Витязь в тигровой шкуре(изд.1969 года) - Руставели Шота - Страница 24
- Предыдущая
- 24/49
- Следующая
Изменить размер шрифта:
24
РАССКАЗ ТАРИЭЛА О ТОМ, КАК ОН УБИЛ ЛЬВА И ТИГРИЦУ
«Расскажу тебе, мой витязь, что со мной случилось в поле,
Сам тогда судить ты сможешь о моей несчастной доле.
Проводив тебя, в пещере я не мог томиться боле
И, вскочив на вороного, устремился на приволье.
Я сквозь заросли проехал и на холм поднялся скоро.
Вижу: лев спешит к тигрице, полный страсти и задора.
Их веселые забавы были радостны для взора,
Но затем меня смутила непонятная их ссора.
Эти яростные звери, столь беззлобные вначале,
Вдруг напали друг на друга и от злобы зарычали.
И отпрянула тигрица, словно женщина в печали.
Лев почуял запах крови и за ней пустился дале.
Рассердился я на зверя и сказал: «Умалишенный!
Разве с милою подругой может ссориться влюбленный?»
И пронзил его мечом я, сам на муки обреченный,
И свалился лев, от жизни навсегда освобождённый.
Меч я бросил и тигрицу, спрыгнув на землю, схватил.
Я искал ее лобзаний ради той, кого любил.
Но она рвала мне кожу и рычала что есть сил.
Распалился я от боли и прекрасную убил.
Ничего не мог я сделать с тварью той неукротимой,
Я ее ударил оземь, гневом яростным палимый.
И припомнил я внезапно, как я ссорился с любимой,
И едва в тот миг не умер от тоски невыносимой.
Вот, мой брат, какие беды должен я претерпевать!
Почему же ты дивишься, что решил я умирать?
Я уже простился с жизнью, мне не жаль ее отдать…»
И замолк печальный витязь, и заплакал он опять.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ВИТЯЗЕЙ В ПЕЩЕРУ И СВИДАНИЕ ИХ С АСМАТ
Автандил внимал рассказу и скорбел о Тариэле,
Он твердил: «Не убивайся! Бог поможет в этом деле!
Он, хотя ты и страдаешь, приведет влюбленных к цели.
Вы без божьего веленья не сошлись бы с колыбели!
Зачастую жизнь миджнуров омрачается бедою,
Но утешатся страдальцы, удрученные нуждою.
И хоть ты убит любовью, лишь она одна, не скрою,
Мудрых разума лишая, учит неучей порою!»
И к пещере повернули эти витязи коней,
И Асмат навстречу вышла, увидав, что едут к ней.
Братья спешились и с девой поздоровались своей.
Слезы плачущей рабыни бороздили грудь камней.
«Боже мой, — она сказала, — царь царей неизреченный,
Озаряющий лучами бедных жителей вселенной!
Как тебя прославить может человечий разум бренный?
Ниспослал ты утешенье мне, страдалице смиренной!»
Тариэл сказал: «Сестрица, тяжела для нас расплата
За блаженство дней минувших, улетевших без возврата.
То закон старинный мира, в этом ты не виновата.
Жаль тебя, но лишь кончина твоего пленяет брата.
Если жаждущий разумен, воду наземь он не льет.
Для чего ж точу я слезы в дни страданий и невзгод?
Нас безводье убивает, но поит источник вод!
Горе мне: потерян жемчуг, роза больше не цветет!».
И свое припомнил солнце Автандил, ему внимая.
Он воскликнул: «О царица, без тебя схожу с ума я!
В отдалении от милой безутешна жизнь земная!
Кто тебе сказать сумеет, как я плачу, изнывая?
Как подумать может роза: «Я без солнца не увяну»?
Коль погаснет вдруг светило, что я в мире делать стану?
Уподобься же, о сердце, неживому истукану!
Чтобы вновь увидеть деву, пусть душа скрывает рану!»
И умолкли побратимы, и любимая сестра
Проводила их в пещеру, безутешна и добра,
Разостлала шкуру тигра, усадила у костра,
И друзья вели беседу вплоть до самого утра.
Славный пир, зажарив мясо, братья справили сначала.
Правда, пир тот был без хлеба и гостей недоставало.
«Ешь!» — твердили Тариэлу, но не слушал он нимало.
Лишь кусочек весом в драхму съел, и силы есть не стало.
Есть ли что на свете лучше, чем разумная беседа?
Не пройдет она бесследно, коль послушаешь соседа.
Сердце стихнет понемногу, дружелюбием согрето.
Сладко горем поделиться, если можно сделать это!
Львам подобные герои продолжали разговор,
Поверяли то друг другу, что скрывали до сих пор,
И когда наутро солнце засияло из-за гор,
Новой клятвой подтвердили стародавний уговор.
Тариэл сказал: «Не нужно тратить лишние слова нам!
Бог воздаст тебе за дружбу с побратимом чужестранным.
Разве, дав друг другу клятву, были мы подобны пьяным?
Буду помнить я до смерти о тебе, моем желанном!
Чтоб уменьшить пламень сердца, поразмысли терпеливо,
Ведь огонь, во мне горящий, зажигало не огниво!
Потушить его желая, самому сгореть не диво!
Возвращайся же к царице, путешествуя счастливо!
