Кавказская война - Фадеев Ростислав Андреевич - Страница 26

• Предыдущая
• 26/174
• Следующая

К 1 июля в крепости Грозной собрались: начальник главного штаба, начальники специальных оружий армии и походный штаб. 4 июля прибыл к войскам главнокомандующий, прямо из Петербурга, куда он уезжал на короткое время. Через несколько дней началось наступление.

14 июля главный чеченский отряд выступил из Веденя и расположился у озера Яниам. Два дня сряду потом главнокомандуюший производил рекогносцировки к стороне Андии. 17-го отряд перешел к озеру Ретло. 18-го снова была большая рекогносцировка. В это время Шамиль жег андийские и технуцальские деревни. 22-го чеченский отряд опять подвинулся вперед и стал на краю андийского хребта, над долиною Технуцала. При каждой стоянке войска разрабатывали через горы удобную колесную дорогу. Шамиль напряженно следил за действиями главного отряда из своих укрепленных позиций. Тем временем участь первой половины похода была уже решена на другом пункте.

Генерал-адъютант барон Врангель в первых числах июля занял с бою позицию у Мичикала, на северной подошве гумбетовского хребта. Получив здесь последние инструкции главнокомандующего, он двинулся вперед в тот же день, как и чеченский отряд, 14 июля. За хребтом, на дороге отряда, горцы заняли крепкий аул Аргуани, взятие которого в 1839 году стоило нам 800 человек; но дагестанский отряд, достигнув последних вершин хребта, направился по отрогу, выходящему в тыл деревни. Горцы должны были бросить эту позицию без боя. С высот около Аргуани открылось расположение половины, по крайней мере, Шамилевых скопищ. Они теснились у Андийских ворот и по всему контрфорсу, ожидая, очевидно, что дагестанский отряд будет силою открывать сообщение с чеченским. За рекой никого не было видно; владея несколькими мостами, горцы могли беспрепятственно переходить с одного берега на другой и потому не озаботились предварительно занять противоположную сторону. Барон Врангель, не теряя минуты, воспользовался этою оплошностью. Несмотря на чрезвычайное утомление войск после усиленного перехода по горам, зная, что у его дагестанских солдат всегда станет силы, когда впереди есть нужное дело, барон Врангель сейчас же двинул к Согритлохскому мосту колонну под начальством генерала Ракуссы. Эти войска нашли мост снятым и вокруг такую местность, что к реке можно было подойти только правильными работами, под убийственным неприятельским огнем; поэтому они не могли перейти реку немедленно. Но на другое утро найдено было, в версте ниже, место, на которое горцы не обратили внимания и где было возможно, хотя с величайшими затруднениями, накинуть мост. Выше и ниже совершенно отвесные берега не позволяли даже спуститься к воде. Прибыв на передовую позицию, генерал Врангель решил переправляться в этом пункте. Войска заняли высоты левого берега, командующего правым только в одном этом месте, и сейчас же покрыли их завалами для стрелков и артиллерии, прежде чем неприятель успел занять противоположную сторону значительными силами. С этой минуты мы владели переправой; наш огонь засыпал другой берег до такой степени, что, когда опоздавшие скопища горцев прибыли к Согритло и привезли свои пушки, они не могли уже ни спуститься к реке, ни строить против нас завалов, ни ударить в голову переходящей колонне; все действие их ограничилось тем, что они с окрестных гор обстреливали лагерь и переправу. Оставалось только сладить с бешеною рекою; но это была самая трудная часть дела. Все материальные средства для переправы, принесенные на солдатских руках, состояли в веревках и нескольких досках. Два дня работа не удавалась. Несколько человек переправились в люльке, скользившей над пучиной по канату, и засели в пещере противоположного берега, вырезав защищавших ее мюридов. Но по канату нельзя было переправить отряда, а между тем горские скопища с часу на час усиливались и покрыли все окрестные горы. Только на третий день через Койсу была перекинута зыбкая веревочная плетенка[31] в 15 саженей длиной и несколько вершков шириной, по которой люди должны были переходить в одиночку. На рассвете несколько рот стянулись на другом берегу и смело пошли в тыл галереям, ограждавшим Согритлохский мост. Несмотря на чрезвычайное численное превосходство, горцы уклонились от открытого боя и отступили на горы. В Согритло, где скалы над рекою почти сходятся, немедленно был устроен постоянный мост.

Чтоб открыть доступ в Аварию, оставалось взять ахкентскую гору, круто подымающуюся над рекой и уже огражденную завалами. 21 июля, как только сообщение между двумя берегами было прочно установлено, барон Врангель двинул вперед штурмовую колонну, под начальством генерала Ракуссы. Войскам надобно было подняться по извилистой тропинке на два чрезвычайно высокие уступа и через густой лес, у подошвы отвесного каменного гребня, взойти на вершину, от которой ряд высоких горных полян тянется до самой Аварии. Войска двинулись перед рассветом, взобрались на первый уступ, сбивая неприятеля снизу вверх, прорвались через лес; но тут увидели перед собою крепкие завалы с бойницами и тур-бастионами, к которым нельзя было подойти иначе, как медленно карабкаясь на крутизну, под прицельным огнем горцев; успех штурма был сомнительный, а потеря неизбежно была бы огромная. С быстротою и уверенностью в себе, отличающими кавказского солдата, батальоны поворотились направо и полезли прямо на гребень, под которым шли. Люди взбирались на отвесную крутизну, подсаживая друг друга, цепляясь за расщелины и растения, проросшие в скалу, под градом сбрасываемых на голову камней; через час передние батальоны были уже на вершине; горцы бежали с обойденных завалов. В тот же вечер дагестанскому отряду покорился аул Цатаных, где прежде было наше укрепление, взятое в 1843 году Шамилем.

22 июля весь дагестанский отряд расположился на горах, у аула Ахкент. Когда войска разбивали палатки, цатаныхцы прискакали в лагерь просить помощи против угрожавшей им партии мюридов. Партия оказалась депутацией всех аварских селений, присланной к барону Врангелю. Аварцы говорили: «Мы уже шестнадцать лет грызем железо Шамиля, дожидаясь, чтоб вы протянули нам руку. Теперь пришел конец его царству».

Покуда барон Врангель наступал со стороны Андийского-Койсу, собранные в Темир-Хан-Шуре войска, соединившись с турчидагским отрядом, взошли под начальством генерала Ма-нюкина на хребет, ограждающий Койсубулинское общество с восточной стороны, и разрушили горское укрепление Бурундлук-Кале. С 22-го числа койсубулинцы перестали сопротивляться; пограничная крепость Улли-Кале открыла нам ворота. Генерал Манюкин занял гарнизонами эту крепость и многие пункты на пути и приступил к устройству переправы через Аварское-Койсу, чтобы открыть барону Врангелю прямое сообщение с Темир-Хан-Шурою.

В несколько дней Авария и Койсубу были приведены в подданство русскому престолу. Вместе с этим дружелюбным населением покорилось самое враждебное, гумбетовское, неуклонно стоявшее за мюридизм со дня его появления на Кавказе. В Койсубу и Гумбете было восстановлено народное управление, подавленное мюридизмом. Власть над Аварией, по предварительному разрешению государя императора, вручена Ибрагим-хану Мехтулинскому, ближайшему родственнику угасшего аварского дома. Покорившиеся жители сейчас же выставили ополчение против мюридов. Но, кроме того, с завоеванием северо-западной части гор дагестанский отряд мог располагать местными перевозочными средствами, которые жители охотно предлагали и тем чрезвычайно облегчили главное затруднение горной войны — продовольствие войск. Жительские транспорты могли передвигать склады провианта всюду, где была в них надобность, не требуя никакого прикрытия. С этим пособием, быстро и искусно организованным, дагестанский отряд получил подвижность, о какой прежде нельзя было и думать; непроходимая местность гор раскрылась для него.

С занятием Койсубу и Аварии оборонительная линия горцев падала сама собою; дагестанский отряд мог в два перехода зайти ей в тыл. 18 июля Шамиль прискакал с килитлинской горы к Со-гритло, чтоб удостовериться в переходе русских через Койсу, и видел своими глазами наши батальоны на правом берегу. С этой минуты предводителю мюридизма оставалось одно из двух: или запереться в завалах килитлинской горы, откуда ему уже не было выхода, но где его нелегко было взять; или сейчас же очистить берега Койсу и отступить со всем скопищем в Карату (ставшую столицей гор после падения Веденя), пока в окружавшей его толпе не начался еще разброд. Под глазами имама горцы не положили бы оружия, и Шамиль мог продлить еще несколько времени свое владычество над народом. Но тот и другой шаг доказывали бессилие мюридизма перед русским оружием. Шамиль колебался несколько дней и потерял все разом. Весть об изъявлении покорности аварцами и койсубулинцами мгновенно разнеслась по горам и вызвала наружу чувства, давно накипевшие на сердце народа; каждый стал думать о своей личной безопасности, отказываясь приносить жертвы очевидно проигранному делу. Установленные мюридизмом власти лишились всякого значения в глазах толпы. Народная партия, тридцать лет безмолвствовавшая перед духовным деспотизмом, вдруг выступила вперед и взяла верх. Политическое могущество мюридизма рухнуло в три дня.

• Предыдущая
• 26/174
• Следующая