Уитни, любимая. Том 1 - Макнот Джудит - Страница 37

• Предыдущая
• 37/67
• Следующая

— Бренди, — объявила она, наградив Клейтона вкрадчивой улыбкой. — Идеально вместе с хорошей сигарой, не так ли?

— Совершенно верно, — подтвердил он с каменно-серьезным лицом и, взяв с соседнего столика украшенную эмалью металлическую коробку, поддел пальцем крышку. Внутри оказались сигары различных сортов, которые он и предложил Уитни.

При этом он держался так невозмутимо, что Уитни едва удерживалась от смеха. Закусив нижнюю губку, чтобы не выдать предательскую дрожь, Уитни приподнялась и стала изучать сигары, словно пытаясь решить, какую выбрать. Что он сделает, если она так и поступит? Без сомнения, зажжет сигару!

— Могу я предложить ту, что слева, подлиннее? — галантно пробормотал он.

Уитни рухнула в кресло, корчась от смеха.

— Может быть, понюшку? — продолжал он, вызвав у Уитни новый приступ веселья. — Я держу нюхательный табак специально для таких привередливых гостей, как вы.

— Нет, вы просто невозможны! — охнула девушка и, отдышавшись, подняла бокал под пристальным взглядом хозяина и нерешительно пригубила бренди.

Оно, казалось, прожгло до самого желудка. Второй и третий глотки оказались не такими ужасными, и Уитни наконец отнесла бренди к категории вещей, к которым за последнее время приобрела вкус.

Однако очень скоро она ощутила непривычное восхитительное тепло, охватившее все ее существо, и решительно отодвинула бокал, задаваясь вопросом, насколько сильно могут подействовать несколько глотков бренди.

— Кто научил вас играть? — поинтересовался Клейтон.

— Мой дядя, — рассеянно бросила Уитни и, подняв короля, начала рассматривать, восхищаясь великолепной работой.

— Несведущий человек, вероятно, мог бы подумать, что эти фигуры действительно сделаны из золота и серебра.

— Несведущий человек, — без обиняков заметил Клейтон, взяв золотого короля из тонких пальчиков, чтобы помешать более внимательному исследованию, — посчитал бы, что вы пытаетесь избежать моей хитроумной ловушки, поместив короля в более безопасную позицию на доске.

Уитни немедленно насторожилась:

— Избежать ловушки? Безопасную позицию? О чем вы толкуете? Мой король вовсе не в опасности!

Неспешная, лукавая улыбка осветила лицо Клейтона. Потянувшись к слону, он сделал ход.

— Шах.

— Шах? — с недоверием повторила Уитни, вперившись взглядом в доску. Действительно, шах! И какие бы шаги она ни предпринимала, положение уже не исправить.

Она медленно подняла глаза, и Клейтон преисполнился гордости при виде нескрываемого восхищения, осветившего милое лицо.

— Вы бессердечный, коварный, расчетливый, притворный негодяй! — мягко, полным благоговения голосом прошептала она.

Клейтон, откинув голову, громко рассмеялся, восторгаясь контрастом между ее тоном и словами.

— Ваши комплименты согревают мне сердце, — хмыкнул он.

— Нет у вас сердца, — отрезала Уитни, ослепительно улыбаясь ему, — иначе не завлекли бы беспомощную женщину в игру, которой так мастерски владеете.

— Но это вы завлекли меня, — напомнил он, улыбаясь. — Ну, что мы будем делать, заканчивать партию или вы украдете у меня победу, заявив, что не собираетесь доигрывать?

— Нет, — добродушно вздохнула Уитни, — признаю свое полное поражение.

Ее слова многозначительно прозвенели в наступившей торжественной тишине.

— Я надеялся на это, — тихо вымолвил он наконец и, расстегнув темно-синий фрак, откинулся на спинку стула, вытянул перед собой длинные ноги и задумчиво уставился в огонь.

Уитни исподтишка рассматривала его, время от времени поднося к губам бокал с бренди. В этой позе Клейтон выглядел словно сошедшим с портрета «благородного джентльмена», которые так часто рисовали художники. И все же она не могла не испытывать странного ощущения, что под этой спокойной, непринужденно-раскованной внешностью кроются непреодолимая мощь, стальная сила воли, тщательно сдерживаемые сейчас и готовые проявиться в любое мгновение. Он напоминал грациозного, но могучего хищника, выжидавшего в засаде, и, стоит Уитни сделать неверный шаг, неосторожное движение, он тут же набросится на нее, и тогда не жди пощады.

Девушка мысленно упрекнула себя за разыгравшееся воображение. Глупая фантазерка!