Облегчить мои страданья не сумеет даже бог,
Потому я и блуждаю без путей и без дорог.
Посреди мужей разумных жил и я немалый срок,
Но пришел черед безумью — и теперь я изнемог».
Автандил ему ответил: «Что сказать тебе на это!
Ты и сам судить умеешь, как мудрец и муж совета.
Но неужто бог бессилен, если он создатель света,
Если все, что здесь мы видим, взращено им и согрето?
Для чего же вас он создал, если вы его созданья,
Умираете, расставшись, от великого страданья?
Пусть миджнур пока не может утолить свои желанья, —
Заколи меня, коль снова не дождется он свиданья!
Разве муж достоин чести, коль он бед не поборол?
Неприлично от несчастий убегать в соседний дол!
Вседержитель милосерден, это мир исполнен зол!
Помни это изреченье, ибо неуч есть осел.
Я сказал тебе довольно, чтобы мог ты поучиться.
Я молил мое светило перед тем, как отлучиться:
«Если друга не увижу, сердце в пепел обратится!
Чем тебя, испепеленный, я обрадую, царица?»
«Эта речь достойна мужа, — отвечала мне подруга,—
Ибо помощь Тариэлу — перед милою заслуга!»
Не без спроса я уехал, как какой-нибудь пьянчуга.
«Трус!» — в лицо мне скажет дева, если я покину друга.
Чем вести пустые речи, ты прислушайся к моим:
Для разумного созданья труд земной необходим.
Для чего нам цвет увядший? Кто утешен будет им?
Коль ты сам себе не нужен, будь другому побратим.
Странствуй, где тебе угодно — по пустыням и по чащам,
Если хочешь — с мудрым сердцем, нет — так с разумом болящим,
Но, всегда учтивый, стройный, будь ты мужем настоящим,
Не давай погибнуть сердцу в лютом пламени палящем.
Об одном тебя сегодня мы с царицей умоляем:
Через год приди в пещеру, где с тобой мы отдыхаем.
Я вернусь, как только розы расцветут, согреты маем.
Пусть они тебя разбудят, словно псы могучим лаем!
Если ж с радостною вестью я к пещере не приду,
Значит, в поисках царевны я и сам попал в беду.
Это будет знак, чтоб слезы проливал ты в том году,
Что была погибель злая суждена мне на роду,
В этом случае не надо сокрушаться слишком много:
На коне умру иль в лодке — все равно одна дорога!
Но молчать, подобно зверю, не могу: томит тревога.
Как мне знать, какая участь мне готовится от бога?»
Тариэл сказал: «Не буду утомлять тебя беседой,
Ты меня не будешь слушать, что тебе ни посоветуй.
Если друг нейдет с тобою, значит, ты за ним последуй!
Понемногу станет ясным то, что скрыто в жизни этой.
Ты со временем увидишь, как печален мой удел.
Все равно мне — плакать дома иль покинуть мой предел.
Все я выполню, безумец, что бы ты ни захотел,
Но коль долго не вернешься, для земных погибну дел».
Братья в поле поспешили, захватив с собою луки,
И, убив по горной лани, привезли их в дар подруге.
Их сердца точили слезы, мысль о завтрашней разлуке
К неизбывным старым мукам прибавляла новой муки.
Пусть читатели отныне обливаются слезами!
Сердце с сердцем расстается — как тут быть, судите сами!
Нелегко дается людям расставание с друзьями!
Тот, кто этого не знает, горевать не будет с нами.
Утром братья пробудились, из пещеры вышли вон
И, с невольницей прощаясь, испустили горький стон.
Запылали их ланиты ярче пурпурных знамен,
Каждый лев, подобно зверю, был тоской испепелен.
С громким воплем ехал витязь, провожая Автандила.
«Кто вас, львы мои, прославит? — им невольница твердила.—
Солнце вас сожгло навеки, о небесные светила!
Горе мне! Ничто на свете мне, страдалице, не мило!»
В этот день, не расставаясь от восхода до заката,
Путь держали прямо к морю два могучие собрата.
Здесь они остановились, тяготила их утрата,
Тяжким пламенем разлуки их душа была объята.
Автандил промолвил другу: «Высох слез моих ручей!
Почему с царем Фридоном ты провел так мало дней?
Там узнать возможно вести о возлюбленной твоей.
Как мне к витязю проехать, расскажи мне поскорей!»
Юный витязь, не желая препираться по-пустому,
Показал ему дорогу к властелину молодому:
«Отправляйся ты к востоку вдоль по берегу морскому,
Передай поклон Фридону, коль к его прибудешь дому».
Застрелив козу из лука, оба сели у привала,
Пили-ели ровно столько, сколько в горе подобало,
Ночью их листва деревьев на ночлеге укрывала…
Рок земной непостоянен: то он много даст, то мало.
На заре они проснулись, чтоб надолго распроститься.
Расставанью их и горю каждый мог бы подивиться,
Слезы их, не уставая, снова начали струиться,
Груди, слившись воедино, не могли разъединиться.
Наконец они расстались, и, рыдая, в тот же миг
Этот в горы устремился, тот — в колеблемый тростник.
Озираясь друг на друга, испускали братья крик.
Солнце, видя их печали, затуманивало лик.
24
- Предыдущая
- 24/49
- Следующая
Перейти на страницу:
