Вавилонский голландец - Гарридо Алекс - Страница 80

– Мама, это Мартин, – затараторила Мэрион. – Мартин, это моя мама, Дженнифер. Мама, мы с Мартином решили пожениться, правда здорово? Пойдемте скорее это отметим, мы вот и шампанского принесли, «Дом Периньон», полусухое, твое любимое…

– Ну ты даешь! – неожиданно заржал Мартин. – Убедительно, сил нет!

– …и икры… – машинально закончила она и повернулась к Мартину: – Что ты имеешь в виду?

Мартин, улыбаясь, показал на маму:

– Если бы я не видел, что тут пусто, я бы решил, что ты действительно с ней разговариваешь.

– …

– Здорово, очень. Вот так все и скажешь, только еще добавь, что ты меня любишь больше жизни. Во сколько она придет?

– Мартин, ты что, смеешься над нами?

Мартин, не отвечая, все еще хихикая, аккуратно обогнул маму и отправился на кухню. Там он по-хозяйски открыл холодильник, поставил шампанское охлаждаться, проверил, есть ли лед, включил настольную лампу и уселся на кухонный диванчик, улыбаясь до ушей.

– Уютно у тебя, – заметил он.

– Мартин, это не смешно, что на тебя нашло? – Мэрион начала злиться. – Немедленно извинись перед мамой!

– Мэрион, в этой квартире пусто. Здесь только я и ты. – Мартин все еще улыбался, но теперь уже чисто машинально. – Твоя маман все еще секретарствует, дай ей бог здоровья. Иди-ка сюда, чучелко, я тебя, пожалуй, брошу в терновый куст…

То, что произошло дальше, Мэрион помнила очень плохо. Кажется, Мартин смеялся, кривлялся и показывал пальцем куда-то вбок. Кажется, мама всхлипывала и пыталась что-то объяснить. Кажется, Мэрион наконец разозлилась всерьез.

– Ах ты дерьмо! А ну пошел отсюда, сука циничная!

Мартин отшатнулся, потер покрасневшую от удара щеку. Поморгал.

– Ты все еще здесь?! Вон, я сказала! Вон, и чтобы духу твоего здесь не было!

– Мэри…

– Пошел. Вон.

Вытолкав упирающегося Мартина, Мэрион захлопнула дверь и обернулась к маме.

– Мам, прости меня, пожалуйста, он дерьмо. Но слава богу, что мы это поняли так быстро, да?

– Мэри, – начала мама, – мне кажется, детка…

– Мне тоже много чего кажется, мам, – отрезала Мэрион. – Пойдем шампанское пить. С икрой. Все мужики козлы, правда?

– Я бы не стала, – улыбнулась мама, – делать такие поспешные обобщения.

«Мэрион сидела очень прямо, глядя перед собой немигающими сухими глазами. Жизнь внезапно потеряла смысл и цель», – подумала в ответ Мэрион и отхлебнула шампанского.

– Пойду поработаю, – сказала она вслух.

Он позвонил через полчаса. Бормотал что-то невнятное, извинялся, говорил, что выпил лишнего, уговаривал вернуться (она в ответ молчала в трубку), потом неожиданно выпалил, что у него есть знакомый психотерапевт, и спросил, что она думает по этому поводу.

– Хорошая идея, – сказала Мэрион. – Сходи, пусть он тебе мозги вправит.

Бросив трубку, она подошла к зеркалу и вгляделась в собственное лицо. Нежная дева Мэрион, прекрасная дама в беде, а ее Робин оказался трусом и мудаком. Хорошо еще, не забеременела, пришлось бы аборт делать. Мэрион выгнула спину и выпятила живот. Мне пошла бы беременность, подумала она. Так и запишем.

«Мэрион вдруг остро почувствовала, как внутри нее растет новая жизнь, незнакомое ей крошечное существо волшебным образом превращается из червяка в рыбу, из рыбы в птицу, потом в неизвестного лысого зверя, потихоньку начинает двигать лапками и очень, очень медленно превращается в настоящего, хотя и очень маленького человека».

В ту ночь пути Мэрион из Нью-Йорка и Мэрион из Парижа окончательно разошлись. Мэрион из Нью-Йорка ходила на работу, пила кофе по дороге домой, потом писала до маминого прихода, потом они пили чай при свете настольной лампы, и Мэрион читала маме то, что написала за вечер. Мама завороженно слушала и каждый раз говорила, что это нужно издавать, что она умирает от любопытства, хочет знать, что будет дальше, и что Мэрион гениальна. Мартин звонил каждый день, утром и вечером. Мэрион никогда не снимала трубку.

