Вампиры — дети падших ангелов. Танец кровавых ма­ков. - Молчанова Ирина Алексеевна - Страница 19

• Предыдущая
• 19/78
• Следующая

Лайонел медленно снял с кола тонкий слой стружки.

— Не потеря ее убивает, как таковая, а то, что я поступил, руководствуясь своими истинными желаниями. Она так не может, она застряла в придуманной идеальности и ей не выбраться. И от этого Анжелика несчастна. Нередко мы сами себя пленяем, устанавливая барьеры на пути к тому, чего нам действительно хочется. Заменяем счастье представлением о нем, часто даже не своим, а чужим. Помнится, тебе нравилось это понятие… счастье.

— А мне она всегда представлялась той, кто легко переворачивает устои общества.

Лайонел загадочно улыбнулся.

— Только не те, которыми она связала себе руки.

— Мне кажется, Анжелика будет счастлива с Георгием, между ними определенно что-то есть!

Молодой человек хмыкнул.

— С Георгием — никогда.

— Потому что ты не позволишь? — удивилась Катя.

— Ему нечего дать ей, а это обязательное условие ее идеальных отношений. Может быть Ферран… а может… Впрочем, нет, все-таки она трусиха.

Кате было любопытно о каком кандидате на место подле Анжелики не договорил Лайонел, но он неожиданно потянулся к ее шее, укрытой кудрями, и заявил:

— Не хочу больше о ней говорить.

Девушка догадывалась, что его разозлило упоминание о Георгии, но демонстрировать свою осведомленность не стала. Бывший друг — это незажившая рана, которая еще явно кровоточила.

Катя недоуменно опустила глаза, наблюдая, как молодой человек жадно вдыхает запах ее волос.

— От меня чем-то пахнет? — обеспокоилась она. Знала, конечно, что тела вампиров не выделяют запахов, но человеческие страхи по-прежнему сидели крепко.

— Земляничным шампунем. Твои волосы запомнили этот запах из прежней жизни.

— Правда? — Катя взяла прядку и поднесла к носу.

— Не почувствуешь, ты к нему привыкла, — объяснил Лайонел и предложил: — Искупаемся?

Она хотела сказать, что у нее нет купальника, но вовремя опомнилась. А молодой человек уже скинул рубашку.

Катя нерешительно взялась за молнию на джинсах. К наготе она никак не могла привыкнуть и продолжала ее стесняться.

Лайонел относился к этому, как и ко всему — философски. Поэтому раздевшись сам и, увидев, что она все еще одета, он схватил ее и буквально стянул с нее джинсы, затем майку. Девушка смеялась и извивалась в его объятиях.

— Мы будем солеными! — завопила она, когда он ринулся, держа ее на руках, в воду.

— Я тебя оближу, — пообещал он ей на ухо. Брызги оросили их тела, а в голове у нее грянули скрипки сонаты «Дьявольские трели» — победоносные, веселые, резкие, задорные. Они словно пронзили розовый рассвет. Гладь воды, игривый плеск наполнили все вокруг невесомой легкостью и воздушной радостью.

В глазах рябило от разноцветных огней, в ушах стоял звон бокалов, а запястье хранило тепло множества мужских губ, прикоснувшихся к нему за вечер.

Анжелика стояла в окружении поклонников. На ней было белое платье-паутинка, невесомое, тонкое-тонкое, настолько бесстыдно прозрачное, что домысливать не приходилось. Ее шею опутывала длинная нить мелких бриллиантов, спускающихся до треугольника внизу живота, в ушах серьги из них же, браслет на левой руке и кольцо на указательном пальце правой. Хрустальные каблуки туфель, инкрустированные драгоценными камнями, сверкали в свете разноцветных прожекторов, а тонкая паутина ремешков отливала нежным перламутровым блеском.

Приемы у Виктории Талилу всегда отличались особой пышностью и шиком. Один гость старался перещеголять другого и каждый ждал одобрения королевы моды. Лишь пара ее слов могла навсегда закрыть или, напротив, открыть двери в самые престижные дома Парижа.

Анжелика приняла преподнесенный ей бокал крови и одарила кавалера лучезарной улыбкой.

Ферран, который ни на секунду не отходил от звезды вечера, вновь попытался перетянуть внимание на себя, заметив:

— В газетах пишут, в Петербурге полный бардак.

Это заявление тут же обеспечило правителю всеобщий интерес. Со всех сторон посыпались вопросы:

— Зазаровский все еще развлекается?

