Выбери любимый жанр

Паломничество жонглера - Аренев Владимир - Страница 86


Изменить размер шрифта:

86

Однако, несмотря (и не глядя) на то что ногу он убрал, собака вдруг снова отозвалась низким, утробным рыком. На сей раз псину взволновало заунывное пение. К'Дунель оглянулся.

Их с Ясскеном и Элирсой посадили на телегу Ноздри, которая ехала впереди обоза. Позади же тянулись высокие, крытые холстиной фургоны с впряженными в них черными тяжеловозами. Холстина была старой, кое-где она порвалась и оттуда наружу время от времени выглядывало чье-нибудь бледное лицо или, когда начинал накрапывать дождик, высовывались руки, сложенные лодочкой, а потом снова исчезали в фургонных недрах. Всякий раз, когда это происходило, псы (около каждого фургона их бежало по меньшей мере трое-четверо) тихо, для острастки, взрыкивали. Возницы, с виду такие же висельники, как и Ноздря, посмеивались да знай погоняли лошадок. А монахи, сидевшие рядом, как правило, молчали, поплотнее закутавшись в рясы и натянув капюшоны на лица с черными повязками; молчали да перебирали чётки, каждая бусина которых изображала Проницающего.

К'Дунеля увиденное не удивило: именно так обычно и перевозили в Храм очередную партию священных жертв. Не удивило его и пение, донесшееся из фургонов.

А и там, за холмом — лес густой.
А за лесом тем густым — Храм пустой.
А во Храме том пустом — Книга ждет,
что на белый ее лист кровь падет,
кровь падет да потечет по листу…
Сотни ночек, сотни дён на посту
в том-то Храме-то пустом Книга ждет,
что на белый ее лист кровь падет. 
Звери-птицы собрались пировать.
Души наши разрывать-выпивать,
тела наши разнимать-поедать,
да на Книге буквы алы начертать!..

Таких песен в народе ходило множество, и хотя их вряд ли часто пели в праздники или тем более в будни, но очередные священные жертвы очень быстро узнавали слова и разучивали мотив. Или стражники их обучают, чтоб веселей было ехать?.. — как думаешь, капитан?

— О, — хмыкнул Ноздря, — душевно выводют! Что твои певчие в храмовом хоре!

К'Дунель промолчал.

В словах Ноздри правды было больше, чем тот мог себе представить. Как и в храмовом хоре, среди священных жертв всякий намек на индивидуальность строго искоренялся. Тот, кто становился священной жертвой, терял имя и лицо. Отныне он был не более, чем голосом в общем хоре, дрожащей рукой, протянутой из-за прутьев клетки… Само словосочетание «священные жертвы» редко использовалось в единственном числе. Говорили, допустим, не «он — священная жертва», а «он из священных жертв». Один из многих, кто обречен на смерть и кому будут даровано прощение и спасение.

Именно такие и попадали в священные жертвы: либо закоренелые, опасные преступники, либо зверонабожные люди, которые по тем или иным причинам стремились поскорее обрести беззаботность и естественность.

И в конце своего пути, хотели они того или нет, священные жертвы получали искомое. Такова была цена за смерть, которой им предстояло умереть.

Ты всегда сомневался, стоят ли даже зверобожественные беззаботность и естественность того, чтобы так умирать, — верно, капитан?..

— Кажется, проснулась ваша спутница, — негромко заметил брат Готтвин. При этом он продолжал сидеть спиной к Элирсе, так что вряд ли… а впрочем, сиди он и лицом к ней — много ли смог бы разглядеть через повязку?

Тем не менее монах не солгал: Трасконн уже приподнялась на локте и вертела головой из стороны в сторону. В первый момент, К'Дунель готов был поклясться, она очень перепугалась. Почти так, как и следовало человеку, потерявшему сознание и пришедшему в себя на грязной телеге от песни священных жертв, — почти, но всё же сильнее, чем следовало бы.

— Сколько времени я была без сознания?

Вот он, уровень подготовки Фейсаловых людей. Сразу к делу — никаких вам «где я?» и «кто здесь?», никаких «ах, как раскалывается голова» или «какой козел подложил мне под задницу эту подкову?!»

— О, а я ее как раз обыскался, — хмыкнул вовремя обернувшийся Ноздря. — Положьте с краю, сударыня. Ага, там; пасибочки. — И, заскучавший, видимо, в сугубо мужской компании, он позволил себе вежливый вопросец: — Ну, как вы себя… хм… чувствуете?

— А ты как думаешь? — Фраза эта вроде подразумевала некое поощрение к дальнейшей беседе, если не учитывать тон, каким была произнесена.

Ноздря тон учел и молча повернулся к дороге и лошадиным хвостам. Не обламывалось ему сегодня языком потрепать; неудачный, растудыть, день!..

Священные жертвы в фургонах затянули новую песню.

Дорога длинная, длань коротка.
А я, невинная, не буду лгать!
А я, виновная, упьюсь вином.
Наступит ноченька — забудусь сном.

— Как мы оказались здесь? — холодно поинтересовалась Трасконн у капитана.

— После того, как мы заблудились, а вы потеряли сознание… — И он под заунывное пение пересказал ей вариант истории, выдуманный для монахов.

А я, упрямая, ударюсь лбом.
А я, нарядная, порву любовь.
А я, бессильная, осилю смерть,
хоть попросили, мол, стонать — не сметь! 
Хоть повелели, мол, не выть, не петь.
Да ведь другого мне — и не суметь.
Ведь не сбежать же мне, и мне — не жить.
И жизнь-пожар в душе не потушить.

— Выходит, — подытожила Элирса, — мы всё-таки направляемся к Храму.

— Более того, сберегли несколько дней благодаря тому, что срезали угол. — Капитан выговорил это легко и непринужденно, чтобы излишне чуткий брат Готтвин не услышал лишнего.

Но Трасконн, кажется, поняла, что он имеет в виду.

Плывет-качается клеть большаком,
везет отчаянье в себе фургон.
Ах псина-псинушка, ну что рычишь?
Что тратишь силушки, слепой малыш? 
Ты прыгни, родненька, на грудь ко мне.
Клыков, слышь, росчерком даруй-ка смерть.
Ведь я — невинная, а ночь — длинна.
Ведь я — виновная, а нет вина. 
Ведь я — священная, а свету нет.
Ведь я — безумная, а ты — вдвойне.
Ах, ты б поплакала, да ты — без глаз.
Ах, я б жила, жила!.. — да не смогла!

Через пару дней обоз прибыл в Храм Первой Книги.

* * *

В саду сэхлии был отведен отдельный участок для деревьев, которые сажали махитисы-первогодки. И всё то время, пока будущие чародеи учились, их ежедневной обязанностью было ухаживать за саженцами, поливать, охранять от насекомых-паразитов и так далее.

Год за годом махитисы росли — и вместе с ними росли их деревья, их будущие посохи. Причем лучшие, даже став посохами, расти не переставали.

Фриний пришел в сад вместе с даскайлем М'Оссом через день после того, как был признан чародеем и снял браслет ступениата.

— Ты последний, — сказал ему господин Мэрсьел. — Остальные прошли испытание быстрее.

— Но здесь еще стоят деревья… — Фриний замолчал, потому что догадался, и даскайль кивнул, подтверждая эту догадку.

— Ты был последним из тех, кто прошел испытание. Одного не удалось возродить, он чересчур перепугался, когда умирал, и это сказалось… Еще один утонул в бассейне, а двое сошли с ума.

86
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело