Посольский город - Мьевиль Чайна - Страница 33

Будь эволюция моральна, они не слышали бы лжи, как две трети обезьян из известной притчи, но её основа — красота и случай, и потому ложь не могли слышать только те, кто её произносил, и касалось это лишь их собственных маленьких обманов. Без поддержки означаемых, неправды, сказанные на Языке, воспринимались как бессмысленный шум самими лжецами. Биология ленива: если рты говорят только правду, то зачем уху умение отличать истину от её противоположности? Когда сказанное по определению есть то, что оно означает? И только благодаря этой бреши в своей адаптационной системе Хозяева понимали ложь, несмотря на то, или, наоборот, благодаря тому, что они не были способны её говорить. И либо верили ей — способность к вере была дана им изначально без всякого смысла, — либо, в тех случаях, когда неправда была настолько очевидна, что этого нельзя было не заметить, воспринимали её как головокружительную невозможность, как облечённую в слова мысль, которую нельзя помыслить.

Я знаю, что веду себя как маньяк: нечестно без конца намекать, будто ариекаев не интересовало ничего, кроме Языка, однако я ничего не могу с собой поделать. История, которую я рассказываю, подлинная, но ведь я её рассказываю, и это приводит к определённым последствиям. Итак: Хозяева любили многое, но Язык — больше всего.

Упрямый бунтарь Сурль/Теш-Эчер вытолкнул свою ложь в мир, выблевал сгусток фонем вопреки велению собственного мозга.

Публика бесновалась. Мы стали свидетелями редкого представления. Я была в восторге. Посол АрнОльд удивились. Хассер смутился. Валдик и Скайл были поражены.

Кеди и шурази вели в посольство. Их видели маленькие камеры последних известий.

Служители среднего звена набрали тройки и четвёрки в общине кеди, а среди шурази нашли несколько мыслящих капитанов. Транспортные средства носились над нашими крышами, антеннами и балками наших строек, над белым дымом из наших труб. Один и тот же кадр то и дело мелькал в информационных сообщениях: молодой служитель прихлопывает камеру, через которую его видят зрители. Должно быть, он очень нервничал, если позволил себе такой непрофессионализм.

Последние известия, как голосовые, так и текстовые, были в замешательстве. Вероятно, большинство местных впервые почувствовали опасность, когда завербовали наших экзотов. Стручки, которые увозили их на консультации к послам, сопровождали тучи птиц, среди которых вились и камеры величиной с кулак.

Было видно, как за пределами Послограда расползается болезнь странных движений и непонятных углов.

Я звонила Эрсуль, РанДольф, Симмону, но они не отвечали. Поколебавшись немного, я набрала Уайата, но и он тоже молчал.

В моей трубке ещё остались телефоны Хассера, Валдика и некоторых других сравнений. Давно это было. Я решила позвонить кому-нибудь из них. «Какая теперь разница?» — подумала я, но так и не решилась.

Уверена, что не одну меня посетила такая мысль, но я решила подготовиться к тому, что ожидало нас впереди. Скопировала информацию, которую считала ценной, вещи подороже припрятала, самое необходимое сложила в перекидную сумку. Меня всегда удивляло, как иной раз моё тело само бралось за дело, без моего ведома. Я могла чувствовать себя так, словно вот-вот отдам концы, но мои руки и ноги продолжали делать всё, что было нужно.

Ночь подкралась незаметно, дыхание эоли оставалось холодным. Помню, в тот миг решительных и опасных перемен кричали ночные птицы и бормотали местные звери. Было ещё не так поздно, и движение на улицах продолжалось. Я совсем не устала. В съёмках из Послограда, которые я смотрела, трудно было что-нибудь понять. По крайней мере, оборудование для передачи новостей ещё действовало. Голос человека-комментатора говорил:

— Мы не уверены в том, что… мы… видим сейчас в городе… э-э… какое-то движение…

Силуэты, которые снимали камеры, принадлежали ариекаям. Ариекаям на марше. На экране и в окне были видны корвиды, которые, как бешеные, летели в разные стороны. Я услышала звуки. Свесившись из окна, я увидела его источник. Хозяева покидали свой город и входили в Послоград.

