Никогда не заговаривайте с неизвестными - Малышева Анна Витальевна - Страница 76

• Предыдущая
• 76/79
• Следующая

— А потом, когда меня выпустили… Под подписку о невыезде… — заговорил Иван тоном какой-то издевки. — Я поехал обеспечивать себе алиби. Это, конечно, плохо, что не подумал заранее… Я обещал вспомнить. А следователь сказал, что если не вспоминается, то лучше не напрягаться.

— Скотина… — прошептала Муха. — Он над тобой издевался!

— Да ну, милейший дядя! — усмехнулся Иван. — Я решил попросить друзей, чтобы они подтвердили, что я провел время с ними. И можешь себе вообразить — у меня нет друзей!

— Отказались?! Все?!

— Нет, что ты? Просто не оказалось никого. Ты это понимаешь? Дожил до тридцати… И никого. Серегу ты убила.

— Я…

— Молчи, — попросил он таким голосом, что ей стало нехорошо. — Молчи, пожалуйста. Я все уже знаю, все слышал про твои несчастья. Позвонил матери… Спросил, до скольких она работала в тот день. Она сказала, что до шести была на работе. Ты понимаешь, что и она в этом случае не годится… Я думал, долго думал…

Он вдруг засмеялся, каким-то визгливым смехом, неестественным для мужчины:

— Позвонил своей бывшей жене! Она меня едва узнала. Обрадовалась, предложила встретиться. Мы встретились, поехали в ресторан. Сидели там, как.., двое придурков. Говорить не о чем.

Я хотел ее попросить. И ты понимаешь, посмотрел на нее… И не попросил. А она, конечно, сразу поняла, что я ее позвал не потому, что соскучился. Разговора не получилось. Она, знаешь, стала сногсшибательно красивая. Вроде бы замужем — я видел кольцо. Как ты думаешь, почему она решила со мной встретиться?

Муха поняла, что ответа от нее не ждут, и промолчала. Он опять закурил, но на этот раз сигарету держал ровнее, рука перестала дрожать. На Муху он не смотрел.

— А потом она встала и сказала, что должна ехать. А я остался. Нарезался… Один. Мерзкий был ресторан, все на тебя смотрят. Потом… Я поехал к матери. Я сам уже не помню, как… Меня остановили гаишники, я дал денег. Отпустили… А там, понимаешь, кафе. Я туда зашел, там знакомая работает… Друг детства… Моя первая женщина… Я к ней зашел. Почему? Скажи — может, я такой подонок, что мне только такие бабы и остались?

— Все может быть, — сказала Муха.

— Что?!

— А что бы ты хотел услышать?

Иван отмахнулся:

— Галка сказала, что она мне поможет. Что она может сказать, я был с ней… Она в тот день не работала, по больничному. Короче, у нее был запой.

Повезла меня к себе на квартиру… Странно, как она еще не пропила квартиру. Мы там просидели до часу ночи.

— Она сделает тебе алиби? — спросила Муха.

— Поможет…

— Значит, все хорошо?

Иван дико на нее взглянул:

— Ты это называешь — хорошо? Почему ты еще здесь? Я дал ментам этот адрес, я должен был дать адрес, где живу. Я тут живу, поняла? А ты…

Уходи.

— Я уйду, — выдавила Муха. Она растерянно оглянулась, схватила парик, сумку…

— Зачем постриглась? — спросил Иван. — Тебе не идет.

Она молча вышла в ванную. Красилась через силу — рука почему-то немела, будто свинцом налитая. Она ждала, что сейчас парень откроет дверь, войдет, обнимет ее. Что-то изменится, а что-то останется, как было. Но тот не вошел. Уже полностью одетая, подкрашенная, в парике, девушка остановилась на пороге комнаты.

— Я ухожу, — сказала Муха. — Вань, ты выпутаешься. Я заметила, что ты счастливый, не как я. Знаешь? У счастливых даже лица какие-то особенные. Ты выпутаешься. Хочешь поспорим?

— Пока, — бросил Иван.

— Я… — начала она, но, увидев его каменную спину, замолчала, положила ключи от квартиры на подлокотник дивана и ушла.

"Если вы хотите говорить о деньгах, тогда обращайтесь не ко мне. Я эти вопросы не решаю.

Предложение у вас интересное. Но денег под него вам вряд ли удастся достать.

— Вы считаете? А я вот думаю, что предложение должно вас заинтересовать. Это уникальное предложение. Я пришел прямо к вам, потому что вам эти сведения дороже, чем другим.

