, думая уже о чём-то своём. — Вряд ли. — Впрочем, посмотрим.

Луша тяжело вздохнула и молча уставилась на красные цветочные узоры, украшавшие жёлтые платья грациозных таитянских красавиц.

• Предыдущая
• 39/47
• Следующая