Первый и последний. Немецкие истребители на западном фронте 1941-1945 - Галланд Адольф "Dolfo, Keffer" - Страница 40
- Предыдущая
- 40/103
- Следующая
Здесь мои мысли принимали вполне определенный и законченный вид, к тому же мой опыт и знания как раз придавали им конкретную форму. День за днем я вынужден был решать все новые и новые задачи. Поэтому нет ничего удивительного в том, что поначалу я чувствовал себя не очень уверенно, и это меня сильно смущало.
Берлинское ведомство или управление командующего истребительной авиацией находилось на Линденштрассе и называлось "Вперед" — подходящее название для ведомства со столь молодым и решительным начальником. Боюсь, это название обладало эффектом внушения на меня самого.
Во время своего краткого пребывания на этой должности Мельдерс недолго находился в Берлине. Обычно он бывал в различных частях на фронте, и поэтому от его деятельности остался небольшой след. Само управление существовало с 1935 года как "Управление истребительной и боевой авиации". Когда же Геринг продвинул главу этого управления до звания командующего истребительной авиацией, то тем самым он значительно расширил само поле его деятельности и полномочия данного управления. Это также послужило поводом для образования новой и весьма необычной иерархии. Командующий истребительной авиацией непосредственно подчинялся главнокомандующему люфтваффе, если дело касалось летной части, что касается дисциплинарных отношений, то по субординации он подчинялся верховному главнокомандующему всеми вооруженными силами. Таким образом, у него было только два начальника, Геринг и Гитлер.
Поэтому не было ничего удивительного в том, что новое лицо на этом посту вызывало сомнение и недоверие почти у всего высшего командования, включая сюда и министерство авиации. Это чувствовалось уже во время моего посещения Берлина в связи со вступлением в должность. То же самое ощущалось и при посещении "Робинзона", штаб-квартиры люфтваффе в Голдене. Я был принят вежливо, но не мог отделаться от чувства, что меня здесь считают лишним, да и не на своем месте. Таковым было мое собственное впечатление при вступлении в новую должность. После своего первого визита к генералу Иешоннеку, начальнику Генерального штаба, я почувствовал такую болезненную тоску по дому, что прямиком полетел на побережье Ла-Манша, чтобы встретить Рождество с моими старыми боевыми товарищами.
Здесь я снова ощутил себя самим собой. Вскоре я взглянул на вещи более реалистично и понял, что бессмысленно искать спасения в чувстве обиды или возмущения. Вместе с тем я вдруг осознал, как много возможностей предлагает мне моя новая работа, ибо теперь я мог сражаться против всех недостатков и заблуждений, делавших нашу фронтовую жизнь такой трудной. Правда, существовало сомнение, а смогу ли я добиться успеха в достижении этих целей, тем не менее одно было ясно: со свойственными мне упорством и настойчивостью я должен попытаться сделать это.
С целью упорядочить свою работу, а также для того, чтобы лучше справляться с такими трудностями, как время и расстояние, вызванными ненормально большой протяженностью фронта, я воспользовался услугами двух искушенных ветеранов, которых взял к себе на службу в качестве инспекторов. Первый, подполковник Вайс, отвечал за работу с боевыми летчиками, а второй, подполковник Лютцов, следил за соединениями истребителей. Постепенно ведомство в Берлине принимало определенную форму. Голден я сделал своей штаб-квартирой. В специальном поезде "Робинзон" мне отвели отдельный пассажирский вагон, в котором я мог жить и работать, к тому же здесь я находился неподалеку от двух мест, игравших решающую роль в жизни истребительной авиации: штаб-квартиры Геринга в Роминтене и штаб-квартиры Гитлера в Растенбурге.
