На приезжих гладиаторов - Аренев Владимир - Страница 4
- Предыдущая
- 4/4
… Мы пришли и снова сели на уже привычные места. Глашатай позволил себе несколько многозначительных взглядов в нашу сторону, но я сделал вид, что не обратил внимания. Я ждал.
Опять звери и люди бились между собой, за жизнь, за аплодисменты зрителей, за мои аплодисменты. Потом, после всех обычных выступлений, на арену выпустили «гвоздь дня» — матерого тигра. Он прошелся по песочку, раздувая ноздри; запах недавно пролившейся крови и сотен людских тел дразнил зверя, кончик хвоста исступленно подрагивал.
И вот на арену выпихнули его. Глашатай не обманул… почти не обманул — он был без маски, вообще без ничего, что могло бы скрыть личность этого новоявленого гладиатора. «Проклятие!»
Вышедший не обратил внимания на полосатого зверя, он рассеянно сжимал в руке короткий широколезвийный меч и обводил взглядом трибуны. «Узнает!»
Я судорожно дернулся уходить, но потом остановил себя. Это было бы его победой, я не мог позволить себе уйти. Я остался.
Зверь уже заметил человека, он повернул к нему свою лобастую голову и разглядывал. Человек разглядывал трибуну — он уже заметил меня. Он шагнул ближе.
Тигр шевельнулся всем корпусом и присел на задние лапы, не спуская глаз с гладиатора.
И тогда он начал…
Проклятье! этого я не мог ждать!
Я и не ждал!
Шут
Ничего, «братец», ничего. Держись!
Как странно… Точно такие же слова я шептал тогда…
«Держись, братец, держись!»
Все правильно. «Куманек» рассчитал верно, как и следовало рассчитывать: мой не-брат больше всего боялся смерти и забвения. Но — больше забвения, чем смерти. Поэтому…
Я потом спрашивал у сидевших в домике вместе с ним. Было трудно разобрать, но я немного знал язык, на котором говорил старый, изрезанный шрамами гладиатор, который согласился ответить мне на вопросы. Он сказал, что новичок, брошенный к ним той ночью, все время что-то бормотал. «Знаете, похоже на молитву».
Или на стихи. Или на песню.
Я пришел в цирк, чтобы посмотреть на его смерть. Мне хотелось верить, что что-то еще можно изменить, хотя я знал…
Он вышел на арену, и стал искать глазами меня. Он все же верил в помощь.
Так думал я в первый момент. Но потом понял, что на самом деле все иначе. Он искал что-то другое.
Он нашел.
И не обращая внимания на тигра, распластавшегося на песке перед прыжком, не замечая удивленных возгласов, поклонился кому-то там, в заказных ложах.
Я присмотрелся. Могло показаться, что он кланяется «куманьку», но на самом деле… Он кланялся моей «племяннице» — да, она тоже была здесь.
— Смерть — такая страшная штука, сударыня! — сказал он. — Позвольте умереть во имя ваше.
И дальше он стал читать стихи, короткие, как выпад гладиаторского меча, тоскливые, как крик сокола, яркие, как шкура тигра.
Ряды замерли, слушая, впитывая чудесные слова.
Он не дочитал. Тигр прыгнул.
На-Фаул, главный царский советник
И все же — жаль. Ее высочество заслуживала лучшей участи, чем…
Н-да, а стихи, между прочим, хорошие. «Позвольте умереть во имя ваше…» и все такое. Наверное, как следует натренировался в сочинении подобных, совращая невинных девушек.
…Только до конца их уже не дочитал — зверь прыгнул, подстегнутый его же словами, когда он приподнял голос, чтобы выразить… не знаю, что он там собирался «выразить».
Хватило двух ударов лапы — «менестрель» рухнул; к зверю уже бежали укротители, забрасывали на шею тугие петли, вязали, волокли прочь. Повинуясь неосознанному побуждению, я оставил ее высочество и, расталкивая людишек, бросился на арену. Наверное, уже тогда догадывался, что он все же «достал» меня и из-за края смерти, сделал свой последний удар.
Сзади, прежде чем я побежал, всхлипнула царевна:
— «Боже, он умер во имя меня! Он…»
Вот откуда росли корни у этой истерики. Слава Богу, прошло. Знала бы она…
Когда я спрыгнул на арену, кто-то уже кричал, брызгая слюной прямо в лицо умирающему:
— Зачем?! Зачем ты сделал это?!
(Позже я узнал «кого-то». Шут. Вот и увидел я твое настоящее…) Да-а, а этот ответил:
— Лучше уж так. Может, хоть она будет помнить… Боже, зачем я вообще?..
Он дернулся в последних конвульсиях, и шут отступил прочь, теряясь в толпе, боясь быть узнанным.
А он глотал песок и царапал его ногтями — препаскудное, доложу вам, зрелище.
- Предыдущая
- 4/4
