78 - Элтанг Лена - Страница 83

Ветки ореха дробно стучат в окно — на улице ветер и дождь. Похоже, выходной, товарищи полевые изыскатели, отдыхаем и камералим до упора. Надо ж, какой приснился сон. Впрочем, не удивительно — быть впечатлительной в 19 лет не порок. Да ещё и кости-то эти, вчерашние, под моей кроватью лежат, как, впрочем, и всё найденное, опять же — Пропп перед сном. Выходной кстати, съезжу-ка я в Ростов, сорок минут на электричке туда, вечером обратно..

Обратно в то лето больше не получилось. Парка начала новый узор. Только сон про неведомый степной бой стал сниться время от времени, всегда под утро, в дождь. Камушек вновь обнаружился в Китае, сунула руку в карман и нашла, назначила талисманом, и уже намеренно не расставалась с ним.

В китайском городе, куда определил меня узор парки, дожди были самым частым погодным явлением. Время шло, незаметно и неотвратимо, как усилия той старухи, что делает швейную иглу из толстого песта, стачивая его о камень. В какой-то момент ощущение изломанной шеи из предутреннего сна стало навязчивым, как и перетёртые в пюре иллюзии юных лет. Впрочем, это сегодня я называю вещи их именами, а в тот год было лишь ощущение жизненного тупика, я топталась на развилке двух дорог, по левую руку — возвращение на родину, по правую — возможность потратить ещё несколько лет на то, чтобы найти себя в новых декорациях. И тот и другой варианты были равно возможны, требовали равных усилий и казались равно же неинтересными. Ни одна чаша весов не хотела перевешивать. Я плыла по течению, массируя по утрам шею, дождь не желал кончаться, на юге страны начались наводнения, и мне неожиданно предложили поездку в Россию, с возможностью побывать на родине. Накануне отъезда я отправилась на велосипеде в одно из любимых мест на Восточном озере. В сумерках берег полностью скрыл меня от любопытных глаз, за спиной шумела просёлочная дорога, по ней проезжали машины и мерно проходили волы, тяжёлый, влажный воздух субтропиков монотонно распиливали цикады. От стоячей воды несло водорослями. В коротких сумерках я пробралась по камням метров на 20 от берега, туда, где озеро было чище и холоднее, на прибрежном же мелководье вода покрыта плёнкой и отвратительно тепла, как подкисший суп. Завтра в это время я буду идти по пекинским улицам, а ещё через пару дней — по московским — легко ли поверить в такое? Я вынула из кармана руку с привычно зажатым в ней камнем и сунула в воду. Рука быстро покрылась пузырьками воздуха, которые, отрываясь, тянулись ниточкой к поверхности и лениво лопались. По камню, рядом со мной, сновали мелкие крабы, я посидела бездумно ещё минут пять, глядя на огни дальнего берега, и вернулась к велосипеду. Похоже, в эти пять минут что-то сдвинулось во мне с мёртвой точки, будущее стало чуть менее безразличным, а мир вокруг чуть более красочным, я уже знала, что сделаю в эту поездку обязательно, даже если все другие планы провалятся.

Есть круги, которые мы замыкаем, для того, чтобы они не замкнули нас навечно внутри себя. Через месяц я сошла с пригородной электрички Ростов — Миллерово на станции «Малый Мишкин». По крутой тропке вверх, мимо казачьей таможни, памятника истории и архитектуры 17 века, по мосткам через балку, по дну которой течёт тот самый ручей, затем вправо, по улице, до бывшей «временной базы Придонско-Приазовской археологической экспедиции-1993». На подходах к калитке решимость стала меня покидать — что я скажу хозяевам? Но во дворе видимое запустение, калитка покосилась, её заржавленную щеколду давно не открывали. Я постояла, глядя на облупившуюся синюю краску. А спросят — скажу, что подыскиваю дачу, по старой памяти заглянула сюда. Во дворе густо росла лебеда, по-хозяйски кустилась сквозь доски веранды. По едва заметной тропинке я спустилась в сад, ниже, нашла по чуть слышному шуму ручей, раздвинув траву, увидела зеркальную поверхность и отборный песок дна. Обмелел ты, дружок, курица напьётся, замутит. Я вынула из кармана камень, сунула руку в воду и разжала кулак. Вода текла сквозь пальцы, ласкала их, рождала в душе уверенность, что всё идёт, как должно, камень лёг на мягкое песчаное ложе дна, я чуть прикоснулась к нему безымянным пальцем. Круг замкнулся.

