Страж - Маклин Чарльз - Страница 33
- Предыдущая
- 33/79
- Следующая
— А что ты сейчас делаешь?
— Сижу здесь, под козырьком, и курю. Немного погодя мне надо вернуться. Если сержант поймает меня...
— А как называется твоя часть?
— Пятнадцатый пехотный. Нас оставили в тылу навести тут кое-какой порядок. Так мне и досталась эта чертова работенка.
— А когда закончились бои?
— Некоторое время назад... Кажется, в среду. У нас был парад победы на главной площади — у тех, кто остался в строю. Вся площадь разбита, дыры такие, что в каждую можно ведро опустить. Генерал произнес речь, сказал, что сегодня день рождения Адольфа Гитлера. Думаю, этот парень хорошенько проблюется, когда услышит сегодняшние новости, — так он сказал. Все стали смеяться и веселиться. Нам сказали, что война уже практически закончилась.
— А ты участвовал в боевых операциях?
— Кое в каких.
— Расскажешь мне об этом?
(Молчание.)
— Сколько тебе лет, Принт?
— Девятнадцать.
— А до службы тебе случалось уезжать из дому?
— Прошлой осенью я был в гостях у двоюродных братьев. Они живут в Рицтоне, в десяти милях от границы с Теннесси.
— Что ж, хорошо, продвинемся немного назад... Сосредоточься на своем дыхании...
Однажды ночью, во время первого генерального наступления на Нюрнберг, он убил человека, показавшегося в окне полуразрушенной башни. Это была одна из семи башен, венчающих на одинаковом расстоянии друг от друга стены средневекового города и используемых теперь его защитниками как снайперские гнезда. Вспышка во тьме — пламя зажигалки или спички, защищенное от ветра ладонями, — выдала ему позицию противника. Ветер был сильный, и немец прикуривал слишком долго. Бегли заколебался, прежде чем выстрелить, — не из-за своих религиозных убеждений, а потому что свет в бойнице, необычайно зыбкий, вызвал у него в душе какое-то бессознательное внутреннее сопротивление.
На какое-то мгновение он испугался. Потом прицелился, выстрелил — и огонек погас.
— Я увидел его тело на куче искрошенного цемента. Каска слетела у него с головы, а сама она, вернее, то, что от нее осталось, горела как факел. Да и весь город был охвачен пожаром. Небеса и те были багровыми, в воздухе витал пепел, а из огня восставали руины. Ветер раздувал пламя... все сильнее и сильнее...
— И что это тебе напомнило?
(Молчание.)
— Свет в бойнице — он ведь напомнил тебе что-то, не так ли?
— Не знаю...
— Разве это не был один из знаков, о которых ты мне рассказывал?
— Не знаю, просто мне показалось... показалось, что где-то затворилась дверь.
— Дверь?
— Тем утром, на озере.
— А что там произошло?
— Я увидел девочку... она гуляла по берегу... озера или пруда. Но я не мог — она не имела права находиться там... (Колеблется.) Мне кажется, я не мог...
— Продолжай. Что случилось дальше?
— Я не мог... дверь затворилась.
— Что ж, хорошо. Сосредоточься на своем дыхании. Так, очень хорошо. А сейчас перенесемся в то мгновение, когда ты впервые увидел эту девочку. Расскажи мне, что произошло... (Пауза.) Что ты видишь?
— Все деревья в парке сожжены... обугленные пни... сучья валяются поверх лисьих нор и засыпанных траншей. Даже трава почернела. Идет слабый дождь. Туман плывет над озером как дым. Толком не различишь, где кончается трава и начинается вода.
— А что ты делаешь?
— Жду приказа к наступлению. Топчусь тут в грязи... Я прячусь за большим кособоким камнем... Ах ты дьявол, промазал!
— А куда ты целился?
— Да тут свора поганых собак жрет мертвых солдат. Американских. Один из наших выстрелил, чтобы отпугнуть их.
— Ты хочешь сказать, это не ты сейчас выстрелил?
— Что патроны переводить? Сейчас я ее вижу. Там, на берегу.
— Ладно, опиши мне ее, пожалуйста.
— Она очень молоденькая. И хорошенькая — большие карие глаза. На голове у нее платок, а в руке зонтик. Медленно приближается к нам, как будто она лунатичка какая-нибудь, идет под дождем... Она не боится, что ее сейчас убьют.
