Рок-н-ролл под Кремлем - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 38
- Предыдущая
- 38/78
- Следующая
– Ты что, с ума сошел?! – зловеще спросил отец. – Ты где напился?!
– Да, сошел! Я и пить буду, и курить буду, и школу брошу! И делайте со мной все что хотите – хоть бейте, хоть убивайте!
У мамы лицо пошло пятнами, она сказала:
– Ты видишь, Петя? Надо что-то делать!
Но папа, Петр Данилович Евсеев, подполковник КГБ в отставке, умел хорошо анализировать ситуацию и делать взвешенные выводы. Он убрал боевой камуфляж, будто воздух выпустил, а грозно выставленными руками снял с сына ветровку.
– Ну ты даешь, Юрий Петрович! – только и сказал он, помогая сыну разуться. Но процесс был прерван, потому что Юра вдруг стремглав бросился в туалет. Его рвало весь вечер, и все эти неприятные ощущения на много лет отбили охоту к спиртному.
Родители отпаивали его крепким чаем, и постепенно парень стал приходить в себя.
– Чё вы пили-то с Ленькой? – спросил отец.
– Ром! – прорыдал Юра. Он спрятал лицо на груди у отца, просто залез к нему под мышку: – Сухой, золотой, крепкий! Ленчик сказал: слез не будет!..
– Видишь, как вышло, – Петр Данилович глянул на жену, обнял сына за голову, прижал покрепче. – Ром – это напиток пиратов. Его пьют в море, на открытой палубе… под хороший крен, под свежий ветерок… А вы небось и форточку забыли открыть… Давай-ка лучше ложись спать и забывай про глупости…
Через несколько дней, только Юра пришел из школы и не успел еще удивиться, что обедом его кормит отец, – прозвучал звонок. Петр Данилович как-то слишком поспешно потрусил в прихожую открывать. Юра услышал голос матери:
– Ключи – глубоко в кармане… Боялась упустить…
Бросив ложку, Юра вышел из кухни, увидел свою маму, Клавдию Ивановну, в сбитом набок красивом берете, прижимающую к груди маленькое черное существо с большой головой и испуганно вытаращенными глазами.
– Это… Кто? – спросил он.
– Нью… Фалд… – стала припоминать Клавдия Ивановна.
– Ньюфаундленд, – подсказал Юра.
– Точно! Ньюфаундленд! – обрадовалась мама. – У него королевская родословная! Только прикус какой-то неправильный… У меня даже на поводок не хватило, и на троллейбусе пришлось потом…
– Это же ньюф! – восторженно выдохнул Юра. – Водолаз! Собаки должно быть много!
– Но мне сказали, он вырастет… Он вырастет и будет большой, – мать не поняла его и обеспокоенно посмотрела на отца.
– Правильно! – закричал Юра. – Он будет размером с теленка! – А потом вдруг сказал тихо: – Цезарь.
Сказал и протянул руки, и прижал щенка к своей груди.
– Правильно! – радостно взволновалась мать. – Он – аристократ! До мозга костей! Вот только прикус…
– Ты его так и волокла на себе? – осведомился Петр Данилович, помогая жене снять плащ. – А как же «дела»? «Дела»-то он не сделал?
Под плащом у Клавдии Ивановны оказался домашний халат: видно, спешила обернуться к приходу Юры из школы.
Петр Данилович ловко потянул пояс с халата, повязал его на шею щенку, щенок как-то извернулся и успел смачно лизнуть Юру в щеку.
– Ты мой, Цезарь! Мой! – обрадовался Юра.
– Мы быстро! – заверил отец, натягивая пиджак. – Тут недалеко я видел зоомагазин! И «дела» сделаем, и купим все что надо!..
– Если бы это было в наши дни, я бы обязательно получила «Оскара». Или, на худой конец, «Пальмовую ветвь». Потому что у меня была революционная роль.
– Революционная?! – Евсеев с недоумением посмотрел на утративший яркость красок плакат: «Три дня в Ялте». Пляж, море, заходящее солнце – это фон, а на переднем плане – загорелая девушка в достаточно скромном, по нынешним меркам, бикини… Пышная грудь, тонкая талия, развитые бедра, выпуклые ягодицы, мускулистые икры… Короче, ничего особенного. Опять-таки по нынешним меркам. В начале семидесятых все мужчины Советского Союза были влюблены в эту девушку. В Нину Архипову.