— И я дороже за них заплачу? Я за них платить вообще не буду. Забирайте бумажки, забирайте, все понятно и так.

— Но вы должны понять, что в таком случае я пойду к другим людям.

— Я это понимаю. Вы, журналисты, не останавливаетесь на полпути.

— Я не журналист.

— Мне безразлично, кто вы. Я вас не знаю.

Больше времени уделить не могу.

— Мое дело предложить. Если вы отказываетесь… В таком случае, не за что будет меня упрекать, когда эти сведения узнает кто-то еще. Первый, к кому я обратился, были вы!

— Убирайтесь…"

Запись кончилась, следователь отжал кнопку.

Жумагалиев слушал запись внимательно, склонив голову набок, даже сейчас не переменил позы, будто продолжал слушать тишину.

— Вы, надеюсь, узнали этот голос? — спросил его следователь.

— Да. Это был тот, с телевидения… Странный человек.

— Значит, разговор вы помните?

— Отлично помню. Не знал только, что он записывался. Удивительно, как я не подумал, что этот человек станет все записывать. Это было на него очень похоже…

— Ну, а что же у этого человека… У Константина Кукушкина было за уникальное предложение? — поинтересовался следователь. — Какие материалы он собирался предъявить?

Жумагалиев усмехнулся:

— Жаль, что он записал только конец нашей беседы. Было очень любопытное начало. Пришел он ко мне, чтобы предупредить, что меня хотят столкнуть с места, если можно так выразиться. И причем сталкивать будут грубо, без церемоний.

Вплоть до убийства.

— Значит, речь шла об этом?

— Об этом. Жаль, что Константин не записал начала беседы… Там ничего больше нет? — Жумагалиев кивнул на диктофон.

— Ничего.

— Может, стерли нарочно? Видите ли, если бы записано было все… Вы бы так со мной не разговаривали. А в таком виде эта запись, конечно, играет против меня. Сдается мне, что этот, как его… Кукушкин, да, тоже являлся частью их плана…

— «Их» — это вы о ком?

— Понимаете… — задумчиво протянул Жумагалиев. — Не знаю, надо ли об этом… Получается, что он был прав. Принес мне доказательства, то есть это были косвенные доказательства… Что один мой близкий человек, друг, метит на мое кресло.

Но вот в чем дело — я ему не поверил. Знаете, часто бывает, что у богатых людей требуют деньги за чепуху. Приносят им какие-то скандальные сведения о близких. Играют на чувстве личной опасности… Тут надо быть очень осторожным. Ну, а я человек здоровый, паранойей не страдаю. То есть не люблю подозревать людей попусту. Я прогнал Кукушкина, потому что мне не понравилось его поведение. Если бы он еще не требовал денег за эти сведения — я бы выслушал внимательней.

— А что за сведения он вам принес?

— Не имеет значения. Да ничего конкретного там не было. Не знаю, как эти бумаги к нему попали? Понятия не имею. Да… — Жумагалиев задумчиво смотрел на диктофон. — Почему же он не включил свою игрушку раньше? Простите, это я так, думаю вслух.

— У вас, значит, были враги?

— Как не быть. Были.

— Например?

— Да не перечислишь. Я не хочу называть никаких имен.

— И теперь вы хотите меня убедить, что вас, по вашему выражению, хотели скинуть? И теперь вот скидывают?

— Пожалуй, так. Меня не смогли скинуть законным путем. Надо ведь было представить материалы о том, что фонд действует противозаконно.

А у них были только слова. Одни слова. Собачий лай! Знаете, этим можно произвести впечатление на телезрителей, если умело подать… Но вот на органы впечатления не произведешь. Они, видимо, решили меня подставить по-другому. Вы мне толкуете, что я заказал этого несчастного Кукушкина, потом его жену. Абсурд! Вы говорите — у вас есть данные. Почему же я не видел этих данных?

Где люди? Где свидетели? Ну, покажите мне хотя бы еще один диктофон с записью, где я договариваюсь с киллером!

— Еще одного диктофона у нас нету — признался следователь. — А кое-что другое есть. Вот, почитайте. Прошу вас. — Он протянул Жумагалиеву несколько листов бумаги, напечатанных на машинке. Жумагалиев взял их, близоруко поднес к глазам, принялся читать. Мало-помалу он зашептал текст вслух:

• Предыдущая
• 76/79
• Следующая