Кто придет меня убить? - Малышева Анна Витальевна - Страница 30

• Предыдущая
• 30/106
• Следующая

Этот простой жест – знак, что она его узнала, поверг его в совершенную растерянность. Лизе стало смешно, она улыбнулась. Парень нерешительно огляделся, отодвинул стул от ее столикая уселся, отщепив ногой ножку стола, так что кофе перед Лизой заколыхался в чашке и пролился на скатерть.

– Ну, привет, – сказала она, чтобы привести его в чувство. – Здорово шутит судьба!

Он не приехал. Можно было придумать для себя какое угодно объяснение, но он не приехал. Анна сидела на кухне, за накрытым столом, и методично, тщательно рвала на тысячу кусочков бумажную салфетку.

Стол был накрыт на троих – три глубокие тарелки для супа, три ложки, три салфетки, шесть кусочков хлеба в плетеной сухарнице, солонка, перечница… Все приборы были чистые, только что из мойки, и никто не попросил ее налить супа, никто не притронулся к хлебу, никто не взял в руки ложку… Анна покончила с одной салфеткой и взялась за другую. В голове у нее было пусто и тихо, как и во всей большой квартире.

Ей всегда нравилась эта квартира, но теперь она сводила ее с ума своей величиной, тишиной, высокими гулкими комнатами…

Зашаркали тапочки, на кухне появилась дочь. Анна изумленно посмотрела на нее. Она совсем забыла, что в доме есть кто-то еще. Накрыла на стол, но не пригласила ее поужинать. Забыла все на свете, кроме слов Олега «дождись меня». И вот она ждала, ждала, что было сил, но пока напрасно.

– Мама, ты плачешь? – тихо спросила девочка, вглядываясь в лицо матери.

Анна провела рукой по лицу. Рука стала влажной.

Разве она плакала? Дочь ждала ответа, и пришлось открыть рот и сказать;

– Ничего подобного. – Еще одно усилие, еще одна фраза:

– Есть будешь?

Девочка согласилась. Конечно, у нее с утра маковой росинки во рту не было. Обедать она отказалась.

Сама Анна не чувствовала голода, уже ничего не чувствовала. Очень трудно было встать, подойти к плите, поставить разогревать суп. Алиса уселась за стол, сидела тихо, не отрывая глаз от матери.

– Второе будешь? – механически спросила ее Анна.

Она кивнула. Анна поставила греть жаркое, посмотрела в раковину. Очищенная и забытая там картошка валялась жалкой кучкой и уже вся потемнела.

Анна выбросила ее в помойное ведро, достала из корзины новую, принялась чистить. Очистила три клубня, показала издали Алисе:

– Тебе хватит?

Та кивнула, сглотнула слюну и нерешительно спросила:

– А ты не будешь есть?

– Нет.

– Мам… – Слова девочки падали в пустоту, Анна переставала их слышать почти сразу, как только они срывались с губ дочери. – Мам, да не переживай ты так… Из-за него? Да?

– Какую чепуху ты говоришь. – Анна промыла клубни, уложила их в кастрюльку, залила водой, поставила на плиту. – Суп горячий. Ешь.

Алиса сидела с ложкой над полной тарелкой, вяло хлебала, ковыряла хлеб, В другое время Анна непременно сделала бы ей выговор за такое поведение за столом: «Есть надо бесшумно, не ныряй к тарелке, надо подносить ложку ко рту, а не рот к ложке, не кроши хлеб, отламывай его маленькими кусочками…»

Но сейчас ей было совершенно безразлично, как ест Алиса. А девочка явно старалась привлечь к себе внимание, ведь есть правильно она умела не хуже Анны.

Словно из духа противоречия, она чавкала все громче, и от этого звука Анна наконец очнулась.

– Чем ты там занимаешься? Неужели нельзя есть тихо?

Эти слова прозвучали раздраженно, девочка втянула голову в плечи, словно ее собирались ударить. В Анне внезапно проснулась острая жалость. Это движение появилось у дочери после развода, после того, как они стали жить в этой квартире с Олегом. Почему? Ведь Олег никогда не кричал на нее и уж тем более не бил… Напротив – дарил игрушки, подвозил в школу, приглашал как-то в зоопарк. Алиса тогда отказалась наотрез. Почему? Откуда эта прибитость, откуда приниженность, откуда этот недетский дымчатый взгляд, скрывающий затаенные чувства – тоже совсем недетские? Она сделала над собой усилие и почти ласково сказала:

– Ты уж прости, что я не пустила тебя погулять…

Весь день дома сидеть скучно, я понимаю… Может, телевизор посмотришь?

