Искупление - Макьюэн Иэн Расселл - Страница 58
- Предыдущая
- 58/87
- Следующая
До того как он увидел берег, ему казалось, что впереди – полный хаос. Теперь понял, что проклятый армейский дух, заставлявший белить камни перед лицом неотвратимой гибели, торжествует. Он попытался найти логику в беспорядочном движении на берегу и почти преуспел: вот центр сосредоточения войск, унтер-офицеры за самодельными письменными столами, резиновые штампы и реестры, вот цепочки людей, ждущих парохода, за веревочным ограждением, грозные сержанты, тоскливые очереди к передвижным войсковым лавкам – словом, конец какой бы то ни было личной инициативе. По-своему представляя все это себе, Тернер шел к этому побережью много дней. Но настоящее побережье, то, на которое они с капралами сейчас взирали, было не более чем вариацией того же, что они видели раньше: дорога оказалась длинной, и вот ее конечный пункт. Увидев собственными глазами, они поняли, что бывает, когда беспорядочное отступление заходит в тупик. Всего минута потребовалась Тернеру, чтобы освоиться в новой ситуации. Тысячи мужчин – десять, двадцать тысяч, быть может, больше – заполонили весь берег. Те, что стояли далеко, представлялись крупинками черного песка. Кораблей видно не было, если не считать перевернутого вельбота, вдали омываемого прибоем. Было время отлива, почти миля отделяла их от кромки воды. У длинного мола не швартовался ни один корабль. Тернер поморгал и присмотрелся получше. На молу люди, выстроившиеся в длинную очередь по шесть – восемь человек в ряд, стояли на мелководье, одни по колено в воде, другие – по пояс, третьи – по грудь, и ждали. Но на водной глади не было ничего, если не считать расплывчатых пятен на горизонте – это горели корабли, подбитые с воздуха. Нигде ничего, что могло бы достичь берега в течение ближайших часов. Однако солдаты в касках, с ружьями, поднятыми над водой, стояли, не сводя глаз с горизонта. Издали они казались безмятежными, как мирное стадо.
И эти люди были лишь малой частью общей массы. Большинство оставалось на берегу, пребывая в бессмысленном движении. Вокруг раненных во время последнего воздушного налета кучковались небольшие группы солдат. Так же бессмысленно, как люди, вдоль берега галопом носилась дюжина артиллерийских лошадей. Несколько человек пытались поставить на воду перевернутый вельбот. Кое-кто, раздевшись, плавал в проливе. На дальнем конце пляжа играли в футбол, оттуда же слабо донесся и вскоре стих хор, исполнявший гимн. Помимо игры в футбол это было единственным проявлением организованной активности. Вдоль берега впритык друг к другу выстроились грузовики, образовавшие временную дамбу. К ним продолжали подгонять все новые машины. Неподалеку от того места, где стояли Тернер с капралами, кое-кто касками выкапывал в песке одиночные окопы. Те, кто позаботился об убежище раньше, выглядывали из своих нор в дюнах с самодовольным видом собственников. Как сурки, подумал Тернер. Но большая часть солдат слонялась по песку без всякой цели, словно жители итальянского городка в час вечерней прогулки. Они не видели настоятельной необходимости уже сейчас вставать в огромную очередь, однако и удаляться от берега не хотели, чтобы не упустить корабль, если тот вдруг появится.
Слева находилась та самая курортная деревушка Поющие Дюны – веселый ряд кафе и маленьких магазинчиков, которые при иных обстоятельствах выдавали бы сейчас напрокат пляжные шезлонги и катамараны. В овальном парке на аккуратно подстриженной лужайке располагались эстрада и карусель, раскрашенная красной, белой и синей красками. В этой декорации, присев на корточки, устроилась еще одна беззаботная ватага. Солдаты взламывали двери кафе и, сидя за вынесенными на тротуары столиками, орали и хохотали, накачиваясь спиртным. По заблеванным тротуарам носились люди на велосипедах. Несколько пьяных спали, раскинувшись на траве возле эстрады. Одинокий пляжник в подштанниках лежал на полотенце лицом вниз, его плечи и ноги покрылись неравномерными пятнами загара и напоминали ванильно-клубничное мороженое – розовое чередовалось с белым.
