Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941—1942 - Ламанова Е. В. - Страница 10

• Предыдущая
• 10/13
• Следующая

Меня душил смех, но я удержался.

Итальянец, накинув мулу на шею веревку, привязал его к ржавому грузовику, стоявшему рядом, потом снял с себя ремень, осторожно наклонившись, обмотал им ноги животного и туго затянул.

– А это еще зачем? – прошептал Йозеф. – Наверное, он решил развести костер прямо под его брюхом!

Итальянец отошел на несколько шагов и внимательно осмотрел животное.

– Пытается определить, подходящий ли это кусок мяса, – прошептал со смешком Йозеф, а итальянец пошел к своему грузовику.

Я ткнул Йозефа пальцем под ребро.

– Заткнись, – прошипел я.

Итальянец вылез из машины, держа в одной руке винтовку, а в другой – большой нож, и направился к связанному мулу.

– Черт побери, – сердито пробормотал Йозеф. – Этот толстяк собирается убить мула, наверное, чтобы вырезать у него печень и почки для офицерской столовой в Эль-Адаме. Этот храбрец умеет воевать только со стреноженными мулами. Сейчас я его припугну.

И Йозеф заорал что есть мочи:

– Руки вверх, чертов ублюдок!

Все это было произнесено по-немецки с сильным австрийским акцентом. Скорее всего, итальянец не понял слов, но по тону догадался, чего от него требуют. Ни секунды не колеблясь, он бросил на землю карабин и пояс, задрал вверх руки и, повернувшись нам, заорал:

– Amico! Amico! – да так сильно, что затрясся его жирный живот, а толстое лицо стало желтым от страха.

Йозеф выполз из-под грузовика, держа в руке автомат. Я, смеясь, последовал за ним.

Увидев нашу немецкую форму, итальянец вскричал:

– Tedesco! Amico! (Немец! Друг!)

– Нет, я тебе не amico! – произнес Йозеф, шагая к нему. – Ты, чертов ублюдок, для тебя слишком хорош даже Муссолини.

Не понимая, что происходит, итальянец хрипло крикнул:

– Хайль Титлер!

– Никакого тебе Титл ера! – прорычал Йозеф. – Мне так и хочется врезать тебе по зубам да еще пнуть в твой толстый живот. С британцами ты воевать не хочешь, тебе подавай бедного безобидного связанного мула, который не может даже лягнуть тебя в ответ.

– Камарадо! – в отчаянии произнес итальянец, наверное, это было единственное немецкое слово, которое он знал.

– Никакой я тебе не камарад! – бешеным голосом крикнул Йозеф. – Убирайся отсюда, ублюдок, ты прервал мою сиесту!

– Si, signor, – промямлил итальянец. Он понял значение жеста Йозефа, который показывал на его «фиат».

Бросив на землю свой карабин и нож, не думая о том, чтобы снять веревку и ремень со стреноженного мула, он полез в свой грузовик, держа руки высоко над головой и дико вращая глазами.

– Grazia, signor, – жалобно произнес он, трясясь от страха.

– Убирайся! – зарычал Йозеф.

Итальянец забрался на сиденье шофера, завел мотор, и вскоре от него осталось только облако пыли. «Фиат» на бешеной скорости унесся в направлении к Эль-Адаму.

Я изнемогал от смеха, а Йозеф подошел к мулу и разрезал ремень, освободив ему задние ноги.

– Все в порядке, дружок, – приговаривал он, – ты остался в живых и сейчас пойдешь искать воду, так же как и мы. Все лучше, чем быть расстрелянным.

Не чувствуя никакой благодарности, мул стал лягаться и чуть было не заехал по голове своему освободителю, но Йозеф отвязал его, а потом ударил по животу, и мул затрусил прочь мимо обгоревших, покрытых окалиной танков.

Меня все еще душил смех.

– Человек лягает лошадь, – комментировал я. – Бравый немецкий дезертир спасает от смерти мула, лишив итальянскую армию бифштекса и печени на обед.

– Черт тебя подери, – сказал Йозеф, – тебе смешно, а я не могу видеть, как убивают беззащитное животное, чтобы набить свой толстый живот. Если им нужно свежее мясо, почему они не охотятся на газелей?

– Ну да, конечно, – ответил я, – а теперь этот итальянец заявится в расположение наших войск и сообщит, что два «тедеско» украли у него карабин!

