Две кругосветки - Ленковская Елена - Страница 29

• Предыдущая
• 29/47
• Следующая

Произошло короткое разбирательство.

Записи о путешествии, сделанные в одном экземпляре, нужно было срочно восстанавливать. Юнга, молчавший как рыба, готовился понести наказание.

Братья Коцебу пришли к Крузенштерну просить за Раевского. Они сумбурно изложили, как было дело, краснея, и перебивая друг друга. Капитан, немного смягчившись, сказал, что и так догадывался, чьи это на самом деле проделки.

Вызвав Ратманова, Иван Фёдорович потребовал у своего старшего помощника навести на судне военный порядок. Ратманов кивнул, щёлкнул каблуками и удалился.

Порядок Ратманов навёл быстро. Находясь на командирской вахте, он одернул пьяного графа за его очередную выходку.

— Я вызываю вас на дуэль! — оскорбился граф.

Ратманов только засмеялся. Долг старшего офицера на корабле не позволял ему принимать участие в дуэлях.

Услышав пренебрежительный смех Ратманова, Толстой набросился на старпома с кулаками. Случилась короткая, но весьма ожесточённая потасовка.

Когда на крики из каюты выскочил Крузенштерн, матросы уже затирали на палубе свежую кровь, денщики уносили Толстого, а Ратманов, заложив руки за спину, невозмутимо осматривал горизонт.

Несколько дней, пока граф Толстой отлёживался в каюте, на корабле никто не дебоширил.

Японского толмача тоже не было видно. Во всяком случае, встречи с Русей и братьями Коцебу ему успешно удавалось избегать.

Стоял апрель.

«Надежда» бороздила воды Тихого океана.

Десять недель мореплаватели шли под парусами: месяц до мыса Горн, и полтора — уже после. Всё это время люди практически не видели солнца. Два с половиной месяца «Надежду» преследовали туманы и штормы. Приходилось каждый день отливать из трюма морскую воду, а ведь раньше довольно было и двух раз в неделю. Зато пресную воду давно выдавали мерою — по две кружки на день.

Крузенштерн всерьёз беспокоился о здоровье своих людей. Доктору Эспенбергу было велено произвести поголовный осмотр команды, чтобы выяснить, нет ли на корабле заболевших цингой. Всякому моряку было известно, что эта болезнь, в течение столетий посещавшая корабли дальнего плавания, унесла десятки тысяч матросских жизней. А потому доктор осматривал людей с особым тщанием. Каждому он внимательно заглядывал в рот — ведь от цинги разрыхляются и кровоточат дёсны, и шатаются зубы.

— А у меня зуб качается, — накануне осмотра сообщил Морицу Руся, дотрагиваясь до зуба сначала языком, а потом и пальцами.

— У тебя цинга! — поставил диагноз Мориц и испуганно посмотрел на Русю, который с отсутствующим видом раскачивал зуб.

— Чего? — Руся безмятежно улыбнулся. — Да не, это же молочный зуб. Просто его время… истекло! — Он снова разинул рот и с увлечением принялся расшатывать зуб то языком, то пальцами.

— Молочный зуб? — удивился Мориц. — Я думал, ты старше! Сколько тебе лет?

— Двести… двенадцать? Не… — Руся возвёл глаза куда-то к небу. — Щас, шкажу, эээ… — забормотал он, не вынимая пальцы изо рта.

Наконец, заключил несколько озадаченно:

— Уже тринадцать, что ли… — похоже, с математикой у него было гораздо хуже, чем с языками.

Мориц нервно заржал.

— Ага! Двести тринадцать! И уже цинга. А ты ещё так молод…

— Постой-ка, — забеспокоился вдруг Раевский, неустанно ковыряясь во рту. Ему внезапно показалось, что этот качающийся зуб у него уже когда-то менялся… — А Эспенберг умеет отличить молочные зубы от постоянных?

— Не думаю, — мрачно ответил Мориц. — А синие пятна у тебя есть?

— Чего?

— Синие пятна на теле — тоже признак цинги.

— Ну, есть конечно, — задрал штанину Руся, показывая громадный синяк на колене. — И вот ещё тут, на боку. — Под рубашкой сверкнули очередные синяки. — Будто у тебя нету!