Я нашла под старым орехом несколько спелых плодов и с лёгким сердцем спустилась к станции. Хорошо бы вернуть все подобранные когда-то камни на их места. Пожалуй, тогда и наступит та самая свобода-нирвана, да кто ж эти места помнит?

Эта карта указывает, что человек, которому гадают — хозяин в собственном доме (или хороший начальник); все, что он делает в этом качестве — правильно и полезно.

В плохом раскладе Двойка Жезлов открывает нам самодура и мелкого тирана: "начальник всегда прав", "мамка с работы пришла", и все в таком роде.

Жили были три поросенка, три друга: Сергей Сергеевич, Юлиан Юлианович и Михаил Михайлович.

Настало время строить им зимний дом. Летом они жили в сарае, а потом сарай снесло жилищное управление, и жить стало негде.

Сергей Сергеевич защищал диссертацию и у него не было времени. Поэтому он построил дом из шпон.

Юлиан Юлианович много переживал из-за своей молодой любовницы, которая лежала в больнице с подозрением на меланому, поэтому дом он построил из икон. Иконы Юлиан Юлианович скрал в церкви: он не знал, что это преступление.

Михаил Михайлович знал, что дома недолговечны, поэтому построил себе маленький ашрам с фигуркой пластилинового ослика на крыше. Когда приближалась гроза, ослик внятно шевелил ушками и бормотал: «иаиа», «иаиа». Если мимо шли недобрые люди, ослик съеживался и закрывал голову копытцами. Еще иногда он пил молоко, которое посетители ашрама специально оставляли снаружи в глиняных плошках. Это считалось чудом, что пластилиновый ослик спускается к плошке и пьет, но это многие видели, и молоко потом действительно куда-то исчезало. Об этом писали в газетах, а еще однажды приезжал Первый Национальный Канал делать сюжет.

Зима в этом году выдалась студеная. Из-под толщи снега вышел Годзе-Порося и пошел уничтожать все сущее.

Вначале он подошел к дому поросенка Сергея Сергеевича и тоненьким голоском сказал: «Сергей Сергеевич!».

«Ха-ха!» — сказал Сергей Сергеевич, давно заприметивший монстра в обледеневшее окошко.

Годзе-Порося плюнул огнем и дом из шпон сгорел дотла. Обгоревший Сергей Сергеевич бросился бежать к дому Юлиана Юлиановича. Юлиан Юлианович сидел весь обложен церковными книгами и Сергею Сергеевичу вовсе не обрадовался: его молодую любовницу совсем замучали на химиотерапии. «Зачем ты пришел, Сергей Сергеевич?» — спросил он и уткнулся взглядом в книгу, которую тоже, кстати, скрал в церкви по причине собственного невежества.

Годзе-Порося подошел к дому Юлиана Юлиановича и уставился на иконы. Иконы вдруг превратились в игральные карты: дама, валет, король пик, туз с изображением мультипликационной собачки Плуто, девятка крести с миниатюрным Иисусом на каждом крестике. Домик из игральных карт тут же рассыпался, и шокированные Сергей Сергеевич с Юлианом Юлиановичем бросились бежать к ашраму. Именно там, по их мнению, было спасение.

Но спасения там не было. Михаил Михайлович не впустил их и сказал, что не стоит им осквернять ашрам — видите, ослик при вашем приближении весь скорчился. Сергей Сергеевич и Юлиан Юлианович тут же начали кричать: это не из-за нас! Это потому что за нами гонится ужасный Годзе-Порося, восставший из снежной бури! Впусти нас, Михаил Михайлович, мы погибнем.