– Нет, этого он не скажет, – возразил Йозеф. – Он сообщит, что героически сражался с британцами, и его тут же произведут в полковники!

– Очень может быть, – согласился я. – Британцы часто забирают у пленных итальянцев оружие и отсылают их назад, поскольку они не в состоянии прокормить даже тех, кто попал к ним в плен раньше! (Имеется в виду разгром итальянцев 9 декабря 1940 года – 11 февраля 1941 года, когда британцы взяли 130 тысяч пленных, 1270 орудий и 400 танков, потеряв 475 человек убитыми и 43 пропавшими без вести. – Ред.)

– И ведь подумать только, – заметил Йозеф, – мы здесь для того, чтобы помочь этим любителям макарон спасти от гибели их «Африканскую империю»!

– А вот тут ты ошибаешься, – сказал я. – Мы с тобой больше в этом не участвуем.

Уже почти совсем стемнело, когда мы увидели водонапорную башню Эль-Адама. Мы ехали, пока не показалась башня управления полетами, цепочка зданий с низкими крышами и ангаров, скопившихся, словно цыплята вокруг курицы.

Я хорошо знал это место – и Йозеф тоже. Некоторое время назад мы почти месяц стояли здесь неподалеку. Около Эль-Адама есть аэродром. Он расположен на плато относительно недалеко от Тобрука, возвышаясь над пустыней. Зимой и весной аэродром переходил из рук в руки, и всякий раз его утюжили с воздуха, долбили артиллерийскими снарядами и обильно поливали огнем пулеметов.

Когда англичане совершили свой первый налет на Эль-Адам, итальянская авиация потеряла здесь около сотни самолетов, которые сгорели на земле. Их останки сгребли бульдозерами на окраину поля. Ангары остались без крыш, а покореженные стены из листового железа были усеяны дырками самых разнообразных размеров, в которые пустынный суховей надул песка, отчего внутри образовались миниатюрные барханы.

Другие здания, вдали от ангаров, были построены из сцементированных каменных блоков. Эти сооружения строились на века и стали памятником успешной колонизации Ливии войсками Муссолини.

На севере, со стороны Тобрука, аэродром был окружен каменной стеной; здесь склон невысокого плато круто обрывался к пустыне, однообразную поверхность которой нарушала только дорога с металлическим покрытием, шедшая в Тобрук.

Дальнобойная артиллерия Тобрука, которую поддерживали орудия кораблей британского Средиземноморского флота, превратила эту дорогу в настоящее решето, но по какой-то загадочной причине ни разу не задела аэродром и его сооружения за все то время, пока мы находились рядом. Снаряды, день и ночь летевшие мимо нас, падали примерно в ста пятидесяти метрах от стены, но ни один из них не упал дальше – нам так и не удалось понять почему.

Мы с Йозефом остановили наши мотоциклы у горы сожженных и разбитых самолетов. Я снял очки, достал флягу и набрал в рот воды, чтобы выполоскать из зубов песок. Йозеф слез с мотоцикла и потянулся.

– Я скукожился, словно мой счет в банке, – пробормотал он, топая ногами.

Быстро опускалась температура, как всегда в пустыне.

– Мы можем быть уверены в одном – кордона с часовыми здесь сейчас нет, – сказал я. – Я был здесь позапрошлой ночью.

– Но зато у склада с боеприпасами ходит часовой, – показал рукой Йозеф.

– Итак, как нам забраться в это гнездо? – спросил я, переходя к делу.

– Раз уж ты был здесь позапрошлой ночью, то должен это знать.

– А я не знаю, сообщили ли сюда по радио наши имена. Ведь радиостанция у нас в штабе очень мощная. Новости уже могли дойти сюда, а это означает, что нас ждет очень горячий прием! – заявил я.

– Но нашим мотоциклам нужен бензин, а я хочу есть, – пожаловался Йозеф.

– Не волнуйся, все будет! – бросил я, слегка раздраженный. – Кроме того, я хочу выяснить, что им известно, может быть, они вообще еще ничего не знают. В этом случае мы можем спокойно ехать и по Виа-Бальбия.

– Каков же твой план? – спросил Йозеф.

– Я предлагаю оставить один мотоцикл здесь, вместе со всеми нашими вещами. Ты бери автомат, а я пойду прямо в хибару с радиостанцией и выясню, что им известно, – сказал я.

– И вернешься весь в дырках, – дружелюбно заметил Йозеф.

• Предыдущая
• 10/13
• Следующая