Горец II - Макнамара Кристофер Лоуренс - Страница 3

• Предыдущая
• 3/36
• Следующая

Он и сам не мог бы ответить — как. Возможно, ответ знал Рамирес.

(Рамирес? Ра-ми-рес… Кто это?)

Он не мог вспомнить, кому принадлежит это имя.

И все же откуда-то из затянутых белесой мглой глубин памяти пришел образ: седой, но легкий в движениях человек, слово которого так же остро и безошибочно, как его меч, а в уголках глаз собрались веселые морщинки.

Рамирес… Санчос де ла Лопес де Рамирес по прозвищу…

По прозвищу…

Ведь было, было у него прозвище, напоминающее не звон золота, а звон стали, такое же легкое и ясное, как он сам?!

Нет, не вспомнить прозвища…

Ладно, потом.

Тогда Рамирес сказал так:

— Теперь, когда ты остался совсем один, — за твоими плечами стоит сила всех. Такая сила, которую даже трудно представить…

И еще так сказал он:

— Ты, именно ты теперь поможешь людям по всей Земле понять друг друга.

Или не так он сказал?

Или это сказал не он?

Действительно — не мог говорить Рамирес «…когда ты остался совсем один…»! Не дожил он до этого времени!

Но слова застряли в памяти, а вместе со словами — интонация: дружеская и одновременно чуть насмешливая. Так умел разговаривать только один из людей, встретившихся на его пути. На Пути…

Кто бы ни сказал это — давно мертвый Учитель, внутренний голос или даже Голос Свыше — он оказался прав.

Сила — это мудрость. Мудрость — это знания. Если угодно, наука, но не только она. Для того, кто стоит на Пути, не существует препятствий. Путь же проходит сквозь все, сквозь любую сферу человеческой деятельности.

Он стоял на Пути.

Фехтование, живопись и поэзия — несравнимые вещи. Но подлинный Мастер (именно Мастер — не рубака, не маляр, не рифмоплет) слагает сагу или короткое стихотворение-танка столь же легко и безошибочно, как рассекает врага на поединке — от плеча к бедру одним взмахом, и срубленная половина тела валится наземь раньше, чем ударит кровяной фонтан из открывшихся артерий.

Или — с такой же легкостью — Мастер создаст картину, не отрывая кисти от холста, одним движением.

Он был Мастером, Мастером, каких еще не бывало.

Поэтому поставить и решить научную проблему для него было не труднее, чем сплотить, направить в одно русло усилия разношерстной, ершистой и обидчивой массы юных (и не очень юных) гениев. А эти качества редко совмещаются в обычном человеке.

Строго говоря, в обычном — почти никогда. Можно даже без «почти».

Поэтому именно ЕГО палец завис над красной кнопкой, когда НАСТАЛ ДЕНЬ.

…Да, пожалуй, это и был ответ…

Палец его завис над красной кнопкой.

— Это последний шанс для Земли! — надрывался телевизор. — Мы знаем, мы верим — наша планета будет спасена! — Диктор словно творил молитву или заклинание, завораживая как себя, так и своих слушателей.

— Выключите эту коробку! — истерично крикнул кто-то из ученых. — Слушать же невозможно! Какой кретин вообще врубил ее на полную громкость?!

Это была разрядка. В тот же миг, подхваченный общей страстью, кто-то,

— может быть, тот, кто кричал? — подхватив тяжелый табурет, с размаха швырнул его на звук.

— Этот день — «день, который спасет Землю», — не будет забыт сотни лет, — ликующе выкрикнул телекомментатор. — Миллиарды людей, что придут за нами…

Потом был звон и экран брызнул осколками толстого дымчатого стекла. И все стихло.

Кто-то напряженно расхохотался.

— Поделом… — негромко сказал Карл.

Алан Найман кивнул.

— Этот день не будут помнить сотни лет… — меланхолично проговорил он. — Если все пройдет успешно, эти самые «миллиарды» забудут его через одно-два поколения. Таково уж свойство человеческой натуры.

Мак-Лауд испытующе взглянул на него:

— А если?..

Найман усмехнулся:

— Если же нас постигнет неудача — вышеупомянутых миллиардов вообще не будет.

С минуту они молчали.

— Ты всерьез допускаешь это, Алан? — спросил Мак-Лауд шепотом.