– Нет, там одна чепуха, – мрачно ответила девочка.

– Да? Ты так думаешь? – Для Анны такой ответ был неожиданностью. Сотрудницы на работе часто рассказывали, что их дети обожают смотреть сериалы, игры, прочие дешевые программы… Как же она не замечала, что ее дочь совсем не интересуется чем-то подобным? И что это значит? Может быть, стоит говорить с ней уже не как с ребенком, наивным и неразвитым, может быть, девочка страдает от такого отношения к себе? Она совсем перестала заниматься дочерью и снова упрекнула себя за это. Упрекнула и дала слово, что, как только все наладится, обязательно поговорит с дочерью по душам. Обязательно! Как только вернется Олег…

Зазвонил телефон. Он молчал весь день, даже те «молчаливые» звонки не повторялись. Анна выбежала из кухни, взяла трубку. Ей ответил какой-то мужчина.

– Олег дома? – спросил он, не поздоровавшись, не представившись.

Анна ответила в таком же редком тоне:

– Его нет.

– А где он? – продолжал тот.

Анне совсем не нравился этот тон, и она потребовала:

– Скажите, кто его спрашивает?

– Это не важно, – ответил мужчина. – Я вас спрашиваю, где он.

– Кто вы? – повторяла она, ослабев от страха. Нет, этот голос отнюдь не придал ей бодрости, она вся так и тряслась. – Кто говорит?

Мужчина помолчал и внезапно повесил трубку. "Какой кошмар… – думала она, слушая гудки. – Какой кошмар! Совершенно хамский тон, уголовный тип…

Кто это? Приятель Олега? Что у него может быть общего с таким типом? Почему он не стал говорить дальше? Не представился?" Ей вспомнились предупреждения Олега по телефону – никуда не выходить, никому не открывать. Теперь они приобрели еще более зловещий смысл. Она была уверена, что он во что-то ввязался и этот звонок непосредственно связан с тем, что он до сих пор не приехал. Анна опустилась на стул рядом с телефоном, продолжая держать трубку в руке.

Она боялась ее положить, боялась, что снова раздастся звонок, снова появится чей-то голос… «Я с ума схожу, – сказала она себе. – Ведь мне может позвонить Олег. Так нельзя! Положи трубку!» И она сделала это – осторожно, с опаской. Телефон повел себя хорошо – он молчал. Даже если этот мужчина был опасен, снова звонить он не собирался.

Алиса выглянула из кухни.

– Мам, я уже поела, – сообщила она. – Можно погулять?

Анна взглянула на часы, и только сейчас поняла, сколько часов находится в страшном нервном напряжении. Немудрено, что она так устала, так вымоталась, хотя все время сидела в квартире.

– Ты с ума сошла… – бессильно ответила она. – Половина девятого! Нет, гулять ты не пойдешь.

– Ну мам! – Алиса умоляла, ее голос звучал отчаянно. Анна с изумлением слушала ее. Никогда, даже до развода, Алиса не просила ничего таким тоном. Всегда была сдержанной девочкой, не приученной клянчить, не повышающей голос на родителей. А теперь она ныла, как пятилетняя:

– Мама! Ну прошу тебя! Ну пожалуйста! Ну мам!

– Да что это такое?! – взорвалась Анна. – Зачем тебе гулять в такой час?! И почему это, скажи пожалуйста, ты вдруг захотела гулять здесь? Кажется, раньше такого не было?

Алиса потопталась в коридоре, тяжко вздохнула, исчезла в своей комнате. Анна посидела еще у телефона, поняла, что тот тип перезванивать не будет, заставила себя встать, прошла в столовую. Уселась на диван, но телевизор включать не стала. Она ничего не смогла бы воспринять, а кроме того, боялась не услышать сразу звонок. Сидела в сумерках, ломала пальцы – старая привычка, от которой она отучилась еще в школе, но которая иногда появлялась у нее, если она не следила за собой. На столе валялась пачка сигарет – распечатанная. Она открыла ее, увидела несколько штук, машинально вытащила одну.

Поискала спички – они нашлись тут же, на столе, Отметила про себя, что это не те сигареты, которые любил Олег. Он курил «Мальборо-Лайт», а это были «ЛМ». Закурила. Резкий вкус табака ободрал горло, она закашлялась, потушила сигарету. Курить она начала понемногу уже после развода, и сама не знала, почему стала поддаваться этой привычке. Чаще всего потому, что больше ничего но могла сделать.

• Предыдущая
• 30/106
• Следующая