Золотое рандеву - Маклин Алистер - Страница 36

• Предыдущая
• 36/60
• Следующая

В девять часов Марстон спросил:

— Не пора ли выпить кофе, Джон?

— Самое время, — согласился я. Бросилось в глаза, что у доктора дрожат руки. После стольких лет ежевечернего принятия порядочной дозы рома нервы его не годились для таких дел.

Сьюзен принесла пять чашек кофе — по одной за раз — дикая качка «Кампари», удары, от которых все тряслось и дребезжало, исключали возможность нести в руках больше, чем одну чашку. Одну для себя, одну для Макдональда, одну для Марстона, одну для меня и одну для охранника, того же молодца, который стоял на часах и минувшей ночью. Нам четверым — сахар, охраннику — чайную ложку белого порошка из запасов Марстона. Сьюзен отнесла ему чашку.

— Как наш приятель? — осведомился я, когда она вернулась.

— Зеленый, почти как я, — она попыталась улыбнуться, но без особого успеха. — Очень обрадовался.

— Где он там?

— В проходе. Сидит на полу в углу, автомат на коленях.

— Как скоро подействует ваше снадобье, доктор?

— Если он сразу все выпьет, минут через двадцать. И не спрашивайте меня, пожалуйста, сколько времени оно будет действовать. Люди так отличаются друг от друга, что я не имею ни малейшего представления. Может быть, полчаса, а может — и все три. Никакой уверенности тут быть не может.

— Вы сделали все, что смогли. Кроме самого последнего. Снимите повязку и эти проклятые шины, сделайте милость.

Он нервно взглянул на дверь.

— Если кто-нибудь войдет…

— Ну и что тогда? — нетерпеливо прервал его я. — Даже если мы рискнем и проиграем, нам будет не хуже, чем до того. Снимайте!

Марстон принес стул, уселся поудобнее, просунул лезвие ножниц под повязку, державшую шины, и несколькими быстрыми ловкими движениями вскрыл бинты. Повязка развалилась, обнажив шины, и в этот момент открылась дверь. Тони Каррерас быстро пересек каюту и склонился, осматривая в задумчивости мою конечность. С тех пор, как я его видел, он стал еще бледнее.

— Добрый эскулап трудится и в ночную смену? Какие-то неприятности с вашими пациентами, доктор?

— Неприятности? — хрипло переспросил я. Полуприкрытые глаза, искаженный невыносимой болью взгляд, прикушенная губа, сжатые кулаки, бессильно покоящиеся на одеяле — сцена под названием «Картер в агонии». Я надеялся, что не переигрывал. — Ваш отец сошел с ума, Каррерас? — я совсем закрыл глаза и подавил, но не совсем, готовый вырваться стон, в то время как «Кампари», скатившись с особенно высокой волны в очередной раз уткнулся в набегавшую за ней. Толчок, сопровождавшийся дрожью всего стального тела корабля, был так силен, что чуть не свалил Каррераса с ног. Даже сквозь плотно закрытую дверь, покрывая завывания ветра и шум дождя, звук от удара прозвучал как орудийный выстрел, и весьма недалекий. — Он что, хочет нас всех прикончить? Почему ему, черт возьми, не замедлить ход?

— Мистер Картер очень страдает, — участливо сказал Марстон. Каковы бы ни были его способности во врачебном ремесле, суть дела он схватывал мгновенно, а не поверить обладателю столь чистых, мудрых, голубых глаз и великолепной седой шевелюры было просто невозможно. — Правильнее будет даже сказать — он в агонии. У него, как вы знаете, осложненный перелом бедра. — Чуткими пальцами он прикоснулся к окровавленным бинтам, и Каррерас, естественно, сразу понял, как плохо обстояло дело. — Каждый раз, как корабль резко наклоняется, сломанные концы кости трутся друг о друга. Можете вообразить, что это такое, хотя нет, сомневаюсь, что вы сможете. Я хочу переставить и укрепить шину, чтобы намертво зафиксировать ногу. Одному, да еще в таких условиях, это непосильная работа. Может, вы мне поможете?

Моментально я изменил свое мнение о проницательности Марстона. Он, конечно, хотел рассеять все сомнения, которые могли возникнуть у Каррераса, но хуже способ придумать было трудно. В том смысле, если бы Каррерас предложил свою помощь, уходя, он наткнулся бы на спящего часового.