– Не в том смысле, что про революцию! – Полная, довольно неряшливого вида женщина машет рукой. Это тоже Нина Архипова, но реальная, из сегодняшнего дня. Конечно, ей бы лучше убрать плакат, тогда контраст не был бы столь убийственным. – Просто появился фильм нового поколения: без планерок, производственных совещаний и мартеновских печей. Песни, танцы, любовь, красивая природа, а в центре всего – я! Почти обнаженная! Теперь этим никого не удивишь, но тогда… Картину положили на полку, режиссера чуть не исключили из партии… Потом все образовалось и я стала символом нового отношения к женщине. Не как к передовику производства или домашнему животному, а как к объекту мужского вожделения!
Евсеев слышал от отца эту историю. «Все образовалось» после того, как Нина Архипова не на экране, а в жизни выполнила роль объекта вожделения крупного государственного чиновника. Настолько крупного, что он входил в касту неприкасаемых, поэтому собранный Комитетом компромат так и не был реализован. Зато портрет «революционной» красотки обосновался на этикетке одного из знаменитых массандровских портвейнов.
– Так вы можете вспомнить этого светского льва дядю Колю? – в очередной раз Евсеев попытался подтолкнуть бывшую красавицу в нужном направлении.
Женщина опять махнула рукой.
– Сколько их было, этих «светских львов»! И дяди Коли, и дяди Пети, и дяди Володи… И каждый обещал золотые горы… Только где они все? И где эти горы?
Действительно, в тесной «хрущевской» «однушке» стоял отчетливый запах нищеты. Неубранная продавленная тахта, круглый стол, три стула и древний шифоньер составляли все убранство квартиры. Плакат на стене служил единственным напоминанием о прежней жизни. В ней действительно имелись и золотые украшения, и бриллианты, и шикарная квартира на Ордынке, но все это вылетело в трубу. Точнее, в бутылки из-под самых ординарных дешевых портвейнов, которыми заставлен узкий балкон и кухня…
– Дядя Коля. Он ездил на «Волге», посещал престижные концерты, его многие знали…
Нина Архипова поднялась и, заметно прихрамывая, направилась к шифоньеру, порылась внутри и положила на стол старинный фотоальбом. Когда она наклонилась, Евсеев отчетливо ощутил запах алкоголя.
– Вот, смотрите. Это съемки «Трех дней», это репетиция в театре, это моя вторая свадьба… Я шесть раз была замужем, четыре – с регистрацией. Ну а романов и интрижек не сосчитать. Я вообще не понимаю, зачем вы ко мне пришли, если вас не интересует моя жизнь? Вы ведь журналист?
Евсеев представился, когда позвонил в дверь, потом еще дважды в ходе разговора. Но раз угасшая звезда хочет видеть его только журналистом… Он неопределенно кивнул.
– А почему вы не записываете? Где ваш диктофон? Или фотоаппарат? Впрочем, вы можете купить у меня любую фотографию. Выбирайте!
– Спасибо, не надо…
– Ну тогда займите мне денег. Сто рублей. До пенсии, у меня ведь вторая группа. Я всегда отдаю, можете спросить у соседки…
Контрразведчик вздохнул. С деньгами у него самого было негусто. Но делать нечего…
Порывшись в карманах, он выложил на стол несколько купюр. Одутловатое лицо женщины оживилось.
– Я сразу поняла, что вы джентльмен! – церемонно произнесла она. – Сразу, как только вы вошли. И даже если мы с вами разопьем бутылочку-другую, вы – не позволите себе ничего лишнего… Ведь так? Только вам придется сходить в «Гастроном» – у меня и закуски нет…
– Скажите, а кто еще был заметной фигурой в артистическом мире семидесятых годов?
Нина Архипова презрительно выпятила губу и покачала головой.
– Да никого не было! Кто там мог быть заметной фигурой?! Посмотрите газеты тех лет, и вам все станет ясно! Так вы пойдете в «Гастроном»?
Евсеев встал.
– К сожалению, мне надо возвращаться на работу. Извините.
– Ничего, я Ленку попрошу. Главное, чтоб деньги были. А тут хватит и на вино, и на сосиски…
Нина Архипова на плакате и Нина Архипова в реальной жизни улыбались. Но это были совершенно непохожие улыбки.
Изнывая от жары, Евсеев купил мороженое и, подойдя к нужному подъезду респектабельного дома на Малой Грузинской, задержался, чтобы его доесть. Красивый фасад из желтоватого кирпича, широкие окна, огромные балконы, треугольные и полукруглые эркеры – в советские времена тоже умели строить элитное жилье. Правда, тогда квартиры не продавали всяким нуворишам и скоробогачам, а бесплатно распределяли среди номенклатурных работников. В этом и состояла справедливость того времени. Отец считал, что это правильная справедливость.
- Предыдущая
- 38/78
- Следующая
