Удивительные приключения подмастерье Хлапича - Брлич-Мажуранич Ивана - Страница 10
- Предыдущая
- 10/28
- Следующая
— совсем в углу лежала сумка четвёртого, та самая, с зашитыми в ней деньгами!;
— а посреди чердака, прямо на полу стояла… — никогда не догадаетесь! — … да! да! там стояла драгоценная шкатулка Гиты!
— О-го-го! — Начал голосить, не помнящий себя от радости Хлапич, в ту минуту напрочь забывший, что он сидит в муке, точно мышь в крупе.
— О-го-го! Люди, идите сюда! Вот они! Мои сапоги! Висят в воздухе!
Крестьяне тут, наверняка, подумали, что бедный Хлапич, свалившись с крыши, видать, повредился в уме… Сапоги же — не птички, не бабочки — они же не летают, и в воздухе, поэтому — висеть не могут! Но, радуясь, что он жив, люди побыстрей полезли на чердак.
Когда же они поднялись наверх и увидели этот чердак, полный доверху всякого добра, и походивший не на обычный нормальный чердак, а на воровской склад, то тут же перестали думать о Хлапиче — сошел он там с ума или нет, а стали думать о Рыжем Грге: кто же он, оказывается, на самом деле?. Все сразу смекнули, что он и есть вор! И что неспроста-то он всё таится, и дома-то неспроста не ночует, как все приличные люди, а шатается где-то по ночам?! Крестьяне знали, что Грг этот водит знакомство с разными подозрительными типами, вроде этого Чёрного человека, но никому из них раньше и в голову не приходило, что они воры и что награбленное прячут тут, у Грга на чердаке. А тут, вот оно! Вот, какие дела, оказывается!
Зато, как же радовались теперь, те поденщики, которых эти злодеи обворовали! И смеялись, и плакали, и обнимались, и крепко к себе прижимали, полученное назад своё пропавшее было добро! Особенно тот, которой нашёл свою сумку, с зашитыми в ней всеми своими деньгами! Да — всё оказалось на месте!
Хлапича же извлекли из муки, и с великой радостью и почётом, понесли на руках, вниз во двор — как настоящего героя!. А сам «герой» крепко прижимал к сердцу свои лаковые сапожки и был он и рад, и счастлив, и горд, как настоящий принц вернувшейся с победой!
III
Мать Рыжего Грга
Теперь все были довольны. Одна только старая и больная мать Рыжего Грга плакала в своей постели. Она, конечно, до сих пор ничего не знала о проделках своего сына, но её бедное материнское сердце уже давно чуяло беду… Самого-то Грга в это время дома не было, так как по ночам он обыкновенно отправлялся творить свои чёрные дела. Но его бедная мать, хоть и знала теперь в каких скверных делах он участвует, всё равно боялась, что если крестьяне его найдут, то обязательно побьют, а то и прибьют, и покалечат, или даже забьют насмерть. Она прекрасно слышала, как крестьяне переговаривались в доме и во дворе:— Если бы Грга этот был сейчас здесь, я бы его точно поколотил! — сказал один крестьянин сердито. — Голову бы ему оторвал! — крикнул другой.
— В огонь бы его швырнул! — отозвался третий.
Так вот говорили между собой крестьяне. А крестьяне, надо вам знать, что говорят — то и делают!
«Всё это, конечно, так» — подумал Хлапич, — «только боюсь, что от побоев Грга лучше не станет…» И подумав так, Хлапич вошёл в комнату несчастной матери Грга и потихоньку сказал ей:
— Не надо плакать, госпожа. Я знаю вашего сына — вчера вечером один работник показали мне его, когда он проходил мимо сенокоса. Если он встретится мне на моем пути, я скажу ему, чтоб не возвращался он в село. Я скажу ему, пусть он оставит этого разбойника — Чёрного человека, и идёт себе по свету, как все почтенные люди — жить свою жизнь, да счастья и доли искать!
— Бог тебя благослови, мой мальчик! — ответила ему старушка, и потеплело ей на сердце оттого, что хоть один человек на свете, не сердится на её сына и сочувствует её материнскому горю.
И она вложила в руку Хлапичу старенький кружевной платочек, в котором была узлом завязана монета — золотой форинт.
— Передай это моему сыну, если встретишь его — сказала она, и опять заплакала.