Я бросилась в просвет между Послоградом и городом. По мере того, как люди просыпались от шума, в окнах тут и там загорался свет, но, хотя сонно моргавших граждан вокруг меня всё прибывало, я не чувствовала себя частью какой-то общности. Я шла под светящимися сферами, которые слегка шипели, когда в них стукались насекомые. Проходя под арками, которые я знала всю жизнь, я принюхалась к редеющему воздуху и поняла, что до края города осталось рукой подать: Я была на Бекон-стрит, которая вела по склону холма вниз и прочь из наших владений.

Это был старинный район Послограда. Края карнизов украшали гипсовые грифоны. Неподалёку наша архитектура ослабевала, обвивавший её плющ сдавал позиции гирляндам из плоти и прочим ариекайским делам. Живые дома втискивались между рукотворными стенами, морща кирпич и штукатурку, как кожу.

Хозяева заполнили всю дорогу, соударяясь друг с Другом на неритмичном марше. Хозяин, когда он один, не лишён грации, но en masse они напоминают медленно топочущее стадо. Я никогда ещё не видела их так много. Я слышала, как трутся друг о друга их панцири, как цокают тысячи копыт. Рядом с ними спешно семенили зелле.

Когда они подошли вплотную, уличные фонари и свет от дисплеев придали им сходство с галлюцинацией. Растрёпанные женщины и мужчины в пижамах заполнили тротуары, и ариекаи входили в Послоград мимо нас, точно мы собрались, чтобы приветствовать их, как на параде. Над нашими головами метались камеры, эти вездесущие соглядатаи.

Там были Хозяева всех разумных возрастов, от едва пришедших в сознание до тех, кто вот-вот должен был с ним расстаться. Сотни крыльев-вееров трепетали, и мне захотелось посмотреть на этот камуфляж содрогающихся цветов откуда-нибудь сверху. Они прошли, я двинулась за ними.

Многие из высыпавших на улицы терранцев понимали Язык, но никто, разумеется, не говорил на нём. Некоторые не выдерживали и спрашивали на всеанглийском:

— Что вы делаете? Куда идёте? — Мы следовали за ариекаями на север, преодолевая подъём, ведущий к посольству, шагая по дорогам и обочинам, развалинам и траве. Прибыли констебли. Они размахивали руками, как будто прося нас не задерживаться, проходить, точно жалели наши дряхлеющие стены. Они выкрикивали бессмысленные команды вроде «Двигайтесь там!» или «Поживее!».

Человеческие дети сбежались поглядеть. Я видела, как они играли в послов, на два голоса распевали всякую чепуху, а потом важно кивали, точно ариекаи им отвечали. Хозяева вели нас непрямым путём, и по дороге мы всё больше обрастали зеваками, а кошки и изменённые лисицы бросались пришельцам под ноги. Мы миновали руины.

Несколько послов — я видела РанДольф, МагДа и ЭдГар — вышли из темноты в окружении констеблей и служителей. Они прокричали приветствия, но Хозяева не остановились и ничем не показали, что узнают их.

Послы сказали: Урш/хессер! Стойте. Подождите. Стойте.

Друзья, кричали они, скажите, чем мы можем вам помочь, зачем вы пришли? Пятясь, они двигались впереди толпы ариекаев, но их всё так же не слышали. Кто-то зажёг в церкви свет, как будто сегодня был Утудей, и над нами завертелся луч. Хозяева заговорили, закричали на два голоса каждый. Сначала это была какофония, смесь шума и слов, не похожая на речь, но потом звуки сложились в речитатив. Почти все слова были мне незнакомы, кроме одного.

— … Эз/Ра… Эз/Pa… Эз/Ра…

Ариекаи встали напротив чёрной каменной лестницы, ведущей в посольство. Я ходила среди них. Хозяева позволили мне войти в их толпу, двигались, давая мне дорогу, смотрели на меня глазами-кораллами. Их покрытые шипами жилистые конечности походили на лес, а твёрдые бока напоминали полированный пластик. Меня не было видно среди них, и я, никем не замеченная, наблюдала за паникой послов.