Тот пожал плечами:

— Я допускаю все. Это маловероятно, но вполне возможно. Поэтому мне тоже не нравится поднятая тележурналистами шумиха.

Мак-Лауд вздернул бровь, и Найман уточнил свою мысль:

— Сейчас, когда мы только готовимся предотвратить беду, нас жаждут растерзать в основном сектанты. Если же нас постигнет неудача — в этом желании объединится все человечество…

— Не все ли равно, Алан? Что-то ты уж очень легко отделил нас от человечества. Если мы не добьемся успеха — нам не удастся надолго пережить этот день, пусть даже мы избежим растерзания…

И пока доктор Найман обдумывал его слова, Мак-Лауд потянулся к микрофону.

— Начинаем, — сказал он самым обыкновенным голосом.

Буквально через секунду после этих слов зона F-6 превратилась во всполошенный муравейник.

Впрочем, сходство было кажущимся: каждый знал свои обязанности, и ритм работы, став лихорадочно-напряженным, отнюдь не свелся к хаосу.

— Освободить опасный участок! — неслось из множества мегафонов.

— Повторяем: всем освободить опасный участок!

Эта команда была выполнена с особым энтузиазмом: через несколько секунд вокруг центрального сооружения образовалась пустота.

Это сооружение выглядело немыслимой, невообразимой громадой. Казалось, груда циклопических бетонных блоков вывалена в середину площадки без всякого плана, словно кубики великана-младенца. Вместе с тем вся постройка производила впечатление какой-то варварской стройности, даже изящества, при всем своем гигантизме, — как ангкорский храм.

И над всем этим, возносясь на высоту большую, чем принято называть «птичьим полетом», громоздился круглый в сечении шпиль энергоразрядника.

— Службы контроля?

— Готовы.

— Диспетчерская?

— Готова.

— Энергия?

— Готова…

За одним этим словом стояло нечто, куда более громадное, чем строительный гигант в центре зоны. Фактически на F-6 сейчас поступала львиная доля всей электроэнергии Земли. Впоследствии затраты несколько уменьшатся, но тем не менее многие десятки, а скорее всего — сотни лет на Проект будет работать вряд ли менее половины планетарной промышленности.

По правде сказать, некоторые сомнения на этот счет у Мак-Лауда были — да и остались, если уж быть до конца честным. Как-то в узком кругу он даже мрачно пошутил: резонно ли спасаться от людоеда, превращаясь в донора для вампира, пусть даже энергетического?

Но выбирать, увы, не приходилось.

— Охрана?

— Да готовы мы, готовы! Долго будешь капать нам на мозги, Карл?

Охранники действительно вот уже сутки находились в состоянии повышенной готовности. Правда, такой ответ со стороны их командира (кристаллически чистый типаж «старого служаки»: смел без бравады, верен без лести) был бы уместен скорее для предводителя горного клана хайлендеров.

Однако именно поэтому Карл Мак-Лауд, бывший Конан ап Кодкелден Мак-Лауд, не сдержал улыбки.

— О, у тебя еще и мозги есть? Непозволительная роскошь при твоей профессии, Лесли! Ну как, готов защищать апостолов сатаны?

— А тебя и защищать не нужно, вояка! — с искренним уважением ответил Лесли. — Ты и сам умеешь драться, как сатана!

Мак-Лауд снова улыбнулся. В начале работ он едва отличал Лесли от его подчиненных: охрана есть охрана. Что рядовой, что капитан — все равно. Дистанция от них до руководителя Проекта фактически одинакова.

Впервые по-настоящему познакомились они на спортивном комплексе, где персонал поддерживал свою форму. Лесли О'Майер (нет, не хайлендер, но — ирландец, гэлец, тоже кельтская кровь…) тогда как раз тренировал там своих ребят. Полурота выстроилась в круг, наблюдая, а в центре этого круга солдатики наскакивали на своего командира.

Наскакивали не один на один — тут бы и вопросов не было. Втроем-вчетвером, иногда используя учебные ножи и автоматы с пластиковым штыком. Как болонки на волкодава…

И с тем же результатом.

Когда Мак-Лауд вошел в круг, капитан пренебрежительно скривился и потребовал принести боксерские перчатки: «Еще мне не хватало идти под трибунал!». После первого раунда он не поверил сам себе, и пришлось провести второй.

• Предыдущая
• 3/36
• Следующая