Девятнадцать мест в машине времени - Малов Владимир Игоревич - Страница 1

• 1/14
• Следующая

Вера Владимировна, учительница истории, постучала указкой по столу, требуя внимания, и сказала:

– Князь Ярослав Мудрый очень любил чтение и часто читал книги. В этом смысле он мог бы служить примером некоторым учащимся нашего класса.

Она хотела, было в воспитательных целях сначала немного поговорить об общей культуре, о громадной пользе чтения и о том, как обкрадывает себя тот, кто предпочитает книгам телевизор или видеомагнитофон, но поскольку, прежде всего, была историком и вдобавок историком по призванию, то тут же увлеклась основным материалом.

– Правление Ярослава Мудрого – это прекраснейшая страница в истории Древней Руси, – начала она воодушевленно. – Представьте, ему удалось, наконец, разбить печенегов, которые до этого то и дело совершали набеги на русские земли. Он устраивал школы при монастырях, и дети могли учиться. По приказу Ярослава в Киеве были построены прекраснейшие здания – Софийский собор, новые городские стены, знаменитые Золотые Ворота. Он собрал в Киеве замечательных художников и архитекторов. Именно в княжение Ярослава стали складываться своеобразная русская живопись и архитектура. Правда, – она немного подумала, – по большому счету поначалу в ней явно прослеживается византийское влияние, и все же…

Учительница взяла со стола какой-то свиток, развернула его, и он превратился в большой красочный плакат.

– Вот как выглядит знаменитый Софийский собор, – сказала Вера Владимировна. – И хотя качество печати здесь просто изумительное, потому что плакат печатался в Лейпциге, в действительности же выдающееся произведение древнерусского зодчества, конечно, несравненно прекраснее, чем на любом изображении, и производит на каждого неизгладимое впечатление. Кто-нибудь из вас, ребята, был в Киеве? Кто-нибудь видел этот каменный шедевр своими глазами?

Долговязая отличница Марина Букина густо покраснела, словно ее уличили в том, что она не выучила урок, и медленно покрутила головой. Многие потупились, испытывая чувство жгучего стыда. Молодую учительницу истории все в седьмом «А» очень любили, и всем сейчас было ее очень жаль, потому что, раз никто из ее учеников не видел Софию Киевскую своими глазами, она должна была огорчиться чуть ли не до слез. Но тут же по классу пронесся вздох облегчения – с последнего стола донеслись слова Петра Трофименко:

– Я видел! В последний раз родители уплывали работать в Африку из Одессы на теплоходе, и мы с бабушкой их провожали. Несколько часов были в Киеве, были и в Софийском соборе.

Вера Владимировна посмотрела на вихрастую, как всегда, голову Петра Трофименко с большим уважением.

– И какие же у тебя остались впечатления? – спросила она, с нетерпением ожидая ответа.

Петр поерзал на стуле, посмотрел на своего соседа Костю Костикова.

– Неизгладимые, конечно, – ответил он, наконец. – И бабушка тоже так сказала. А папа, помню, тогда сказал, что в городе Бамако, это в стране Мали, он видел…

Но договорить он не успел: в коридоре раздался нечеловеческий крик. Плакат с Софийским собором выпал из рук Веры Владимировны. Ученики вскочили на ноги. Крик повторился. Потом дверь кабинета истории с треском распахнулась, и на пороге появился бородатый и всклокоченный человек с очень бледным лицом. В мгновение ока он закрыл за собой дверь и изо всех сил уперся в нее плечом, словно боялся, что за ним войдет кто-то еще.

– Стол, стол придвиньте! – задыхаясь, крикнул он. – Сдвигайте все столы! Стройте баррикаду! Быстро!

– Лаэрт Анатольевич… – пролепетала Вера Владимировна.

