Живые и прочие (41 лучший рассказ 2009 года) - Касьян Елена "Pristalnaya" - Страница 82

Первым к Слону четверо телохранителей поднесли на подушке престарелого наставника правоверных, муллу Абу аль-Наджада. Прежде чем благочестивый старец в белом тюрбане и с завязанными белоснежным платком глазами коснулся Слона, тот сам протянул к нему хобот.

— Прочь, о исчадье Джаханнама! — закричал наимудрейший высоким дребезжащим голосом. — Ты, соблазнивший человека и принесший в мир смерть! Будь ты заклят именем Аллаха и проклят проклятием Пророка, гнусный Змей-искуситель!

Когда Абу аль-Наджада унесли, поводырь почтительно подвел к Слону едва державшегося на дрожащих ногах рабби Иссахара бен-Берехию, глаза которого также были повязаны платком. В этот момент Даниэль сделал Слону знак, и тот невежливо повернулся к раввину задом. Богобоязненный книжник поднял тощую руку и ухватил белого великана за жесткую кисточку хвоста.

— Благословен Господь, загодя посылающий сынам народа своего, Израиля, пальмовый побег для исполнения святой заповеди вознесения лулава в праздник кущей! — радостно возгласил светоч письменного и устного учения.

Последними городские стражники подвели к Слону группу ученых монахов в опущенных на глаза капюшонах. Гладя руками массивные ноги Слона, просветленные пустынники стали наперебой восхищаться незыблемыми и стройными столпами Церкви Господней, чудесным образом явленной им в Святом Граде.

Толпа, уже не в силах сдерживаться, вовсю хохотала, а градоправитель, велев снять повязки с глаз мудрецов, пристыдил их за невежество. После этого он обратился ко всем собравшимся со строгим указом:

— Мы вменяем в обязанность всем жителям Иерусалима и пришлым гостям в течение трех дней ярмарки навестить на этой площади дивное творение всемогущего Аллаха… слуна Абу-Аббаса, и тщательно осмотреть и ощупать оного, дабы впредь иметь более верное представление о мире.

Плату за осмотр Слона он в своей великой щедрости повелел делить пополам между собственным казначеем и Слоновьим проводником, так что когда Исаак с Даниэлем и животными покинули Иерусалим, направляясь к Лидде, их снова сопровождал нанятый на ярмарке эскорт.

Иерусалим сперва отдалился от них, а потом и вовсе скрылся за Иудейскими горами.

Вол и Осел с довольным видом шли налегке впереди вьючных мулов, рассуждая о том, что и правда ведь все в этом мире устроено Господом разумно, все предусмотрено заранее. И даже такое никчемное существо, как Слон, имеет свое назначение и свой смысл.

Слон тоже о чем-то думал. Только пойди разбери Слоновьи мысли! Хоть он и выглядит таким умным и ведет себя так, словно все понимает, но мысли свои прячет в такой крепкой черепной коробке, под такой толстой и прочной броней, что редкий мудрец способен их уразуметь — уж куда нам с вами!

Исаак думал, что воистину в Святом Граде Иерусалиме знаменательные события и ныне происходят, как в славные древние времена, и Бог в нем не оставляет без своей заботы и без утешения тех, кто попал в беду.

А Даниэль с радостью думал, что впереди его ждет еще столько интересного и неведомого, что путь далек, а мир вокруг него полон чудес.

И действительно, еще без малого два года добирались они до Франции, останавливаясь на пути в десятках городов. И повсюду люди, встречавшие его любимого Слона, изумлялись ему и от этого изумления делались и мудрее, и радостнее, и благодарнее Создателю за то, что созданное им никогда не перестанет их изумлять и радовать.

У Свина ярко-зеленый ирокез, расписанная вручную куртка, майка с тщательно прорисованными потеками крови вокруг нарисованных пулевых дырок, и весь он такой стильный рафинированный панк из тех, что дома обедают на белой скатерти, моют за собой посуду, а потом идут и срут на Красной площади. И я веду его к себе домой. Попрошу папу сварить нам того самого кофе, ну, с розовыми бутончиками. Если папа, конечно, дома.

А вот мама дома, работает она там. И мы со Свином как раз об этом и говорим. Свином он сам себя назвал в честь того еще Свина, но вообще-то он не похож. Он похож на мультяшку.

