Брат твой - Хруцкий Эдуард Анатольевич - Страница 1

• 1/17
• Следующая

На всю жизнь ты запомнишь этот день. И дорогу эту запомнишь, и лес. И запах сосны, особенно сильный после дождя. И небо над лесом запомнишь. И солнце, пробившееся сквозь тучи. Вот там, у поворота дороги, валун. Огромный, истёртый веками, поросший мхом. Там ты встретишь брата своего. Сколько шагов до поворота? Начинай считать. Первый! Второй.

Третий…

Сухо щёлкнул в тишине взведённый курок. Ты это запомнишь. Всё. И рубчатую рукоятку пистолета, согретую ладонью, и пороховую гарь, и выстрел, разорвавший тишину. Запомнишь. На всю жизнь.

Сначала он вышел на Ратушную площадь, потом шаги гулко прокатились под сводом арки аптеки и булыжная спина улицы вынесла его к зданию Магистрата.

Редкие прохожие косились на торопливо шагающего капитана в выгоревшей гимнастёрке с мятыми полевыми погонами. На углу улицы Пикк Эвальда остановил патруль.

Майор в безукоризненном кителе, туго перехваченном новым снаряжением, придирчиво долго читал его документы.

— Цель приезда в город?

— Там написано. — Эвальду не хотелось ссориться с майором, тем более что над правым карманом кителя старшего патруля виднелись одна золотая и две красные нашивки за ранение.

«Направлен в распоряжение НКВД Эстонской ССР», — вслух прочитал майор. И, протянув документы Эвальду, спросил: — Вы знаете, где НКВД, капитан?

— Да, благодарю вас.

Майор бросил руку к козырьку и посторонился, пропуская Эвальда. За сегодняшний день это была третья проверка. Когда первый раз к нему подошёл патруль, Эвальд даже растерялся. Слишком нелепой показалась ему эта проверка на пятый день мира. Зачем в далёком, уже давно тыловом городе так внимательно проверять документы? На вокзале он обратил внимание, что милиция и офицеры в форме НКВД выборочно проверяли документы у пассажиров, сошедших с поезда.

Но тогда он просто не запомнил это. Маленькая, совсем ненужная деталь. Она была настолько мала, настолько ничтожна, что совершенно не могла повлиять на чувство праздничной приподнятости, которое охватило его, когда мимо окон поезда поплыли первые, дома Таллина.

«Сколько же ты не был здесь?» — спросила память. «Семнадцать лет», — ответил он.

Вот она, улица Пикк. Длинная и узкая, словно тоннель. В глубине её билась на ветру жёлтая капля огня. Совсем крошечная, размытая серым светом майского вечера.

И Эвальд зашагал к этому огню сквозь наступавшую темноту, оставляя за своей спиной причудливый дом «Братства черноголовых». Казалось, что не было этих семнадцати лет. Улица была по-прежнему мрачновато-элегантной, и по-прежнему в часовне на углу Пикк и Оливемяги горел слабый огонёк свечи.

Прошли годы, началась и отгремела великая война, он стал офицером, потерял всех, кого любил, а кто-то всё так же приходил в эту часовню и зажигал свечку, словно пытаясь остановить неудержимое движение времени.

И Эвальд был благодарен незнакомому человеку. Потому что огонь этот, как крошечный лучик памяти, был зажжён сегодня специально для него.

Он перешагнул поваленную решётку, дёрнул за кольцо, заменявшее ручку. Натужно скрипнув, тяжёлая дверь подалась. В лицо ударило холодом и сыростью. Эвальд шагнул в часовню. Слабый свет задрожал на ветру, с шипением закапал воск на холодный камень пола. Эвальд провёл рукой по склизкой стене. Пальцы пробежали по гладкому камню и нащупали рубец. Вот его метка. Он вынул зажигалку, чиркнул, поднёс к стене. «Э.» и рядом «Ю.». Брату тогда было всего пять лет. Эвальд посмотрел на часы: тонкая фосфоресцирующая стрелка застыла около девятнадцати. Пора. Через пятнадцать минут его ждали в наркомате. Через полчаса он узнает, зачем его вызвали в НКВД.

Когда в госпиталь пришёл запрос из Таллина, он долго и мучительно ломал голову, пытаясь узнать, зачем понадобился Наркомату внутренних дел. Но пять лет армии приучили его к неожиданностям, и он из Восточной Пруссии выехал домой.

