Медный король - Дяченко Марина и Сергей - Страница 46

• Предыдущая
• 46/113
• Следующая

А Лукс ведь так и не появился. Развияр, оказывается, в глубине души ждал, что зверуин его догонит. С какой стати?

«…что все кончено, и отчаялись, но вдруг…»

Тогда он сказал как можно быстрее – чтобы не передумать:

– Медный король, Медный король! Возьми, что мне дорого. Подай, что мне нужно.

– Дурачина! Ты ее всю спалил, что ли?

Развияр по-прежнему стоял на коленях перед очагом. Пламя возводило к черному печному зеву города и замки, своды, мосты, и все это исчезало через долю мгновения, рассыпалось и таяло.

Он видел все так четко и ясно. Он понимал так много. Невнятное желание, так долго мучившее его, наконец-то осуществилось, и наступил хрупкий покой; Медный король принял его жертву. Она была недостаточна; обрывок книги, сколь угодно любимой, малая ценность в сравнении с куском хлеба для голодающего, с огарком свечки для обреченного на тьму.

И все-таки Медный король принял жертву.

– Что с тобой? – трактирщица подошла и ласково положила руки ему на плечи. – Притомился? А некогда отдыхать – сейчас за водой пойдете со средним моим…

– Спасибо, – он поднялся. – Я пойду.

Она попятилась, заглянув ему в лицо. Он покачал головой, заранее отсекая вопросы, и оглядел комнату в поисках своей заплечной сумки.

– Сволочь ты, – непривычно тихо сказала трактирщица.

– Нет, – он посмотрел ей прямо в глаза. – Я твой должник. Когда-нибудь отблагодарю.

Она тяжело задышала, но не сказала больше ни слова. Развияр нашел свою сумку, и через несколько минут, одетый в свою старую одежду, вышел на продуваемую ветром улицу.

Поднималось солнце. Развияру казалось, что и он поднимается над землей, что на эти бледные зимние лучи можно опереться. От суденышка, застрявшего у пристани во льду, падала резкая тень. Развияр шел из поселка обратно к развилке.

Впереди послышался топот – вернее, шорох земли под бегущими лапами. Развияр прищурился; навстречу вылетел Лукс, горячий, потный. Пар вился над его спиной.

Увидев Развияра, зверуин припал к земле на всех четырех лапах. Дышал тяжело, ресницы побелели от инея. Встретив взгляд Развияра, сузил глаза. Хотел что-то сказать, но только выругался по-зверуински.

– Я не туда свернул, – сказал хрипло, безнадежно. – Всю ночь… Эх.

Развияр подошел. Положил ему руку на плечо, рывком притянул к себе. Лбом уперся в мокрый, прохладный лоб:

– Сглупил я. Прости.

И вскочил Луксу на спину.

Не Развияр ли обещал себе никогда больше, никогда-никогда не приносить жертв Медному королю?

Через несколько дней, когда ослабело чувство обновления, свободы, необыкновенной ясности, он почувствовал нечто вроде вины. Как будто в самом деле нарушил присягу. И еще: ночами вспоминался вкрадчивый голос властелина, и была в этих воспоминаниях такая нестерпимая жуть, что Развияр просыпался и не мог уснуть до утра.

Иногда снилась трактирщица. Это были сны, мучительные по-своему, но Развияр не боялся их. Иногда эти сны врывались в видения о детстве и доме: Развияр скрипел зубами, когда во сне удавалось войти в родной дом, а вместо матери за столом сидела, упершись в столешницу широко расставленными руками, голая трактирщица. Он пытался проснуться и не мог, колол трактирщицу пером, извлеченным из-за уха, а она смеялась, не чувствуя боли.

В середине лета маленькая галера без названия высадила их с Луксом на Каменной Стрелке – косе, отгораживающей море от залива. По Стрелке предстояло добраться до берега, а уж на берегу, выше по течению двух маленьких рек, отыскать Черную Бучу.

Каменная Стрелка, говорят, когда-то была сложена руками миллионов рабов. В незапамятные времена здесь стоял город, и Стрелка обороняла его, не пуская в залив вражеские флоты. С тех пор прошли века, от города остались поросшие лесом развалины, а Стрелка, хоть и просевшая, до сих пор возвышалась над водой, и среди камней гнездились черкуны.