— Так ты чего, погоди, мать у тебя, что ли, дома? Офигела? Да ее же от меня столбняк хватит.

— Размечтался, — говорю я Свину, — она решит, что ты мой воображаемый друг. У нее у самой сейчас, наверное, русалка сидит.

— Русалка — это училка по-русскому? Так сейчас уже не говорят.

— Русалка — это русалка. — Я достаю магнитный ключик и тыкаю в домофон.

Мама в студии, пишет. Вопреки ожиданиям, у нее не русалка, а что-то вроде тени, клубящейся в кресле. У тени ясно видна шляпа и руки, а в руках — вполне реальная книжка, моя, между прочим, «Алхимик» Коэльо, уж не знаю, кто из нас ее выдумал, но читать ее я уже начала.

— Э-э, — взвыла я с порога, — а чего он мою книжку читает?

— Солнце мое, — ласково отозвалась мама, не отрываясь от холста, — ты все равно сейчас читать не будешь, ты с другом, а книжка беленькая такая, мне было нужно белое пятно. Да и нечего тебе читать такие глупости, вон, Борхеса возьми.

— Ы-ы-ы… — промычал Свин, — а это чего это?

— Не бери в голову, — посоветовала я. — Пошли пожуем чего-нибудь.

В холодильнике нашлись котлеты — это значит, бабушка где-то поблизости, — и торт, значит, вместе с дедушкой. А вот маринованных огурцов нет, значит, папы еще нету, он их всегда притаскивает. Мы перехватили по бутерброду с котлетой, и я утащила Свина к себе, уроки-то никто не отменял.

— Рулезно у тебя тут, — покрутил головой Свин, — это чего, все мама твоя рисовала?

— Это мы с ней вместе. Ну, за математику?

Не успели мы расположиться, Свин — на диване, я за столом, как дверь скрипнула, и в нее просунулся длинный нос Джона Леннона:

— Excuse me, haven't you ever seen my Lucy?

— Granma in mother's room, I hope, — ответила я, — and I have seen her once or twice.

— Thanks. — Нос исчез.

— What does it mean? Тьфу, черт, я хотел сказать, какого черта это было? Это чего, Джон Леннон?! Его же убили.

— Это бабушкин Леннон, — объяснила я, — ну, она же у меня старая битломанка, еще с шестидесятых.

— Так, — насупился Свин, — чего-то я не понимаю. У мамы твоей сидит в кресле какая-то хрень. Бабушку разыскивает Леннон. И я теперь у тебя воображаемый друг.

— Погоди, ты еще не видел, чего папа с дедушкой вытворяют. Вот как раз они сегодня собирались винду переставлять, это будет круто. Как ты думаешь, зачем дедушке торт?

— Зачем может понадобиться торт? К чаю, что ли?

— Ну да, к чаю. Но не для еды. Ну ладно, пока их нет, ты мне объясни, что ли, задачку, чего-то я не понимаю.

— Да ну, там же все просто! — Свин мигом отвлекся, загорелся и нырнул в цифры по самые уши.

Когда мы закончили и математику, и химию и даже успели провести парочку рискованных опытов с моими реактивами, оказалось, что папа и дед давно дома, из междверья доносятся невнятные вопли и бормотание.

— А вот теперь пошли подсматривать. — Я оторвала Свина от исписывания невидимыми чернилами его дневника и потащила в коридор.

Вовремя успела! Там как раз дед вызвал Билла Гейтса и готовился залепить в него тортом. Билл Гейтс, заранее готовый к экзекуции, стоял понурясь. Папа, не обращая ни на что внимания, быстро шелестел о чем-то по клавишам.

Хрясь! Торт влетел в лицо Биллу Гейтсу и стек на пиджак, компьютерный магнат вздохнул, счистил пальцем крем с носа, облизал палец и исчез.

— Эх, как на душе все-таки легчает сразу, — отряхнул руки дед и повернулся к сыну: — Юр, а Юр, мы кофе-то пить будем? Вон, гляди, и молодежь повылезала.

Свин выглядел разочарованным. Он уже начал привыкать к эффекту, который неизменно производит его зеленый аутентичный ирокез на старших, и на тебе. С такими титанами ему не сравниться.

— Да ты не расстраивайся, — похлопала я его по плечу, — щаз дед папу из-за компа вынет, и тебя ждет самый вкусный кофе на свете. Джинн Абу-Али-ибн-Хусейн другого не варит.