Из трех кругов ада – море, пляж, набережная – выбрать было нетрудно: решение диктовалось жаждой, и капралы пустились в путь. Пройдя по дорожке от пляжа, они пересекли песчаную площадку, заваленную битыми бутылками, и вышли на набережную. Обходя особо шумные столики, Тернер заметил моряков, шедших навстречу, и остановился, залюбовавшись. Их было пятеро: два офицера и три матроса; обмундирование сияло свежестью, белизной, синевой и золотом. Никаких уступок маскировке. Суровые, с гордой осанкой, с револьверами в пристегнутых к поясам кобурах, они со спокойной уверенностью шли сквозь толпу чумазых солдат, одетых в унылую полевую форму, внимательно глядя по сторонам, словно эскорт какого-нибудь вельможи. Один из офицеров делал пометки в блокноте. Они направлялись к берегу. С детским чувством потерянности Тернер наблюдал за ними, пока они не скрылись из виду.
Вслед за Мейсом и Неттлом он зашел в шумный, смрадный, прокуренный зал первого попавшегося на пути бара. На стойке стояло два открытых чемодана, набитых сигаретами, но выпить было нечего: полки, тянувшиеся вдоль заваленной мешками с песком зеркальной стены позади стойки, зияли пустотой. Когда Неттл нырнул под стойку, чтобы пошарить там, посыпались насмешки – каждый вновь пришедший делал то же самое. Все спиртное давно оприходовали серьезные выпивохи, обосновавшиеся у входа. Протиснувшись сквозь толпу, Тернер вышел в заднюю комнату, где располагалась кухня. Помещение оказалось развороченным, из кранов вода не текла. Во дворе он нашел лишь писсуар и штабеля порожней тары. Собака пыталась залезть языком в пустую банку из-под сардин, возя ее по застывшей цементной кляксе. Тернер вернулся в зал, тонувший в гомоне голосов. Электричества не было, сквозь окна и дверь проникал лишь дневной свет, грязно-коричневый, будто залитый вожделенным пивом. Хоть пить было нечего, люди продолжали толпиться в баре. Мужчины входили, расстраивались, но оставались, привлеченные бесплатным куревом и явными свидетельствами того, что здесь еще недавно бражничали. Гнезда дозаторов, из которых были вынуты бутылки, пустовали. От липкого цементного пола шел сладковатый запах алкоголя. Шум, теснота и влажный прокуренный воздух хоть как-то унимали тоску по субботнему ночному пабу. Здесь для этих людей была сейчас и Майл-Энд-роуд, и Сокихолл-стрит,[28] и все, что между ними.
Тернер стоял посреди зала, не зная, что делать. Чтобы выбраться из этой тесноты, требовалось приложить немало усилий. Из разговоров, которые велись вокруг, он понял, что накануне корабли приходили и, возможно, завтра тоже придут. Поднявшись на цыпочки, он с кухонного порога неопределенным пожатием плеч дал знать капралам, находившимся в другом конце зала, что здесь им не повезло. Неттл кивнул на дверь, и они стали пробиваться к выходу. Глотнуть хмельного, конечно, хотелось, но сейчас их больше интересовала вода. Подступы к выходу оказались заблокированы спинами собравшихся в кружок мужчин.
Тот, кто находился в его центре, наверное, был мал ростом – менее пяти футов шести дюймов, – потому что Тернер видел лишь часть его затылка.
– Нет, ты ответь на этот чертов вопрос, олух напомаженный.
– На какой вопрос?
– Где тебя черти носили?
– А где были вы, когда убивали моего товарища?
Смачный плевок прилип к затылку «олуха» и стал сползать за ухо по набрильянтиненным волосам. Тернер обошел вокруг, чтобы лучше рассмотреть, что происходит. Сначала он увидел серовато-голубой китель, потом – лицо, искаженное гримасой немого страха. Это был маленький жилистый мужчина в очках с толстыми грязными линзами. Он походил на писаря или телефониста, возможно, из какого-нибудь давно разбежавшегося штаба. Но на нем была летная форма, и это делало его козлом отпущения в глазах томми. Коротышка медленно поворачивал голову, обводя взглядом допрашивающих. Ему нечего было им ответить, да он и не пытался отрицать свою ответственность за отсутствие «спитфайров» и «харрикейнов» в небе над побережьем. В правой руке он Отчаянно сжимал берет, от усилия рука дрожала. Стоявший в дверях артиллерист врезал ему по спине с такой силой, что человечек, перелетев через кольцо мучителей, уткнулся в грудь солдата, тут же отправившего его тычком в голову обратно. Послышался гул одобрения. Наконец-то нашелся тот, кто ответит за их страдания.
28
Майл-Энд-роуд – улица в лондонском Ист-Энде, в пределах слышимости колоколов церкви Сент-Мэри-ле-Боу, то есть в исконном районе кокни, где находится множество пабов; Сокихолл-стрит – ее аналог в Глазго.
- Предыдущая
- 58/87
- Следующая