Колоссальные глыбы, большие и малые камни, расщелины и скаты, где негде поставить ногу, напоминали Луксу родное Нагорье. Он продвигался, небрежно перескакивая с одной ненадежной опоры на другую, а Развияр сидел у него на спине, крепко ухватившись за голые загорелые плечи зверуина.

Примерно на середине Стрелки торчал из камней столб с прибитой к нему имперской радужной грамотой. Документ извещал, что эти земли «от горизонта до горизонта» присоединены к Империи и пользуются всеми императорскими милостями, неся при этом все надлежащие повинности. Бумага, не защищенная от солнца и непогоды ничем, кроме магии, выглядела новой и очень яркой.

Лукс и Развияр переглянулись.

– Может, и Буча теперь пользуется милостями? – предположил зверуин. – Нам же легче – дороги, постоялые дворы…

– Патрули, – сказал Развияр.

Лукс поднял голову: высоко в небе шла одинокая белая крылама. Размах ее крыльев заслонил от путников солнце. Лукс припал к земле.

– Чего нам теперь-то бояться, – Развияр проводил крыламу глазами. – Наоборот… Эти, которые летают, должны много знать. Тебе не интересно, что сейчас в Нагорье? В чьих руках замок, кто заправляет в порте Фер?

– Так они тебе и сказали, – Лукс сплюнул. Из трещины поднялась змеиная голова, сразу за ней другая, и оказалось, что обе принадлежат одной толстой змее с узором-сеточкой на зеленоватой коже. Зверуин, почти не глядя, взмахнул тяжелой лапой, змея лишилась одной головы и быстро спряталась между камнями.

– Жрать хочется, – сказал Лукс.

– Мы завтракали.

– А я хочу обедать! Давай поищем гнезда, соберем яйца…

– Идем, – Развияр тронул пятками его бока. – Кто же в такую пору яйца черкунов собирает? Они все вылупились давно и оперились, только стрелой можно сбить!

Волны набегали на Стрелку со стороны открытого моря. Галера уже ушла далеко и казалась насекомым, уползающим по воде: как лапки, взлетали и опускались тонкие весла. Со стороны залива вода была спокойна, сквозь нее виднелись водоросли на дне и кое-где – ржавое железо.

– Давай посмотрим, – сказал Развияр.

Лукс осторожно спустился к воде. На дне, в нескольких шагах от берега, валялся ржавый шлем, из тех, что наскоро куют ополченцы. Даже сквозь водоросли, опутавшие его, была видна глубокая вмятина.

– Вот еще, – сказал Лукс.

Вдоль Стрелки со стороны залива валялись ржавые наконечники копий, погнутые вилы, обломки плохих, наспех изготовленных доспехов. Перебираясь с камня на камень вдоль гряды, Лукс и Развияр добрались, наконец, до берега. Там, под старыми деревьями, камни лежали пирамидой: кто-то сносил их со Стрелки и складывал один на другой. На верхушке пирамиды был установлен еще один столб, и к нему приколочена была грамота.

Развияр слез со спины зверуина и, хоть и не очень хотелось, подошел прочитать. Это не была ни надгробная надпись, ни, как он боялся, смертный приговор. «Император скорбит о каждом своем подданном»: всего шесть слов и яркая, переливающаяся на солнце печать.

– Лицемеры, – сказа Лукс.

– Мы не знаем, что здесь было.

– Конечно, откуда нам знать? Мы ведь никогда не бывали в Нагорье, никого не убивали на наших глазах, никаких старейшин…

Лукс говорил будто невзначай, глядел поверх головы Развияра и рассеянно улыбался. На боках у него висели, притороченные мягким ремнем, дорожные сумки с водой и одеждой. В одной, тщательно спрятанные, лежали два неплохих кинжала: удалось купить по случаю. Черное насекомое уселось Луксу на спину; зверуин, не оборачиваясь, ударил хвостом, и летун замертво упал на траву.

– Как бы там ни было, нам туда, – Развияр указал на тропинку, уводящую от берега. Чем дальше, тем плотнее смыкались деревья, приземистые, с широкими кронами.

– Это уже твой лес?

– Нет, – Развияр прислушался к своим воспоминаниям. – Я не помню этих мест.

– Никто его не обидит, дура! Он будет жить во дворце, учиться у настоящего мастера, и станет великим магом! Пусти руку, а то сделаю больно!

• Предыдущая
• 46/113
• Следующая