— Как реагирует Москва?

— Слышали, доверенное лицо Зазаровского Павел Холодный спит с восьмилетней прорицательницей?!

— Дочерью какого-то безумного ученого, — прибавил кто-то.

— Кажется, ей не восемь, — отмахнулся лысоватый вампир с брюшком.

— А где, черт возьми, Нортон?

После этого вопроса все взгляды устремились на Анжелику.

Поскольку она молчала, молодой мужчина с аристократически тонким лицом, по имени Жарк, поинтересовался:

— Анжелика, а вы не поддерживаете с ним связь?

Девушка небрежно повела плечиком, откидывая волосы за спину.

— Лайонел в прошлом. Он мне наскучил!

Две проходящие мимо девицы захихикали и одна из них пробормотала:

— Или она ему… наскучила.

Поскольку практически все мужское внимание принадлежало сегодня ей одной, Анжелика лишь презрительно проводила девиц взглядом и обронила:

— Село.

— Я тут прослышал, — внимательно глядя на девушку, сказал Ферран, — кто-то видел его в Эдинбурге.

Анжелика выдержала взгляд желтовато-зеленых гипнотизирующих глаз и абсолютно спокойно заявила:

— Очень может быть, ведь он поклонник Вальтера Скотта[11] — того, с феноменальной памятью.

Ее ответ всех устроил. А спустя пару мгновений подошла хозяйка дома, облаченная в замысловатый, изящный наряд — черно-белое платье до пола, напоминающее шахматную доску. Каблуки ее туфель являли собой две шахматные фигурки — черную и белую «королеву». На шее — длинные крупные бусы из «пешек».

У Талилу было одно железное правило: никогда не превосходить своих моделей в день дебюта.

Анжелика улыбнулась. Сегодня был грандиозный дебют ее платья, подаренного подругой по случаю возвращения в Париж.

Хозяйка отвела девушку подальше от мужчин и, придирчиво оглядев ее, заключила:

— Потрясающе. Ни на ком мои шедевры не сидят так, как на тебе.

Анжелика блаженно вздохнула. Вик являлась единственной женщиной, с которой было приятно общаться, потому что та ей не завидовала. Судя по всему, Талилу вообще никому не завидовала. Но и у нее, временами, обнаруживались свои слабости.

Одна из них, оказывается, как раз направлялась к ним — Элена, всеми забытая пассия Феррана. На ней был наряд из струящегося розового шелка, с корсажем, состоящим из множества малюсеньких бантиков. Светловолосую миловидную девушку подобное платье необычайно освежало.

— Прелестное, — не без досады отметила Анжелика.

— Э-э-это? — пренебрежительно скривилась Талилу. Элена приблизилась и, изумленная холодным приемом хозяйки, торопливо защебетала:

— Я так обрадовалась, получив ваше приглашение, я…

— От кого ваше платье, дорогая? — невежливо перебила Анжелика.

Элена провела пальчиками, унизанными кольцами, по разноцветным бантикам.

— О… оно от Тины Крошечной, очень талантливый начинающий модельер.

Анжелика призадумалась. Она как-то пару месяцев назад читала в журнале Важко что-то о карлице из Америки — популярной нынче модистке.

— Вам нравится? — с надеждой посмотрела Элена на хозяйку приема. — Тина Крошечная говорит…

Талилу смерила ее снисходительным взглядом и сочувственно промолвила:

— Своими маленькими ручками ей только гульфики штопать для вьетнамских балерунов.

Анжелика выдала смешок и, прикрыв указательным пальчиком рот, выдохнула:

— Какое потрясающее чувство юмора.

Элена не разделила веселья, ее лицо точно превратилось в гипсовую маску, которая вот-вот была готова рассыпаться, явив глазам зрителей горе. Бедняжка, извинившись, спешно ретировалась.

— Когда хищники объединяются, корм в страхе уносит ноги, — незаметно подошел Морган Нориш.

Талилу игриво стукнула его по плечу.

— Дорогой, какие глупости ты говоришь!

Анжелика встретилась взглядом с яркими васильковыми глазами Нориша и, как обычно, не узрев даже намека на восхищение своей персоной, досадливо отвернулась. Этого странного скульптора она никогда не интересовала. Некоторое время после их знакомства она была уверена, что ему нравятся мужчины — отсюда такое безразличие к ее красоте. Но потом ей пришлось убедиться — женщин Морган Нориш любил. И, похоже, всех без исключения, кроме нее.

• Предыдущая
• 19/78
• Следующая