— Извините, — никакая музыка не сравнилась бы для меня мелодичностью с единственным произнесенным Каррерасом словом. — У меня совсем нет времени. Нужно проверить посты и все такое. Кроме всего прочего, именно для этого сюда прислана мисс Бересфорд. Если уж у вас ничего не выйдет, вгоните ему дозу морфия посолидней. — Через пять секунд его уже не было в каюте. Марстон подмигнул мне.

— Куда как менее любезен, чем раньше. И часто, интересно, намерен он нас развлекать этими явлениями Христа народу?

— Он озабочен, — пояснил я. — Кроме того, он немного напуган и, слава богу, даже больше, чем немного, изнурен морской болезнью. Но при всем при том он еще крепко держится. Сьюзен, сходите заберите у часового его чашку и взгляните, действительно ли Каррерас ушел.

Она возвратилась через пятнадцать секунд.

— Он ушел. На горизонте никого. — Я перекинул ноги через край койки и встал. Спустя мгновение тяжело грохнулся на пол, едва не задев головой стальной угол койки Макдональда. Тому нашлось четыре причины: внезапный резкий крен палубы, окостенелость суставов обеих ног, совершенный паралич левой и острая боль, огнем ожегшая бедро, как только я коснулся ногой палубы.

Вцепившись пальцами в койку боцмана, подтянул к себе ноги и предпринял еще одну попытку. Марстон поддерживал меня под руку, и его помощь оказалась весьма кстати. Она позволила мне упасть на этот раз не на пол, а на собственную койку. Лицо Макдональда оставалось безучастным. Сьюзен готова была расплакаться. По некой непонятной причине это придало мне сил. Я резко распрямился, как складной нож с сильной пружиной, ухватился за спинку койки и сделал шаг.

Ничего хорошего. Я был сделан не из железа. С качкой еще можно кое-как справиться, суставы тоже начали понемногу отходить. Даже страшную слабость в левой ноге я мог до какой-то степени игнорировать. Скачи на одной ножке — и дело с концом. Но боль игнорировать сложно. Я, как и все другие, обладаю нервной системой, по которой распространяется боль, и она у меня работала на пределе. Саму-то боль, пожалуй бы, и стерпел, но каждый раз, когда ставил левую ногу на палубу, от этой варварской пытки у меня дьявольски кружилась голова, я едва не терял сознание. Несколько таких шагов, и действительно упаду в обморок. Я смутно догадывался, что это имеет какое-то отношение к ослабившей меня потере крови. Я снова сел.

— Ложитесь в кровать, — приказал Марстон. — Это безумие. Вам придется лежать еще, по крайней мере, неделю.

— Славный старина Каррерас, — пробормотал я. У меня действительно кружилась голова, это факт, и от этого нельзя было отмахнуться. Умница, Тони. Подсказать такую идею! Где ваше подкожное, доктор? Обезболивающее — в бедро! Нашпигуйте меня им. Знаете, как футболисту с хромой ногой делают укол перед матчем:

— Никогда еще ни один футболист не выходил на поле с тремя пулевыми ранами в ноге, — огрызнулся Марстон.

— Не делайте этого, доктор Марстон, — взмолилась Сьюзен. — Пожалуйста, не делайте этого. Он убьет себя.

— Боцман? — спросил Марстон.

— Дайте ему, сэр, — спокойно сказал боцман. — Мистер Картер знает что делает.

— Мистер Картер знает что делает! — обрушилась на него Сьюзен. Она подскочила к койке боцмана и испепелила его гневным взором. — Вам легко тут лежать и заявлять, будто он знает, что делает. Вам не надо отсюда выбираться, чтобы погибнуть — быть застреленным или умереть от потери крови.

— Что вы, мисс, — улыбнулся боцман. — Разве я когда-нибудь пойду на такое рисковое дело?

— Простите, мистер Макдональд, — она устало опустилась на его койку. — Мне так стыдно. Я знаю, что если бы у вас не была раздроблена нога… Но взгляните на него. Он же стоять не может, не то что ходить. Он убьет себя, уверяю вас, он убьет себя.

— Возможно, возможно. Но этим он опередит события не больше, чем на два дня, мисс Бересфорд, — тихо ответил Макдональд. — Я точно знаю, мистер Картер точно знает. Мы оба точно знаем, что всем нам на борту «Кампари» недолго осталось жить, разве что кто-нибудь что-нибудь предпримет. Ведь не думаете же вы, — серьезно продолжал он, — что мистер Картер делает это просто ради разминки?

• Предыдущая
• 36/60
• Следующая