Отраженная в тебе - Дэй Сильвия - Страница 63

• Предыдущая
• 63/71
• Следующая

— Вот как. — Моя улыбка сделалась более искренней. Что-то в этом роде я и надеялась услышать.

Пока мы танцевали, я оглядывала зал. То, что по окончании песни Элизабет Видал поднялась из-за столика и поймала мой взгляд, я восприняла как знак. Извинившись перед спутниками, она направилась в дамскую комнату, и я, в свою очередь, извинилась перед Кристофером. Он начал возражать, но я сказала, что мне необходимо освежиться. Кристофер унялся, но настоял на том, что потом угостит меня выпивкой.

Направившись следом за его матерью, я размышляла о том, не следует ли мне заявить Кристоферу, что, по моему мнению, он та еще задница. Я не знала, рассказала ли ему Магдалена о видео, и если нет, то для этого, надо полагать, имелись веские основания.

Я подождала Элизабет у дверей. Выйдя, она увидела меня в коридоре и улыбнулась.

Мать Гидеона была красивой женщиной с длинными прямыми черными волосами и такими же восхитительными голубыми глазами, как у ее сына и Айерленд. От одного взгляда на нее у меня сжалось сердце. Мне так не хватало Гидеона. Требовалась ежечасная внутренняя борьба, чтобы принять случившееся как данность и не позволить себе попытаться вновь вступить с ним в контакт.

— Ева. — Она расцеловала меня в обе щеки. — Мне Кристофер сказала, я ведь поначалу вас не узнала. С этой прической, можно сказать, совсем другая девушка. Но очаровательная.

— Спасибо. Мне нужно с вами поговорить. С глазу на глаз.

— О? — нахмурилась она. — Какие-то неприятности? Это связано с Гидеоном?

— Пройдемся. — Я указала жестом вглубь коридора, в сторону аварийного выхода.

— Да в чем дело?

— Помните, еще ребенком Гидеон пожаловался вам, что подвергся надругательству и насилию?

Ее лицо побледнело.

— Он вам об этом рассказал?

— Нет. Но я была свидетельницей его кошмаров. Жутких, неистовых, ужасных кошмаров, когда он молит о милосердии. — Мой голос был тих, но дрожал от гнева. Она, со своей стороны, несколько растерялась, но и ощетинилась. — Вы мать, вы были обязаны его защитить.

Элизабет вздернула подбородок:

— Вы не знаете…

— Вас нельзя обвинить в том, что случилось, пока вы ничего не знали, — выпалила я ей в лицо, с удовлетворением отметив, что она отступила назад. — Но все происходившее потом целиком на вашей совести.

— Прекратите! — воскликнула она. — Что за чушь вы несете? Как вы смеете выдвигать подобные дикие, вздорные, ни на чем не основанные обвинения?

— Еще как смею. Ваш сын был серьезно травмирован тем, что с ним случилось, но ваш отказ поверить ему уязвил его в миллион раз сильнее.

— Вы всерьез считаете, что я стерпела бы надругательство над собственным сыном? — Глаза ее горели, лицо раскраснелось от гнева. — Гидеон прошел проверку у двух не связанных между собой педиатров на предмет… травмы. Я сделала все, что от меня требовалось.

— Кроме одного — не поверили ему. А должны бы, если вы мать.

— Я еще и мать Кристофера, который был там. Он поклялся, что ничего не было. Кому я должна была верить при полном отсутствии каких-либо доказательств? Никто не мог ничем подтвердить жалобы Гидеона.

— Да как он мог представить доказательства? Он был ребенком! — Я задрожала от переполнявшего меня гнева и сжала кулаки, сдерживая порыв залепить ей оплеуху. Не только за то, чего лишился Гидеон, но и за то, чего лишились мы оба. — Вам следовало занять его сторону, как бы то ни было.

— Гидеон был сложным мальчиком, наблюдавшимся у психиатра в связи с самоубийством отца, и болезненно требовал внимания. Вы понятия не имеете, что он тогда собой представлял.

— Зато я знаю, каков он сейчас. Надломленный, страдающий, не верящий, что он достоин любви. И вы помогли ему стать таким.

— Провалитесь вы в ад! — выпалила она и устремилась прочь.

— Я уже там, — крикнула я ей вдогонку. — И ваш сын тоже.

Воскресенье я провела в качестве Прежней Евы.

