78 - Элтанг Лена - Страница 14
- Предыдущая
- 14/122
- Следующая
Да, я помнил об игральных костях, но нелепость самой идеи — доверить жизнь трех человек двум кусочкам бивня давно погибшего слона — казалась мне вопиющей. К тому же, я не знал, что именно нужно делать, а Елену давным-давно потерял из виду. Но в конце концов однажды я достал кости из ящика стола и положил перед собой.
Долго я смотрел на них, пока вдруг не увидел, что они разные. Одна была чуть светлее, и в руке ощущалась прохладной — вторая, более темная, была тяжелее и теплее. Я положил обе кости в кожаный стаканчик и долго держал его в руке, а потом перевернул на стол — уже заранее готовый, при любом исходе, сказать себе: «нет, я плохо потряс его».
Выпало две шестерки, потом две двойки, две единицы, снова две единицы и снова две двойки. Я машинально бросил кости еще несколько раз, а когда вероятность упала ниже одной миллионной, убрал их в ящик стола. В этот момент тренькнул телефон. Это была моя подруга — она позвонила мне сама в первый раз.
— Ты знаешь… прости меня, пожалуйста. Я люблю тебя, но я нужнее ему, — сказала она без предисловия. — Просто помни меня, ладно?
Это я мог обещать с чистой совестью.
Вечером я достал из бара бутылку тридцатилетнего коньяка, которую подарили нам на свадьбу друзья, и открыл ее. Жена не спрашивала ничего, пока я разливал коньяк в две серебряные рюмки. Я долго смотрел на нее, потом и она подняла глаза.
— Знаешь, — начал я и замолчал, подбирая слова.
— Наверное, да, — ответила она тихо. — Ты ведь вернулся.
Мы немножко посидели, чувствуя, как тепло от коньяка поднимается к сердцу и к голове. Я пересел к ней на кушетку и обнял за плечи.
— Когда ты будешь говорить с ней, — сказала жена, — скажи, что я поняла сегодня одну вещь. Я не могу ее ненавидеть. Ведь она любит тебя.
— Скажу. А потом, когда-нибудь, я тебе расскажу одну очень старую и глупую историю.
— Про что?
— Про фей, про слонов… я еще не знаю. Только давай я сначала вернусь к самому себе, совсем.
VII Колесница
Девиз Седьмого Аркана — победа любой ценой. Ради конкретного текущего дела, не задумываясь, жертвовать всем, что имеется. Седьмой Аркан указывает, что сейчас человек ради успеха пройдет и по головам, и по трупам — по чему понадобится, по тому и пройдет.
Самые запущенные случаи (как говорят астрологи "низшая октава") Колесницы — это безжалостные, жестокие, озлобленные эгоисты. Высшая октава — неутомимые, фанатичные (в лучшем смысле этого слова) труженники и великие вожди. Без них человечество не просто сидело бы до сих пор в пещерах, оно бы даже войти в эти пещеры, чтобы укрыться от дождя не додумалось бы. Большинство же личностей, описанных этим арканом, болтаются между тем и этим. Трудоголики, карьеристы и рабочие лошадки, идеальные сотрудники, но скверные друзья и родственники.
Проблемы, которые описывает колесница:
— страх перед неудачей
— неумение организовать свое время; как следствие — все, что отнимает время, вызывает раздражение (дети, домашние животные, транспорт, любовники — то есть, в итоге, раздражать начинает почти все)
— ранимый «победитель», который не примет сочувствия, даже перестав быть победителем
— Вообще неумение наладить эмоциональный контакт с окружающими.
Совет, который дает эта карта при гадании: вперед и ничего не бойся. Вообще, когда человек гадает, чтобы осведомиться об успехе какого-то конкретного дела, Колесница — гарантия успеха (если послушаться ее совета и немедленно развить бурную деятельность).