— Не-а, у меня нету, — покачал головой Мориц. — Всё, каюк тебе, — вздохнул он, — будешь пить еловое пиво… до самой смерти.

— Гадость поди? — скривился Руся.

— Гадость страшная, — подтвердил Мориц, — я пробовал. Но это непродолжительное лечение, — попытался утешить он приятеля.

— Почему? — немедля заинтересовался тот.

— С цингой долго не живут! Или умрёшь…

Раевский икнул.

— …или поправишься, — заключил Мориц.

Он вздохнул и сочувственно положил руку на Русино плечо.

Умел или нет доктор Эспенберг отличать молочные зубы от постоянных, неизвестно, однако капитану Крузенштерну он доложил, что признаков цинги на «Надежде» не обнаружено, и что дёсны у матросов ему показались «даже здоровее и твёрже, чем во время осмотра в Кронштадте». Елового пива, сваренного по рецепту Кука из концентрата еловых шишек, Русе отведать так и не пришлось. К его большому облегчению.

Впрочем, не хуже помогал от цинги лимонный сок и квашеная капуста, которых на «Надежде» заботами Крузенштерна было в достатке.

А через пару дней наконец выглянуло солнышко. Наступил первый тёплый день с той поры, как «Надежда» снялась с якоря у бразильского острова Святой Екатерины.

На шлюпе тут же начались работы, возможные лишь в погожие, солнечные дни.

Парусники взялись чинить старые паруса: ими вполне ещё можно было воспользоваться во время ровных пассатных ветров. С бака полетели весёлые звуки молотка, бьющего по наковальне — это кузнец готовил топоры и ножи для мены с островитянами. Пушки, временно убранные в трюмы, были подняты и поставлены на свои места, и гвардии поручик Толстой с видимой охотой принялся обучать матросов стрельбе и прочим военным экзерцициям[54].

Крузенштерн, поочерёдно подставляя впалые щёки выглянувшему солнцу и глядя на рвение матросов, одобрительно посмеивался. Погода хороша, да и беспокойному графу нашлось, наконец, полезное применение.

Заложив руки за спину, сосредоточенно поджав тонкие губы, Крузенштерн стал неспешно прохаживаться по шканцам. Нужно было решать, куда плыть дальше.

Хотелось бы, конечно, поскорее доставить посланника вместе со всем посольством в Японию. Капитан бросил взгляд на Толстого, что-то втолковывающего матросу, усмехнулся. Да, это было бы неплохо…

Он замедлил шаг. Нет, в Японии придётся пробыть минимум полгода. За это время товары Российско-Американской компании, которые нужно как можно скорее доставить в Камчатку, перепортятся окончательно.

А если случится так, что японский император заупрямится и откажет Резанову? Тогда и посольство уедет ни с чем, и товары пропадут. Обе поставленные перед экспедицией задачи не будут выполнены.

Решено! Сначала они отправятся на Камчатку.

«Надежда» пересекла южный тропик и приближалась к Маркизским островам. Она держала курс к Нукагиве[55], самом крупному из них. Здесь Крузенштерн предполагал сделать долгожданную остановку на пути в Камчатку.

Вечером 6 мая стали видны неясные очертания острова, почти полностью покрытого туманом. Наутро туман рассеялся. Шлюп приблизился к побережью, и теперь ясно видны были тёмные обрывистые скалы, увенчанные острыми пиками.

Где же они, плодородные долины тихоокеанских островов, воспетые Форстером и Куком? Путешественники, утомлённые более чем трёхмесячным странствием под парусами, мечтали о рощах кокосовых пальм, о хлебных деревьях и бананах.

Пока не было видно ничего, кроме голых и бесплодных камней. Водопады, переполненные недавними сильными дождями, оживляли пустынный пейзаж. Пенистые струи низвергались с высоты не менее тысячи футов[56] прямо в море.

Впрочем, вид пресной воды, в изобилии льющейся с крутых утёсов, не мог не вызвать ликования даже у самых приземлённых натур: на «Надежде» давно выдавали воду для питья мерою.

• Предыдущая
• 29/47
• Следующая