Не моя война - Миронов Вячеслав Николаевич - Страница 9

• Предыдущая
• 9/62
• Следующая

— Ну и что?

— А то — я не смогу дать ракете целеуказание, не смогу нанести удар по селу. Вот и все.

— Как? — Гусейнов наконец-то понял, что его провели как идиота, он был взбешён. — Модаев, Ходжи! — заорал он.

Серёжа и Ходжи подошли поближе.

Модаев с умным видом учёной обезьяны смотрел на карту, запрокидывал голову кверху и делал вид, что усиленно что-то считает. По его растерянной роже было видно, что он ни хрена не понимает, и ничего вразумительного сказать не может. Матчасть, Серёжа, надо было учить. И в училище, и в части. Тогда бы не прятали тебя командиры во время проверок по нарядам да командировкам. "Учи, сынок матчасть, пригодится, " — припомнилась мне реплика из одного старого анекдота.

Ходжи тоже смотрел на карту. Но он хоть не делал вид, что пытается врубиться, на его непроницаемом лице ничего нельзя было прочитать.

— Командир прав… — начал говорить Серёга, покрылся весь красными пятнами, горло ему перехватывало, он временами сипел, то ли от страха, то ли от волнения.

— Я у тебя один командир! — взвился Гусейнов.

— Так вот он прав, — продолжил Серёга, — понимаете, тем типом ракет, что стоят на вооружении, нельзя сделать, что вы требуете, — казалось, что Серёга сейчас расплачется.

— Как нельзя?! А ты мне что говорил? — ярость и презрение сквозило в голосе Гусейнова.

Все впустую. Обидно, да?

Ходжи сказал что-то на гортанном странном наречии. Азербайджанского я толком не знаю, но разговорную речь с великими потугами могу понимать. Тем паче, что она обильно пересыпана русскими выражениями, словами, которых нет в азербайджанском языке. И говорят они все больше жестами. Там можно догадаться по смыслу, что они хотят выразить. Этот же, наоборот, выражений на русском языке не употреблял и почти не жестикулировал, но голос его был твёрд и сух, он только пару раз волком глянул на командира и Серёгу-иуду.

Серёга поёжился под этим тяжёлым взглядом. М-да, тяжела ты предательская участь. Застрелись, придурок!

— А если попробовать «навесиком»? — робко, уже робко (! ) спросил Гусейнов.

— Мы же не пацаны, и это не миномёт, чтобы «навесиком» уничтожать противника. Вам тогда, милейший, надо было миномётчиков захватывать, или лётчиков, — Батя откровенно надсмехался, и в улыбке было видны его вставные золотые зубы.

— Вы все равно выпустите ракеты по селу! — сорвался на крик Гусейнов. — Начинайте готовиться к пускам! Иначе я начну всех расстреливать.

— Ты понимаешь, что не попаду я по селу? — Боб уже не говорил, а шипел, как старый рассерженный кот. — И не потому, что я не хочу, а потому что не могу. Физически не могу. Ты хоть это понимаешь?

— Все равно вы положите ракеты как можно ближе к селу! — Гусейнов продолжал упорствовать.

— Послушайте, если даже мы не попадём непосредственно по селу, то даже обстрел может испугать их, и партизаны уйдут оттуда, а мы займём село, — Модаев не дурак. Ты малый не дурак, и дурак и немалый!

— А что, это мысль! Подполковник, ты слышал? Только попробуй выкинуть какой-нибудь фортель! Наказание последует незамедлительно!

— Гусейнов, я устал от тебя и от твоих дилетантских воплей. Если хочешь играть в войну — играй. Хочешь играть в ковбоев — играй! Делай, что хочешь! Делай, как хочешь! Но только не мешай. Смотри, но не мешай. Некоторые операции при подготовке к пуску не должны превышать нескольких секунд. Будешь лезть с глупыми вопросами — ничего не получится. И ничего не получится только потому, что ты корчишь из себя крутого боевика! Ты понял? — Боб кипел, он был зол как взбесившийся слон. Казалось, ещё мгновенье и он бросится на Гусейнова, и разорвёт его на части.

Последовал шум. Боевики-повстанцы зашумели и, потрясая оружием, двинулись в сторону «мостика». Они были очень недовольны, что кто-то посмел разговаривать с их командиром в таком тоне. Сам Гусейнов шумно дышал, его лицо покраснело до максимально красного цвета, его смуглая кожа приобрела ещё более коричневый цвет, ноздри расширились, заиграли желваки под кожей.