Александра Тайц
Сказка про творца, нож и женщину
Дед его был разбойником, отец — бродячим торговцем. Обоих волков кормили ноги. Похавлялись силой, вспарывали смешной свод человечьих правил кинжалом с наборной рукояткой, словно вышитую подушку пожилой бездетной тетушки. Набивали карманы без раздумий и сомнений, по праву сильного. Гирею в наследство достались любовь к холодному оружию и сила. Сколько он себя помнил, при нем всегда был нож.
Гирей вырос и стал хирургом. В юности четыре долгих года пришлось ему резать отравленные гангреной ноги, зашивать развороченные шрапнелью животы, прижиматься к пропитанной кровью земле когда над головой свист и следующий кусок свинца — твой.
И поймал он свой осколок, не без этого. Ногу рассекло до колена. На войне такие раны не лечат, и пришлось бы молодому волку дальше ковылять по жизни одноногим, если б не был он до дрожи красив. Седая голова в цвет простыни, ресницы черным полукружьем над запавшими глазами. Падший ангел, а не солдатик. Когдав ангел упадет, его непременно поймают, закон такой. Гирея у самой земли поймала, выходила и на руках бережно вынесла из войны хорошая еврейская девочка Верочка. Пухленькая, маленькая, с рыжими завитушками у висков. Он вышел из войны седым, чуть хромым, но целым, да еще с молодой женой. Нашелся для него и Город подстать — чужой, холодный, бескровный, досчитавший до 900, но живой. Такой же как он, падший, и людьми вынесенный.
Повезло Гирею. Самое время было жить, сверкать зубами, драться, силу показывать. Только с людьми ему драться было неинтересно, ему бы кого посильнее в соперники. Чтобы у Того все, а у Гирея — только нож. Один на один. Без взрывов, пожаров, и прочих эффектов Пусть будет тихо, светло и чисто.
И стало так.
Гирея еще раз облил руки спиртом и кивнул. Операционный халат шьется так, что хирург не может его надеть сам, словно латы. Оруженосец нужен. Чтобы накинул халат, завязал на спине, натянул тугие перчатки. На ноги полагаются бахилы, на голову — шапочка. Все белое. Чистое. Можно начинать.
В круге лампы с одной стороны белой занавески было голубоватое мальчишечье лицо, с другой — поле битвы. Гирей заглянул за занавеску и улыбнулся, отлично зная что сейчас случится. У мальчишки дрогнули губы и засветились глаза. Все они одинаковые, люди. Верят сразу, без раздумий. Как в древней Иудее.
— Разлегся? — буркнул Гирей. — Больной что ли?
Мальчик неуверенно кивнул, разулыбался, и стало видно, какие у него пухлые губы и пушистые ресницы.
— Ну раз больной, значит полечим, подытожил Гирей. — Через пару лет будешь девчонок портить.
Отвернулся, задернул занавеску и забыл про мальчика.
— Скальпель…
— Зажим…
— Корцанг…
Кровь на белом халате, на очках, на перчатках. В распятой ране все было не так. Эта печень не могла работать. Здесь все надо было перешить.
— Слышишь, Ты, там? — беззвучно кричал Гирей, и глаза ему застилал пот и ярость, — Сейчас я отрежу отюда и пришью сюда, и это будет работать. Потому что я этого хочу.
Ассистентов его операции приводили в ужас. Невозможное, нечеловеческое это дело — так кроить и кромсать плоть, переделывать как душе угодно, сшивать сосуды простой иглой, яростно, без раздумий перекраивать — словно не детское тело перед тобой, а враг. И драться с ним — все средства хороши.
— Зашивайте.
Закончив, Гирей срывал перчатки и, не оглядывась, выходил из операционной. Это было еще не все. Смыв кровь кровь и пот, он сразу шел к родителям. Сам. Это была часть битвы. Входил в приемную и с порога улыбался в белое лицо. Чудо всегда происходило — мама ребенка улыбалась в ответ и верила. Как в Бога, только лучше.
— Ну что, все в порядке, здоровый будет — говорил он буднично — делов-то.
- Предыдущая
- 14/122
- Следующая