Мэрион из Парижа меж тем блистала в свете, щебетала по-французски, испански и португальски, добивалась своего любыми способами, занималась сомнительными финансовыми махинациями, ходила вокруг света на двухмачтовой яхте вахтенным матросом, влюблялась и ссорилась, а страниц через двести даже родила очаровательного мальчика. Мальчик подрос, во Франции началась война, ребенок Мэрион погиб при бомбежке.

– Мэри, детка, да за что же ты его?

– Мам, оно само. Я уж и так и сяк, но Жака мне не спасти. – Мэрион шмыгнула носом. – Но ничего, она справится. Она сильная, Мэрион.

– Я вот как раз хотела спросить…

Лежавший на столе телефон завибрировал, и Мэрион покосилась на него с отвращением. «Частный номер». Придется подойти, это наверняка шеф. Старый параноик заблокировал определение номера и ужасно удивляется, что никто не перезванивает, когда он говорит со своего мобильного. Болван.

– Мэрион Игл у телефона.

– Кхм. Я хотел…

– Мартин, я же сказала не звонить мне больше.

– Дай мне один шанс. Мы придем вместе с Джоном и во всем разберемся, а?

– Каким еще Джоном?

– Помнишь, я говорил, психотерапевтом. Мы внизу. А?

«Сердце Мэрион, – подумала Мэрион, – сгорело дотла. Но ничто не вечно, даже смерть. И вот теперь сквозь пепел пробивался бледный росток жалости».

– Ладно. Приходите.

Они пришли минут через десять, Мэрион успела накрасить губы, надеть туфли, снять передник, убрать со стола компьютер с открытым файлом романа, расставить на столе чашки, поставить чайник, насыпать печенья в вазочку, три раза поглядеться в зеркало и подумать о том, что «выбора у Мэрион не оставалось. С гордо поднятой головой она шла навстречу неотвратимой судьбе». Потом она обернулась к маме:

– Все нормально будет. Выпьют чаю и уйдут. Я же понимаю, он это накрутил, чтобы не жениться, – вон даже сумасшедшим сказался. Он трус и говно, но все равно же жалко. Пусть думает, что я поверила, ага?

– Мэри… – начала мама.

Прозвенел дверной звонок.

Мартин и Джон были очень вежливы. Извинились за поздний визит, сказали, что буквально на пять минут, нерешительно мялись в прихожей, потом наконец вошли в кухню, и Джон покосился на стол, накрытый на четверых. Мэрион усадила их за стол и крикнула в коридор:

– Мам, иди чай пить!

Джон вздрогнул. Мартин покосился на него и пробормотал:

– Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Типичный отказ от реальности, – непонятно ответил Джон. – Мисс Игл?

– Мэрион, – сказала Мэрион. – Слушаю вас, Джон.

– Мэрион, вы видите сейчас вашу маму?

– Нет, – очень спокойно ответила Мэрион, – не вижу. Она у себя, сейчас придет, и я ее увижу. И вы тоже, Джон. И Мартин, хотя он притворяется психом, и, представляете, Джон, я даже догадываюсь почему.

– Почему? – приятно улыбаясь, заинтересовался Джон.

– Потому что он обещал на мне жениться, а в последний момент ему стало элементарно страшно, – улыбнулась в ответ Мэрион. – И он решил сделать из меня идиотку. А теперь и из вас тоже. Мам, садись. Это Джон. Мартина ты знаешь. Джон, моя мама, Дженнифер.

Джон немножко изменился в лице и спросил еще более спокойно:

– Мэрион, где сейчас ваша мама?

– Она сидит напротив вас, Джон, – ответила Мэрион, сама безмятежность.

– Здравствуйте, Дженнифер, – сказал Джон и улыбнулся.

Они выпили чай и поговорили о погоде. Все согласились, что погода стоит неважная, в прошлом году ноябрь был значительно теплее. Но дождей мало, и это хорошо, заметил Джон. Потом он сказал, что уже очень поздно и им, пожалуй, пора. Все согласились, что, пожалуй, и правда пора.

Уже закрывая за собой дверь, Джон остановился, внимательно поглядел на Мэрион и очень убедительно сказал:

– Мэрион. Послушайте меня. Пройдите на кухню и посмотрите – четвертая чашка осталась нетронутой. И пожалуйста, вспомните, во что одета ваша мама. И во что она была одета вчера. И позавчера. Спокойной ночи.