Саламанка - Грицак Елена Николаевна - Страница 24

• Предыдущая
• 24/37
• Следующая

В XII–XIII веках никакое занятие, кроме преступлений, не считалось зазорным для голодного человека, коим за редким исключением был школяр. Существовали особые наставления и руководства по этому ремеслу. Для того чтобы просить подаяние, не опасаясь стража порядка или, что еще хуже, товарищей, студент получал официальную бумагу – патент и узаконенный статус. Условия, при которых школяр мог считаться нищим, утвердил император Карл V, а затем уточнил и вновь утвердил его сын Филипп II: «Студенты имеют право просить милостыню с разрешения ректора университета, в котором они учатся, а за неимением такового с разрешения духовного судьи епархии, к которой относится упомянутый университет». Обладатель патента мог наравне с другими бедняками получить «жирный суп» (исп. sopa boba), который монахи каждый вечер выносили из ворот монастырей, предлагая нищим трапезу после чтения молитвы.

Если представить испанский преступный мир в виде лестницы, попрошайки располагались на самой низшей ее ступени. Будучи наименее опасными представителями криминала, они к тому же относились к его юридически регламентированной части. Приходские священники выдавали патент каждому, кто не мог работать, отказывая тому, кто трудиться не желал. К первым, помимо больных, калек, стариков, относились несправедливо уволенные со службы и студенты. Вожделенная бумага давала право взывать к милости горожан в радиусе 6 лье от церкви, но пользовались ею далеко не лучшие ученики, ведь самые способные, хорошо зная латынь и владея каллиграфией, могли подработать писцами или переводчиками.

Среди нищих существовала особая категория – слепые, у которых была монополия на пение молитв, охранявших от болезней, травм, непогоды и тому подобных напастей. Только им разрешалось заниматься весьма выгодной продажей газет, как во времена Средневековья и золотого века назывались рукописные листовки, сводки городских новостей и альманахи. Не стоит думать, что нищих всегда и всюду гнали от порога. В старой Испании деятельность слепых певцов и газетных торговцев напрямую связывалась с благочестием горожан. Все они имели собственных клиентов, и те, хоть однажды не увидев у ворот слепца, который мог заболеть либо пострадать в уличной драке, просили у братства замену, «дабы не утратить набожности в отсутствие молитв и газет». Интересно, что деньги, полученные другим из этого дома, тратились на лечение больного невзирая на длительность и серьезность недуга.

В Саламанке все нищие, по примеру Мадрида, объединялись в братства и жили в соответствии с уставом, подтверждавшим статус и привилегии, обеспечивавшим помощь в случае временной нетрудоспособности, а также защищавшим истинных бедняков от мнимых. Именно их называли язвой на теле общества; жутковатой массой заполоняя улицы, соборные площади, перекрестки дорог, они хватали за рукава почтенных горожан, дополняя жалобы и мольбы оскорблениями в адрес тех, кто посмел пройти мимо, не бросив монету.

К разряду ложных нищих иногда относили вагантов. Студенты-странники не спеша двигались по дорогам, взывая к людскому милосердию и лишь делая вид, что стремятся к знаниям. На самом деле они были бродягами, а мнимый статус нищего позволял, по словам одного из них, «наедаться до отвала каждый день». Наполнив доверху фляги, бродячие попрошайки проявляли завидное рвение в деле опустошения уединенных виноградников, ловле кур и с еще большим усердием клянчили деньги, неизменно покидая города с полными карманами.

В испанской литературе не раз упоминался «Трактат о защите истинно бедных и борьбе с притворщиками», где утверждалось, что последними является большая часть испанских нищих. Автор этого знаменитого документа в назидание легковерным соотечественникам перечислил все известные трюки, которые применяли упомянутые притворщики. Мнимые калеки умели делать «ампутированные конечности» и «вытекшие глаза», искусно прорисовывали «язвы» и «шрамы», могли придать лицу синюшную бледность, а затем разжалобить прохожего рассказом о скорой смерти. Здесь же содержится занимательный пример того, как все это используется на практике: «…пока мнимый умирающий агонизировал на улице города, его приятели вложили ему в руку свечу и организовали сбор денег на похороны. Когда же проходивший мимо медик наклонился, чтобы пощупать бедняге пульс, тот едва не сбил доктора с ног, вскочив и бросившись наутек…».Некоторые литераторы, не исключая тех, кто имел отношение к университету Саламанки, описывают средневековых студентов как «пеструю толпу канцелярских развратников, распутников, обманщиков, шутов, певцов, шарлатанов, претендовавших на то, чтобы считаться сливками общества». Признавая долю преувеличения, трудно поспорить с фактом неординарного поведения школяров, причинявших так много неприятностей горожанам. Неприязнь почтенных жителей к студенческой братии часто становилась причиной конфликтов, а те, в свою очередь, переходили в драки и масштабные побоища. Отъявленных бузотеров выявляли, стараясь от них избавиться, сами университетские власти. Многие изгнанники не мирились с «произволом» и уходили в другие города, чтобы продолжить учебу. Особенно сильно горожан раздражали иностранные студенты. «Университетские иностранцы – основные виновники дебошей и пьянства в Латинском квартале», – жаловался французский хронист. В основной своей массе студенты не утруждались занятиями, зарабатывая на хлеб или развлекаясь в период между экзаменами:

День настал веселья:

Песнями и пляской

Встретим залихватской

День освобождения

От цепей учения.

По официальной статистике, лишь четыре студента из десяти проходили заданный курс в полном объеме, а ученую степень, то есть аналог современного диплома, получал каждый десятый. Для тех, кто смог достичь желанной цели и стать хотя бы бакалавром, существовало три пути. Карьеру на религиозном поприще выбирали выпускники факультетов богословия или канонического права. Способные и ловкие простолюдины, получив образование, изредка добирались до высоких чинов (вплоть до папы римского) в обществе, где происхождение было решающим фактором не только в работе, но и в личной жизни.

Второй путь предусматривал светские должности правоведа, нотариуса, врача, ученого, университетского преподавателя, учителя – простого, частного, придворного или на муниципальной службе. В последнем случае бывший школяр сначала становился бакалавром, то есть помощником магистра. Затем, достойно выдержав экзамен перед коллегами, он переходил в ранг лиценциата. Звание магистра или доктора требовало прохождения сложной и дорогостоящей церемонии посвящения, а также единоличного и полностью самостоятельного проведения диспута, который, безусловно, должен был пройти без эксцессов.

Труд преподавателя, особенно в Средние века, чаще всего не завершался полным успехом. Однако, если учитель мог лишь посетовать на свою бездарность и ленивого неуча, не желающих «глотать вложенный ему в рот плод науки», студент чувствовал свое превосходство над согражданами даже без мантии профессора. Годы студенчества не проходили для человека бесследно. Покидая alma mater с багажом знаний, полностью изменив свое представление о мире и окружающих людях, он навсегда сохранял в себе часть безалаберного и свободного университетского духа.

Раздача сластей

В средневековом образовании влияние личности учителя распространялось на многие сферы жизни человека. Отношения между теми, кто возвышался на кафедре и теми, кто сидел на скамьях, регулировались правилом, согласно которому первый, хотя и не был святым, все же считался патроном, ведь именно он, а не усопший покровитель давал студентам знания, отвечал за их поведение и способствовал карьерному росту своих воспитанников. В отдельных случаях школяры могли пожаловаться на него, и такие ситуации случались, но большинство университетских профессоров пользовалось уважением, не случайно к ним применяли полузабытое латинское обращение «metis dominus» («мой хозяин»).

• Предыдущая
• 24/37
• Следующая