Хлапич дал ей своё честное слово, что непременно всё так и сделает! На сём простился он с ней и вышел на двор.
Селян здесь уже не было и работников тоже — каждый, на радостях, потащил свои вещи домой.
Хлапич разыскал драгоценную шкатулку Гиты, со всеми её украшениями и её ненаглядными золотыми серёжками, которая, по счастью, так и стояла тут во дворе, и отнес её Гите.
К чести крестьян, надо сказать, что никто из них не имел дурной привычки — брать чужое! Боже упаси!
Так вот, Хлапич отнёс шкатулку Гите, а она от неожиданности, не могла поверить своим глазам! И, вне себя от радости, закричала громко и бросилась ему на шею, и стала его обнимать-целовать, да так энергично и крепко, что ничего не понявший пёс-Бундаш решил, что она, пожалуй, что… хочет задушить Хлапича! И он начал громко и грозно лаять! То-то было смеху!
А на улице уже стоял белый день, и никто даже не собирался спать…
IV
Гитин шрам
Этим днём больше ничего не произошло. И, слава Богу, что ничего не произошло, так как, все очень устали после пожара. Поэтому в этот день многие и вовсе не работали, зато много говорили.У каждого плетня стояли по две женщины и говорили о пожаре.
Под каждым деревом лежали по трое мужчин и говорили о пожаре. И у колодца…, и на обочине…, и на сельской улице…, и на площади…, и во дворах…, и в палисадниках… — все и везде говорили только о пожаре.
А у каждой лужи играли дети. Но дети уже забыли о пожаре и просто ловили лягушек.
Но все, даже лягушки, хвалили Хлапича за его геройские поступки на пожаре! Да, все сходились на том, что был он — настоящий герой!
У самого же Хлапича болела пятка. Он обжёг её когда был на крыше, как вы помните, залез же он туда совершенно босой. Гита перевязала ему рану и Хлапич, поблагодарив ее, сказал:
— А знаешь, что? Это даже хорошо, что Чёрный человек украл тогда мои сапожки!
— Ну… и что же здесь хорошего? — удивилась Гита.
— А то — сказал Хлапич — что если бы я полез в моих сапожках в огонь, то у меня бы сгорели подметки — они же кожаные! И это была бы страшная потеря! А мои ноги — это ничего! Они же обязательно заживут! Ничего! Не страшно!
Гита сильно удивилась, такому отношению Хлапича к своей ране, уж она-то сама, точно бы проплакала три дня, если бы у неё, не дай Бог! был бы такой ожёг…
Но ей тоже хотелось выглядеть мужественной, и она подняла свой палец на правой руке и сказала:
— Видишь, я — как ты, я тоже была ранена!
Действительно, на сё пальце красовался белый шрам от пореза. Шрам выглядел точно как крест.
— Ух ты! А как это ты поранилась? — с уважением спросил Хлапич. — Наверно было здорово больно?
— Не помню — беспечно ответила Гита — это было так давно, — я тогда была совсем маленькая. Это было ещё до того, как я попала к моему хозяину в цирк.
— А как ты попала к своему хозяину?
— И этого я не помню — ответила Гита.
— А кто тебя привел в цирк?
— Этого я тоже не помню. Хозяин говорит, что у меня нет ни отца, ни матери, — сказала Гита — и это, наверное, так и есть. Ни одна на свете мама не отдала бы меня ему. Да, и никто бы, не отдал меня такому человеку Он такой жестокий, у него такие злые глаза и, наверно, совсем нет сердца… А если бы кто знал, о чём он шепчется по ночам с какими-то страшными людьми… О-о-о! Он точно — нехороший человек…
Гита немного задумалась и сказала:
— Я бы, наверное, была бы не прочь, иметь маму… А как это, Хлапич, бывает… когда у тебя — есть мама?
— Я не знаю, — честно ответил ей Хлапич — у меня тоже нет мамы. Но у меня, конечно, была хозяйка — жена моего мастера, она меня часто защищала. Она была хорошая! А однажды, когда я был совсем сонный, она взяла метлу у меня из рук и подмела мастерскую, наверно, пожалела меня. А может так оно всегда бывает с теми, у кого есть мамы? Хорошо им, наверно…
- Предыдущая
- 10/28
- Следующая