Эвальд снова вышел на улицу Пикк и остановился у дома, где когда-то размещалось посольство СССР. Над обитыми медными полосами дверями эмалево блестела цифра 40. Он вошёл в гулкий, отделанный мрамором посольский вестибюль. Два сержанта с автоматами по бокам лестницы, за столом старший лейтенант в погонах НКВД. Офицер встал, и Эвальд заметил, что кобура у него расстёгнута.

— Вам кого?

Эвальд молча протянул ему предписание.

— Минутку, — офицер поднял телефонную трубку, — товарищ подполковник, капитан Пальм… Слушаюсь…

— Вас ждут. — Старший лейтенант положил трубку. — Пропустите.

Автоматчики посторонились, и Эвальд шагнул на первую ступень лестницы.

— Минутку, товарищ капитан. — Дежурный подошёл к нему вплотную. — Прошу сдать оружие. Таков приказ, — жёстко добавил он.

— А иначе нельзя?

— Таков приказ, — твёрдо повторил дежурный.

Эвальд вынул пистолет, протянул офицеру.

— Получите на выходе. Вас ждут в двадцать второй комнате.

У дверей двадцать второй стоял высокий, невероятно худой подполковник в синем кителе с серебряными милицейскими погонами.

— Пальм? — спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил: — Скорее. Генерал не любит ждать.

— Подождите. — Эвальд начал злиться. Всё происшедшее напоминало ему какой-то старый авантюрный роман. — Какой генерал? Куда мы спешим, и вообще для чего я здесь?

Подполковник посмотрел на него, усмехнулся и ничего не ответил. Они быстро прошли по длинному коридору и очутились в круглом зале с мраморным камином. У дверей сидели два офицера. Они поднялись. Но подполковник сказал только одно слово: «Ждёт». И снова дверь. Ещё одна комната. Полумрак. Свет лампы над письменным столом. Майор с усталым, бледным лицом, как у людей, долго не бывающих на воздухе.

— Пальм? — спросил он хриплым голосом курильщика.

— Так точно.

— Ждите.

Майор встал, одёрнул китель и скрылся за огромной резной дверью. Он появился через минуту.

— Проходите.

В душноватом полумраке кабинета пахло табаком. Он был огромный, этот кабинет. Огромный и тёмный, только в конце его стоял стол, и на нём горела лампа под зелёным абажуром. Поэтому и лицо сидящего за столом казалось неестественно зелёным. Эвальд увидел тяжёлое золото генеральских погон.

— Товарищ нарком, подполковник Чудинов и капитан Пальм.

— Документы у вас? — Генерал взял из пачки папиросу.

Тут только Эвальд заметил в руках подполковника папку.

— Так точно. — Чудинов подошёл к столу и положил её перед генералом.

— Садитесь, товарищи. — Нарком закурил, глубоко затянулся, положил дымящуюся папиросу на край пепельницы.

— Значит, Пальм Эвальд Альфредович, отец Альфред Пальм, большевик, подпольщик, член правительства Эстонской ССР, погиб в 1942 году. Подробности гибели отца вам известны, капитан?

— Нет, товарищ генерал. Меня вызвали в штаб дивизии и просто сообщили о гибели отца. Потом уже я узнал, что он был на подпольной работе в Эстонии.

— Да, отец ваш настоящий большевик. Вы окончили Московский юридический институт?

— Так точно, товарищ генерал.

— В 1940 году работали в ЦК комсомола Эстонии?

— Так точно.

— Потом война. Следователь военной прокуратуры, командир диверсионной группы, работник особого отдела армии. Когда были ранены?

— Зимой сорок пятого, в конце января.

— При каких обстоятельствах?

— Моя группа ликвидировала бандгруппировку в тылу.

— Понятно. Где ваш брат?

— Я не имею о нём никаких сведений. В сороковом мне сказали в НКВД, что он вместе с дядей Карлом Сяргом бежал в Швецию.

— Понятно. Только потом он возвратился и служил в СС.

— Юлиус?!

— Да, Юлиус Сярг.

— Пальм.

— Нет, капитан, Сярг. Его усыновил ваш дядя. Так что пусть он и остаётся Сяргом, не позорит славный род Пальмов. Итак, награды. Ордена Красного Знамени, Отечественной войны первой и второй степени, Красная Звезда, пять медалей. Вы отлично воевали, капитан.

• 1/17
• Следующая