— Не знаю, который сейчас час, — мягко напомнила она, — но уверена, что мне давно пора быть дома.

— Не раньше, — твердо сказал он, переводя взгляд с яркого пламени на Уитни, — чем я вновь услышу ваш смех.

Уитни покачала головой:

— Больше не могу! Я так не смеялась со дня весеннего музыкального вечера, когда мне было двенадцать лет.

Клейтон ожидал продолжения, но, видя, что девушка не собирается пускаться в подробности, попросил:

— Поскольку вам, очевидно, не слишком хочется поведать мне эту историю, объявляю, что требую рассказа в качестве приза за мою победу.

— Сначала вы умудрились заставить меня играть с вами, — упрекнула Уитни, — потом перехитрили и выиграли обманом, а теперь еще и требуете награды?! Неужели вы настолько безжалостны?

— Настолько. Ну а теперь признавайтесь, во всем.

— Хорошо, — покорно кивнула она. — Но лишь потому, что отказываюсь и дальше тешить ваше тщеславие, умоляя помиловать меня. — Голос девушки смягчился при воспоминании о прошедших днях. — Это произошло так давно, однако кажется, что все это было лишь вчера. Мистер Туитсуорти, местный учитель музыки, решил устроить в городе весенний музыкальный вечер. Все девушки, получавшие музыкальное образование под его неусыпным оком, должны были продемонстрировать, чего они достигли, спев или сыграв короткую пьесу. Всего нас насчитывалось человек пятнадцать, но Элизабет Аштон считалась самой талантливой исполнительницей, поэтому мистер Туитсуорти оказал честь быть хозяевами праздника ее маме и папе. Я даже не хотела идти, но…

— Но мистер Туитсуорти настоял, утверждая, что иначе вечер потерпит оглушительный провал? — докончил за нее Клейтон.

— Господи, конечно, нет! Он был бы счастлив избавиться от меня! Видите ли, стоило ему войти в дом, чтобы провести урок, как его глаза начинали болеть и слезиться. Он всем жаловался, будто это моя игра настолько терзает его уши, что он не выдерживает и начинает рыдать.

Клейтон почувствовал необъяснимый приступ гнева против учителя музыки.

— Должно быть, он просто дурак!

— Верно, — согласилась Уитни с лучезарной улыбкой. — Иначе давно бы понял, что я сыплю перец в его табакерку каждый раз, когда он приходит на урок. Но так или иначе, в день праздника я спорила и убеждала отца, что мне не стоит туда идти, но он настаивал на своем. Оглядываясь назад, я думаю, что он смягчился бы, не пошли я Клариссу, свою горничную, к нему с запиской.

— И что же вы написали? — весело осведомился Клейтон.

— Я объявила, — призналась Уитни, блестя глазами, — что слегла в постель с приступом холеры и что он может отправляться на вечер без меня и попросить всех молиться за мое выздоровление.

Плечи Клейтона подозрительно затряслись, но Уитни сурово объявила:

— Я еще не перешла к юмористической части рассказа, мистер Уэстленд.

Клейтон мгновенно постарался принять серьезный вид, и Уитни продолжала:

— Отец прочитал Клариссе длинную лекцию и едва не уничтожил бедняжку за то, что ей не удалось привить мне хотя бы малейшее уважение к истине, и не прошло и пяти минут, как она уже впихнула меня в лучшее платье, которое оказалось слишком коротким, поскольку я предупредила, что не собираюсь ехать на вечер, и она не позаботилась отпустить подол. Отец втащил меня в коляску. Конечно, пьесу я не выучила, и в этом не было ничего необычного, потому что я не собиралась бездарно тратить жизнь, барабаня по клавишам. Я умоляла отца позволить мне вернуться и захватить ноты, но он был слишком рассержен, чтобы выслушать меня.

Все соседи на много миль кругом собрались в музыкальной комнате дома Элизабет. Она играла, как ангел, и даже старания Маргарет Мерритон были оценены по достоинству. Меня приберегли напоследок.

Уитни погрузилась в задумчивое молчание. На мгновение она словно снова перенеслась в прошлое и опять в третьем ряду заполненной гостями музыкальной комнаты, как раз позади Пола, чьи глаза были прикованы к изящному точеному профилю Элизабет, игравшей на фортепиано. Пол вместе со всеми вскочил тогда на ноги, чтобы аплодировать игре Элизабет, а Уитни стояла за его спиной, одергивая короткое, плохо сшитое розовое платьице, ненавидя собственную неуклюжую фигуру — сплошные ноги, руки, колени и локти.

• Предыдущая
• 37/67
• Следующая