— А ты не в состоянии этому препятствовать?
— Попытаюсь вытащить ее отсюда, пока не поздно... Черт! Ладно, поехали!
— Что случилось?
— Сигнал. Мы попали под обстрел. Сущий ад... Ладно, парни, вперед!
— А что с девочкой?
(Молчание.)
— Где она?
— Не знаю... я больше ее не вижу. Туман очень сгустился, причем совершенно неожиданно. Она просто исчезла.
— Ты уверен в этом?
— Вперед, парни, время не ждет!
— А сейчас ты ее не видишь?
— Дверь затворилась... Она затворилась, и я не могу ее открыть...
— О чем ты?
— Я вижу что-то в воде. Под водой. Почти на самой поверхности.
— Это девочка? Она утонула?
— Не знаю. Это слишком... слишком... Нет! Туда нельзя! Не открывайте ее!
— Дверь?
(Молчание.)
— Ладно, не буду. Тебе не о чем беспокоиться. А теперь слушай внимательно. Мы вернемся обратно в дом. Ты спокоен и расслаблен. Дыши глубже... И вот ты опять стоишь на ступенях старого дома, стены которого укреплены мешками с песком. И сломанный флагшток. Только сейчас уже прошло какое-то время...
Бегли последний раз затянулся и швырнул окурок под дождь. Закинув винтовку на плечо, он вошел в дом через вход, украшенный колоннами. Дверь у него за спиной захлопнулась. Внутри, в холле, темно. Окна первого этажа заклеены бумагой, электричество не работает. Поначалу ему приходится передвигаться на ощупь вдоль стен. Сделав несколько шагов, он останавливается и вслушивается в темноту. Откуда-то из подвала доносятся неясные голоса. Они все еще там — делят то, что осталось от перехваченных контрабандных товаров. Где-то тикают часы. Он медленно идет по направлению к лестнице. Его сапоги давят что-то на полу, хруст разносится по пустому холлу. У его ног — целые россыпи битого стекла на грязных мраморных плитах. Он дошел до лестницы и смотрит на разбитую люстру. Ее сорвавшиеся подвески мерцают там и тут на ступенях, как гребешки запенившейся волны.
— Это... красиво... это как водопад. И сквозь него видна противоположная сторона.
— И что на ней? Что ты там видишь?
— Дверь.
— Что за дверь?
— На самом верху лестницы... Она там одна-единственная.
— Она открыта или закрыта?
— Закрыта. Трудно сказать при таком освещении, но я знаю, что она закрыта.
— Собираешься подняться?
— Я уже на лестнице... Остановился, чтобы осмотреться по сторонам.
— Расскажи, что тебе видно.
— Ничего особенного... стопки книг и повсюду мусор. Белые пятна на стенах — там, где раньше висели картины. Большие бронзовые часы с орлом наверху... (Пауза.) Дыра в крыше. Должно быть, бомба.
— Хорошо, поднимайся.
— Поднимаюсь... Поднимаюсь... (Пауза.) Так и есть, дверь заперта. Я поднялся, и мне это видно... Ах ты!
— В чем дело?
(Молчание.)
— Тебе страшно?
— Надо надеть маску. Здесь чем-то воняет.
— Ладно. Ты поднялся по лестнице.
— Да, поднялся, и дверь заперта, и я (невнятно)... мне не сделать этого.
— Сделаешь. Просто сосредоточься на дыхании, на ритме дыхания. Вот так-то лучше. Хорошо, а теперь открой дверь.
— Нигде ни звука, только дождь барабанит по крыше. Нет, не выходит... Мне не сделать этого.
— Открой дверь.
— У меня ноги одеревенели.
— Открой дверь.
— Господи Боже, будь моей опорой и порукой!
— Открой!
— Я знаю, что я там увижу.
— Я с тобой. Ты в безопасности. Мы войдем вместе, но дверь открыть придется тебе.
— Ладно, открою. Я выбил ее ногой, но заклинило — она не откроется. Черт подери, заклинило. Защемило на ее... на ее руке. Я вижу маленькие ноготки, они торчат из-под двери... вцепились в ковер, как будто она пытается выбраться. И вдруг — вдруг дверь поехала, как... не знаю что... и вся рука наружу... И мне видно, что она отрублена... по локоть... и повсюду кровь... О Господи, помоги мне, повсюду кровь!
- Предыдущая
- 33/79
- Следующая
