Тень и шелк - Максвелл Энн - Страница 31

• Предыдущая
• 31/90
• Следующая

Лимузин подъехал к портику и остановился перед массивными двустворчатыми дверями. Особняк недавно покрасили ослепительно белой краской, на которой еще отчетливее выделялись голубые входные двери.

Дэни мгновенно узнала оттенок дверей. Такой же цвет имело одеяние монаха, который спрятал ее и Шона после похищения шелка.

— Монахи Лазурной секты? — изумленно выговорила Дэни. — Здесь?

— Как справедливо заметила госпожа Редпас, — ответил Шон, — этот шелк имеет не только духовную, но и мирскую ценность. А округ Колумбия и его пригороды — мирская Мекка.

Джиллеспи потянулся, чтобы открыть дверцу лимузина, но Редпас перехватила его руку.

— Так вы решились, мисс Уоррен? — спросила она.

— Я приняла решение еще в ту минуту, когда узнала, во сколько обошлось ожидание вертолета, — сообщила Дэни.

— Вы никому и ничего… — начал Шон.

— Черт возьми! — яростно перебила Дэни. — Если я нужна «Риск лимитед», я готова.

Редпас улыбнулась:

— Вы действительно нужны нам, и теперь больше, чем когда-либо.

— Почему? — потребовал ответа Шон.

— Боюсь, больше мы не сможем полностью доверять нашим клиентам.

— Монахам? — с недоверием переспросил Шон. Короткие, с безупречным маникюром ногти Редпас побарабанили по кожаной папке, лежащей у нее на коленях.

— Но почему? — не отставал Шон.

— Назовем это интуицией.

— А еще лучше — дерьмом, — буркнул Шон. Джиллеспи оглянулся и смерил Шона красноречивым взглядом.

Редпас лишь улыбнулась.

— Открой дверь, Джилли, — велела она. — У нас предостаточно дел, а времени в обрез.

Привратник был облачен в черный деловой костюм, но обветренное лицо и коротко подстриженные черные волосы выдавали в нем тибетца. Распахнув дверцы лимузина, он низко поклонился гостям.

Шон приветствовал привратника на его родном языке, и тот широко заулыбался, что-то быстро ответив и перейдя на английский.

— Это большая честь для Прасама Дхамсы — принимать вас здесь, посол, — объявил привратник, снова кланяясь.

— Сомневаюсь, — пробормотал Джиллеспи так, что его расслышала только Редпас.

Не обращая внимания на сержанта, Редпас улыбнулась и ответила привратнику легким поклоном.

— Визит сюда — такая же честь и для меня, — почтительно произнесла она.

Привратник проводил всех четырех посетителей до лазурных дверей, открыл одну створку и впустил их в переднюю.

Казалось, они вмиг перенеслись обратно во времени и пространстве и оказались там, где существуют не машины, а только божества.

Над дверью, ведущей в глубь дома, два стилизованных золотых оленя поддерживали колесо. Это изображение было знакомо и Шону, и Дэни, ибо оно повторялось над входом каждого буддийского храма в Тибете.

Олень символизировал место, где Будда произнес первую проповедь, поведав людям четыре благородные истины — страдание, причину страдания, конец страдания и путь к концу. Само колесо олицетворяло совокупность истин и их связь с человеком и бесконечным циклом рождений, смертей и перерождений.

Раскрашенный Будда сидел лицом к гостям, сложив ладони в грациозном жесте медитации. Позади статуи перегородки были убраны или перенесены, так что образовался огромный зал с рядами небольших комнат, окружающих его с трех сторон.

Молитвенные колеса виднелись здесь повсюду, готовые прийти в движение от прикосновения руки проходящего мимо человека и вращением отправить святые слова в пустоту. Воздух был пропитан ароматом курений и дрожал от отдаленных звуков гортанного пения монахов.

На взгляд уроженца Запада, эти звуки были скорее примитивными, нежели духовными. Они чем-то напоминали срывающееся дыхание огромного зверя и ничуть не походили на возвышенные григорианские хоралы. В тибетских напевах было нечто завораживающее, заставляющее забыть о личном сознании и возвратиться к первобытному племенному.

Дэни с запозданием поняла, что привратник скрылся. Вокруг не было ни души.