Здесь я имел несколько важных консультаций с Иешоннеком, которые оказали влияние на дальнейший ход военных действий. В начале 1942 года на востоке было запланировано весеннее наступление, от которого ожидали всего того, что, за малым исключением, не удалось в прошлом году. И с этой целью Иешоннек получил приказ от Гитлера — провести настолько большую мобилизацию военно-воздушных сил, насколько это было возможным. Так как силы истребительной авиации на западе никак нельзя было еще более уменьшить и поскольку Роммель остро нуждался в истребителях и "Штуках" для успешного развития нового наступления в Египте, которое было открыто в январе с хорошими первоначальными результатами, ничего больше не оставалось делать, как воспользоваться внутренними резервами люфтваффе или, так сказать, заняться самопоеданием люфтваффе. То обстоятельство, что Иешоннек не был волшебником, как, наверно, считали в штаб-квартире фюрера, а скорее был способным, деятельным и энергичным начальником Генерального штаба, отнюдь не имело никакого значения в данной ситуации. Он даже принял решение временно воспользоваться учебными или инструкторскими ресурсами с целью пополнить или организовать столь насущно необходимые авиасосдинения. Приоритет отдавался подготовке летчиков-истребителей.
Все это были шаги, ясно указывавшие на тактическую важность истребительной авиации, но, к сожалению, при этом подвергались опасности сами основы боевой подготовки летчиков-истребителей. Все эти шаги не могли не вызывать возражений с моей стороны как командующего истребительной авиацией. Об этом я доложил Иешоннеку и ходатайствовал вместе с ним о том, что люфтваффе не может позволить себе смотреть только на восток, поскольку серьезным образом может восприниматься только один воздушный противник, и этот противник находится на западе. Как раз в это время мы еще были готовы встретиться с ним, невзирая на все более ухудшавшееся наше численное соотношение, а в Англии уже появился авангард военно-воздушных сил США, так что нам следовало учитывать, что в недалеком будущем эти силы будут все более возрастать. Эта опасность могла быть предотвращена только с помощью максимально возможного увеличения наших собственных военно-воздушных сил. Но это была не столько проблема промышленного производства, в котором, как раз с момента назначения Мильха на должность главы промышленного самолетостроения, наметились положительные сдвиги в лучшую сторону, особенно в отношении производства самолетов-истребителей, сколько прежде всего проблема подготовки пополнения, в том числе его ускоренного обучения. Тогда я сказал Иешоннеку: "Если сейчас вы сокращаете их (инструкторов) вместо того, чтобы их усилить, то тем самым просто рубите сук, на котором сидите".
Иешоннек выслушал меня спокойно и внимательно. Он не оспаривал справедливости моих доводов, напротив, в определенной степени был даже согласен со мной, однако считал, что фундаментальной проблемой войны является совсем иное. Сроки военной кампании против Советского Союза по известным причинам удлинялись, тем не менее как можно более быстрое уничтожение противника теперь становилось существенной и необходимой предпосылкой успешного продолжения войны. Все силы, включая и военно-воздушные, необходимо было сосредоточить на достижении этой цели. Как и до этого, фюрер был убежден, что победа, бывшая почти у него в руках, гарантирована, окончательную победу должно было принести надвигавшееся весеннее наступление. Если бы произошла осечка и победное окончание войны находилось под сомнением, он, вероятно, глубоко укорял бы себя за то, что не смог собрать воедино всю мощь военно-воздушных сил для того, чтобы добиться успеха в этом наступлении и окончательной победы. От всего того, что мы пытались сохранить или спасти по каким-то, пусть лаже благоразумным причинам, следовало так или иначе отделаться. Однако все, от чего мы добровольно отказывались, можно будет относительно легко восстановить в случае нашей победы на востоке, а уж затем с успехом задействовать на западе в воздушной войне против основного противника, что как раз соответствовало идеям, которые я предлагал для обсуждения.
Иешоннек говорил без каких-либо признаков горячности, самонадеянности или демагогии. Кроме того, он был далек от легкомысленного восприятия вещей. Он был полностью убежден, что кризис, в котором находились люфтваффе, был обусловлен войной на востоке, не закрывал он также глаза на потенциальную угрозу со стороны западных держав. Однако — и это было главным пунктом его доводов — раз мы находились в состоянии смертельной борьбы с Советским Союзом, то и должны довести ее до конца. Пока нет никакой необходимости считать хоть что-нибудь потерянным. Но мы обязаны сделать все от нас зависящее чтобы эта цель была достигнута.
- Предыдущая
- 40/103
- Следующая