Было видно, что учитель физики изнемогает. В класс ломился кто-то большой и сильный. В конце концов, Лаэрт Анатольевич отлетел в сторону, и в распахнувшихся створках показалась голова, похожая на змеиную, но увеличенную в несколько раз, с двумя горящими голубыми глазами. У головы равномерно из стороны в сторону, как жернова, двигались челюсти, словно они перетирали какой-то твердый предмет. Мельком оглядев оцепеневший седьмой «А», голова, покачиваясь на длинной шее, которая стала вытягиваться из коридора, двинулась над столами вслед за пятившимся по проходу смертельно бледным Лаэртом Анатольевичем. Вера Владимировна без сил опустилась на стул; кажется, она была в глубоком обмороке. Девчонки подняли отчаянный визг. Увлекающаяся биологией отличница Букина, у которой были очень крепкие нервы, машинально определила:

– Да ведь это же диплодок, ящеротазовый динозавр. Но он ведь вымер еще в юрском периоде… так откуда же… почему…

– Боже мой, боже мой! – выкрикнул учитель физики. – Неужели он способен меня съесть? Но за что, за что?

– Диплодоки были травоядными, – машинально ответила Марина.

Пятясь, Лаэрт Анатольевич наткнулся на стол, за которым сидели Петр Трофименко и Костя Костиков. Дальше отступать было уже некуда. Учитель закрыл глаза и, по-видимому, приготовился к худшему. Голова диплодока, задумчиво двигающая челюстями, была уже в двух шагах от него. Шея, на которой она сидела, протянулась через весь класс, но туловища еще и не было видно.

Однако в этот момент вновь, как и во многих критических ситуациях, ярко блеснули отвага и твердость духа Петра Трофименко. Пусть он ничего еще не понимал в том, что происходит, но действовать надо было немедленно, и он схватил учебник и замахнулся на диплодока.

– Эй, – крикнул он во весь голос, – топай отсюда, пока из тебя котлет не сделали!

Диплодок растерянно моргнул маленькими глазками. Челюсти его, вероятно, от удивления, остановились. Чтобы не терять инициативы, Петр бросил учебник и взялся за более тяжелый и увесистый портфель. Диплодок с явной опаской взглянул на портфель, и шея чудовища, извиваясь, стала медленно исчезать в дверях, унося с собой голову. Петр перепрыгнул через стол, и смело двинулся на диплодока. Костя Костиков, тоже еще ничего не понимая и даже не успев испугаться, вдруг подумал: так ведут себя, вероятно, мужественные испанские тореро. Голова чудовища уже скрылась в дверях, Петр выскочил за ней в коридор. Костя, воодушевленный примером товарища, тоже схватил, как оружие, портфель и выскочил следом. За ним, пошатываясь, из класса выбрался бледный учитель физики. Петр наступал на диплодока. Но в этот момент на поле сражения появился еще один мужественный человек.

– Это еще что такое! – загремел грозный голос директора школы Степана Алексеевича Бегункова. – И опять, конечно, ЧП не где-нибудь, а в физическом кабинете! Ну, сколько же можно!

– Степан Алексеевич, – пробормотал, побледнев еще больше, Лаэрт Анатольевич, – он ведь… это ведь…

Напротив кабинета истории был кабинет физики, и шея встревоженного диплодока, в самом деле постепенно втягивалась туда. Лаэрт Анатольевич прижал руки к груди.

– Степан Алексеевич, – вымолвил он дрожащим голосом, – это ведь не я, это он сам… Он ведь из прошлого… Я машину времени все-таки построил… Весь отпуск на это ушел, ночами не спал…

– А ну! – голосом заправского укротителя крикнул директор. – На место! В вольер! – И, словно бичом, Степан Алексеевич с силой хлопнул себя рукой по бедру.

Голова диплодока вздрогнула, и шея потянулась в глубь кабинета физики еще быстрее. Степан Алексеевич наступал на пришельца из прошлого, как укротитель на арене цирка. «Боже мой, – подумал Костя Костиков, – сколько же метров в этой шее?»

Вслед за чудовищем директор отважно вступил в кабинет физики. Он был в этот момент пуст, так как по расписанию у Лаэрта Анатольевича урока не было, именно поэтому он, вероятно, решил отправиться в путешествие во времени. Шея диплодока теперь втягивалась в лаборантскую, и здесь Степан Алексеевич, Костя и Петя увидели загадочную картину: туловища у диплодока вообще не было, шея висела в воздухе, начинаясь от какой-то невидимой черты, и становилась все короче, исчезая за этой чертой.

• 1/14
• Следующая