Они смотрели друг на друга, как два непримиримых врага. Два командира. Оба были злы друг на друга, от них, от их молчаливого поединка сейчас зависела жизнь всех присутствующих. Жизнь какого-то далёкого села в расчёт никем не принималась. Или пуски-старты ракет, независимо от того, где упадут эти ракеты, или наша смерть. Весёлая перспектива. Низ живота опять начал холодеть, по спине вновь потекли струйки горячего пота.

Командиры продолжали стоять и смотреть друг на друга. Пауза затягивалась. Наконец Гусейнов медленно и в то же время шумно выдохнул воздух и сказал:

— Понял. Но я буду присматривать за всеми вами. И если что-нибудь пойдёт не так, и если вы попробуете меня обмануть, то знаете, что я сделаю! — он очень выразительно похлопал по своему автомату.

— Слушай, ты меня уже утомил, особенно надоели твои бестолковые угрозы. Хочешь стрелять — стреляй! Но если ты ещё раз будешь угрожать мне или моим людям, слышишь, ещё один раз ты вякнешь что-нибудь в этом роде — будешь сам стрелять по своей деревне.

— Приступай!

— Но сначала я поговорю со своими людьми, — командир непреклонен.

— Давайте.

Бобов повернулся к нам:

— Ну все, мужики! Я решил стрелять!

Воины Аллаха радостно загалдели. Один идиот истошно заорал: «Аллах акбар!»

— При чем здесь Аллах! Ведь это Боб стреляет, а не Аллах ихний! — вполголоса сказал кто-то из толпы.

— Тьфу! — я сплюнул под ноги. — Дикие твари из дикого леса.

— Всем заткнутся! — вид у Боба был страшен. Не каждый день свои ракеты на головы мирных людей бросать собираешься.

Да, ещё вся эта затея пахнет трибуналом. Делать самопроизвольные пуски боевых ракет — это круто! В тридцать седьмом за такие «шалости» по решению «особого совещания» ствол в затылок без разговоров. Слава богу, миновали те времена.

А ведь эти самые ракеты людей защищать должны были. М-да! Дерьмо все это и ситуация дерьмовая, когда оружие защиты повёрнуто против мирного населения.

— Василий Степанович! А может не надо? Не стреляй! Нас всего-то 15 человек, можем не справиться!

— Не справимся — эти уроды справятся с нами! — командир был зол. Глаза его метали молнии. Было видно, что дай ему волю, он Гуся на кусочки разорвёт. Но охрана следила зорко за нашими телодвижениями.

— Эх! Не получится! Не получится!

— Помолчи! Командир принял решение.

— Повторяю, товарищи офицеры. Я решил стрелять. Попрошу всех подойти к карте. Эту горушку «П-18» берет на пределе.

— Старший лейтенант, вернее бывший старший лейтенант, подойди ближе, чтобы твой хозяин не думал, что его обманывают. И слушай внимательно.

Серёга, красный как рак, высоко подняв голову, с умным видом медленно прошествовал к карте.

— Берет на пределе «СНР», отрабатывает по ней без проблем. Но изделие надо закинуть на 50-60 километров, а может даже и дальше. Предлагаю метод «К-3» с дистанционным управлением подрыва заряда. Пару минут прошу вас обдумать моё предложение. Вы все специалисты, и разжёвывать вам ничего не нужно.

Первым смысл сказанного командиром дошёл до Смирнитского — офицера наведения. Он заулыбался в вислые усы.

— Батько, согласен я. Тильки, болванка-то може от удара сдетонируе!

Тут всех как прорвало. Поток технических терминов сыпался со всех сторон.

Я же стоял как баран и улавливал знакомые слова. А напротив стоял бывший старший лейтенант бывшей Советской армии — так и не стал ты полноценным старлеем Российской армии! Стоит и глазками хлопает. Говорили же в училище: «Учи матчасть! Пригодится!» Что же теперь ты будешь Гусю докладывать?

— Все, товарищи, хватит думать! Майор Иванов, прямое расстояние по карте до селения занести в систему наведения. Басов, Курмилев, Сидоров — за операторов РС. Горин, возьмёте с собой Макова, вдвоём, думаю, справитесь на старте. Зампотех — на дизеля!

— Э, дорогой! Так не пойдёт! Никто без моего разрешения не выйдет отсюда! — подал голос недовольный Гусь.

• Предыдущая
• 9/62
• Следующая