У Трея был выходной, и он забрал Кэри, чтобы вместе позавтракать и сходить в кино. Я была рада видеть их вместе и взволнована их совместными попытками наладить отношения. Больше никого из звонивших ему на сотовый Кэри не приглашал, что заставляло задуматься: не переосмысливает ли он свои связи. По моим догадкам, многие из них были, может быть, и интересными, но поверхностными, лишенными основательности.

Получив всю квартиру в единоличное распоряжение, я бессовестно дрыхла без задних ног, набивала желудок всяческой вреднятиной и, уж конечно, оставалась в пижаме. И тосковала в своей комнате по Гидеону, пялясь на фотографии, ранее стоявшие на моем рабочем столе. Мне недоставало тяжести его кольца на пальце, звука его голоса. Недоставало его рук, его губ, той властной нежности, с которой он обо мне заботился.

Но в понедельник утром из квартиры вышла уже Новая Ева. С дымчатыми глазами, розовыми губами, новой стильной прической я чувствовала, что и вправду могу в течение дня делать вид, будто я совсем другая. Будто бы сердце мое не разбито и меня не одолевают горечь и гнев.

«Бентли» я увидела, как только вышла из дому, однако Энгус не стал вылезать из машины, зная, что с моей стороны все равно последует отказ. Меня озадачивало то, что Гидеон заставлял его тратить время попусту, отираясь возле меня на тот случай, если мне все-таки захочется куда-нибудь поехать. В этом не было никакого смысла, если только Гидеон не чувствовал себя виноватым. Я ненавидела чувство вины, ненавидела за то, что оно причиняло страдания стольким близким мне людям, и хотела, чтобы они отбросили его и двигались дальше. Как пыталась делать я.

Утро в «Уотерс, Филд и Лимэн» пролетело незаметно, потому что, помимо моих обычных обязанностей, я еще и вводила в курс дела новичка Уилла, который, к моей радости, не стеснялся спрашивать что да как. Это загружало меня полностью, не давая возможности подсчитывать секунды, минуты и часы, прошедшие после того, как я видела Гидеона в последний раз.

— Хорошо выглядишь, Ева, — заметил Марк, когда я заглянула к нему в кабинет. — У тебя все в порядке?

— Я бы не сказала. Но к этому стремлюсь.

Он подался вперед, опершись локтями о стол.

— Знаешь, как-то мы со Стивеном расстались на целых полтора года. Накопились претензии, обиды, и мы решили, будто нам лучше разойтись. Идиотское было решение, кошмарное, — с нажимом произнес он. — Как вспомню, в дрожь бросает. Вставать по утрам было для меня подвигом, да и он чувствовал себя не лучше. Так что как ни крути… Ладно, если тебе что-то нужно…

— Спасибо. Лучшее, что ты можешь сделать для меня сейчас, — это загрузить работой, чтобы у меня не оставалось времени думать ни о чем другом.

— Вот уж это — пожалуйста.

Когда подошло время обеденного перерыва, мы с Уиллом прихватили Мегуми и отправились в ближайшую пиццерию. Мегуми проинформировала меня о том, как развиваются ее отношения, начавшиеся со свидания вслепую, а Уилл поделился историей о том, как они с его девушкой решили обставить квартиру мебелью «сделай сам» и что из этого вышло.

— На выходные мы собираемся в Хэмптоне, — сообщила Мегуми на обратном пути в Кроссфайр. — У дедушки и бабушки моего парня там дом. Знаешь, что это за место?

— Крутое! — ответила я, проходя за нею через турникет. — Завидую, что ты можешь удрать от этой жарищи.

— Да уж точно.

— Это всяко лучше сборки мебели, — проворчал Уилл, направляясь в потоке сотрудников к лифтам. — Жду не дождусь, когда это закончится.

Двери закрылись, но тут же открылись снова, и в кабину следом за нами вошел Гидеон. Знакомое, физически ощутимое энергетическое поле заполнило пространство, по моей спине побежали мурашки, и на шее вздыбились волоски.

Мегуми бросила на меня взгляд, и я покачала головой. У меня хватило ума не смотреть прямо на него, иначе не могу поручиться, что не совершила бы что-нибудь поспешное и отчаянное. Слишком уж сильно меня к нему тянуло, и слишком давно он не прикасался ко мне. Когда-то я имела полное право дотронуться до него, взять за руку, прильнуть к нему, запустить пальцы ему в волосы, и мне было мучительно больно, что все это уже было недоступно. Мне пришлось закусить губу, чтобы сдержать рвавшийся наружу мучительный стон.

• Предыдущая
• 63/71
• Следующая