После минутного ожидания Джиллеспи встал по стойке «вольно», всем видом излучая нетерпение.

Поза Шона была более небрежной, но не менее нетерпеливой.

— Значит, обычно вас встречают по-другому? — шепотом спросила у него Дэни.

— Обычно нас не заставляют ждать, — таким же приглушенным шепотом ответил Шон. — Должно быть, Прасам Дхамса зол на меня как черт.

Джиллеспи что-то произнес на мелодичном наречии жителей Ямайки.

Редпас исподволь взглянула на коллегу и отозвалась на том же языке.

— Терпеть не могу, когда со мной обращаются как с прислугой, босс, — сообщил Джиллеспи на правильном английском и добавил чуть тише:

— Особенно при нынешних планах.

— И тем не менее, — отозвалась Редпас, — мы все вытерпим, подкрадемся и, может быть, поймаем обезьяну, ясно?

— Если планы таковы, — негромко вставил Шон, — сомневаюсь, что в них участвует Дхамса.

Джиллеспи фыркнул.

— Вполне возможно, — отозвалась Редпас. — Если так, значит, его влияние на лазурных монахов должно быть незначительным — следовательно, тем более необходимо действовать без шума.

Шон помедлил, подумал минуту и кивнул. Пробормотав еще несколько фраз на наречии Ямайки, Джиллеспи умолк.

Дэни с любопытством прислушивалась к разговору. Пусть Редпас была боссом, но Дэни понимала, что последнее слово осталось за ней не поэтому. Коллеги-мужчины явно уважали ее за ум и, несомненно, считались с ней.

Но любой из них мог сломать Кассандру Редпас, как спичку. Джиллеспи был куда крупнее Шона. Голова Редпас едва доставала до груди сержанта, однако женщина держалась так, словно физическая мощь спутника не имела ни малейшего значения.

Может быть, для некоторых мужчин это справедливо, наконец решила Дэни. Для незаурядных мужчин.

Эта мысль показалась ей заманчивой. На своем опыте Дэни убедилась, что в определенный период полового созревания средние мужчины становятся сильнее средних женщин. Это бесспорно, и никакие требования равенства полов его не изменят. Мужчина способен получить от женщины все, что пожелает, если он предпочтет воспользоваться своим физическим превосходством.

Дэни до сих пор помнила свое первое потрясение, когда еще в младших классах мальчики, которых она превосходила смекалкой и умом, вдруг стали сильнее ее. А некоторые оставили ее далеко позади и по ловкости.

Такие, как Шон. Дэни еще никогда не видела мужчину, способного с такой скоростью передвигаться по крышам. Кроме того, его движения были рассчитанными, но самое главное — экономными.

Возможно, в этом-то и дело, размышляла Дэни. Мужчины и женщины способны успешно сосуществовать, когда мужчины добровольно отказываются от своих физических преимуществ над женщинами.

Стив так и не сумел этому научиться. Да и не хотел. Ему нравилось сознавать, что он сильнее Дэни.

Он к этому привык.

«Нет, — мрачно призналась Дэни самой себе, — он злоупотреблял своей силой. Чтобы возвыситься надо мной».

После Стива Дэни была твердо убеждена, что все отношения между мужчинами и женщинами заканчиваются для последних быстро и плачевно. Однако наблюдая за Редпас, Джиллеспи и Шоном, она предположила, что для женщин и мужчин существуют иные способы уживаться между собой, грубая сила здесь ни при чем.

Дэни украдкой взглянула на Шона.

Хотелось бы знать, может ли он всерьез увлечься женщиной? Он так сдержан. Даже слишком сдержан.

Самодисциплина Шона и успокаивала ее, и тревожила.

Что будет, если он однажды сорвется с цепи?

Эта мысль пришлась Дэни не по вкусу.

В отличие от самого Шона.

— Гилберт Стюарт, — произнесла Редпас.

Дэни поймала себя на том, что она в упор смотрит на Шона, а тот — на нее. Его прищуренные внимательные глаза светились умом и проницательностью.

Дэни быстро повернулась к Редпас, которая разглядывала картину, висящую в холле.

— Должно быть, она досталась монахам вместе с домом, — пояснил Шон. — Монахи уважают искусство любого народа, а не только собственное.

• Предыдущая
• 31/90
• Следующая