Хранить вечно - Шахмагонов Федор Федорович - Страница 89
- Предыдущая
- 89/130
- Следующая
— Жажда самопожертвования? — спросил господин из «Рейнметалл Берзиг АГ».
— Если вы так поняли, — заметил я, — стало быть, я плохо перевел… Солдат Артюхин был уверен, что выйдет победителем из поединка с танком. Он утверждает, что все дело в ловкости и в позиции.
Сейчас же последовал вопрос от кого-то из гостей: а был ли случай, чтобы этот солдат победил танк?
Артюхин ответил, что ему удалось поджечь два танка. И он объяснил, как это делалось. А генерал недоумевал, почему он встречал обгоревшие танки без следов повреждения гранатой или снарядом. От Артюхина я впервые узнал, что против танков применяются бутылки с горючей смесью.
— Два танка… И еще один… Три танка! — констатировал Рамфоринх. — Один солдат и три танка… Этот солдатик беспокоит меня! Для того чтобы танк вступил в бой, нужно сначала добыть руду… Надо затем выплавить металл, пустить его под прессы, обработать и превратить в механизмы и, наконец, эти механизмы собрать… Затем этот танк надо вооружить, заправить горючим и посадить в него несколько человек экипажа… И оказывается, достаточно против танка такого вот солдатика!
Артюхина увели, Рамфоринх отпустил и меня. Гости остались совещаться…
На другой день из Берлина я послал донесение в Центр с описанием этой встречи и с подробным рассказом об изменениях в настроении генерала. Я настоятельно просил установить со мной оперативную связь на советской территории.
Что могло изменить совещание в кабинете Рамфоринха? Собрались частные лица, выслушали русского пленного, мое осторожное сообщение и разъехались по своим резиденциям. Но я убежден, что солдатик из-под Рязани сыграл в истории войны предначертанную ему роль.
Наступление немецких войск продолжалось. Танки достигли реки Березины. Стрела танкового удара нацелилась на Могилев, а генерал не находил успокоения.
— Где русские, где их главные силы?.. — вопрошал он сам себя вслух. — Я не люблю двигаться в настороженную пустоту… Не города нам нужны, а сражения, сражения и только сражения…
К ночи в штаб группы поступило сообщение авиационной разведки о том, что части Красной Армии накапливаются в районах Смоленска, Орши и Могилева.
Генерал сделал отметки на карте и задумался.
Шел десятый день войны…
На десятый день на Западе танки генерала мчались, почти не встречая сопротивления, к побережью Ла-Манша. Впереди был Дюнкерк.
Десятый день войны, позади Минск, войска движутся на Могилев, на Смоленск, на их пути новый заслон, в тылу не прекращаются бои юго-восточнее Белостока и Гродно. Десять дней сражается белостокская группировка, отрезанная от тылов. Окружение?
Генерала нервируют бои в тылу, он поучает своих офицеров:
— Окружением обеспечивается полное уничтожение противника. Бои не утихают, и нисколько не спадает их напряжение. Мы несем потери. Если бы мы оттеснили эту группировку — наши потери были бы меньшими…
Просторный зал несвижского замка Радзивилла успели переоборудовать. Зал обставили мебелью, полы застелили коврами. Но генерал был равнодушен к излишествам в походной жизни. Он был человеком одной идеи, честолюбие превышало все иные страсти. В войне он искал славу полководца.
Ковер глушил его шаги. Он ходил вдоль зала и сам себе отвечал на мрачные мысли:
— Мы делаем ставку на распад в тылу у противника. Вперед и только вперед! Только вперед, не думая о неприятностях в тылу. Вперед, пока не подтянуты из глубины все силы противника. Или начнется крушение большевистского режима, или… Или мы получим затяжную войну!
2 июля генералу не удалось двинуть свои силы вперед. Сопротивление окруженной группировки Красной Армии в районе Белостока всерьез встревожило высшее командование. Из танковой группы были отозваны несколько дивизий и введены в развернувшееся сражение с окруженцами. Головная дивизия танковой группы достигла Березины под Борисовом. Генерал ожидал сообщений о форсировании Березины.
3 июля с Березины, из-под Борисова, пришли тревожные сигналы по радио. Это было похоже на сигнал SOS.
Текста радиограммы я не видел, генерал объявил офицерам, что «русские сильно контратакуют». Он тут же приказал подать ему танк и выехал на Березину в сопровождении офицеров штаба.
Мы мчались к Борисову, к месту разгорающегося сражения.
Ио дороге, когда мы остановились на командном пункте корпуса, генералу сообщили., что под Борисовом контратакуют русские танки, поддержанные авиацией.
Я впервые услышал, что в атаку двинулись тяжелые танки, вспомнил, как два танка прошли под Слонимом насквозь немецкую оборону.
Из-под Борисова неслись тревожные радиодепеши: «Русские танки неуязвимы».
Генерал приказал выставить против них французские танки. К Борисову были тут же стянуты все силы воздушного флота, обеспечивающие группу армий «Центр». Генерал требовал беспрестанно, чтобы был подбит хотя бы один русский танк и отбуксирован в тыл.
Продвижение через Березину в районе Борисова было приостановлено, немецкие части попятились, а генерал спешно снял часть войск с кольца окружения. Встречным ударом окруженные проткнули немецкую оборону, и в коридор устремились советские войска. Надежды на полное уничтожение окруженной группировки у высшего немецкого командования рухнули. На Березину пришлось стягивать две танковые группы, главную ударную силу всей группы армий «Центр».
Донесения с места боя шли очень противоречивые. Командиры танковых подразделений сообщали, что их атакуют крупные силы русских, равные чуть ли не танковой армии. Авиаразведка доносила, что в районе Борисова действует всего лишь дивизия.
На командный пункт к генералу прибуксировали советский подбитый танк. Впервые я услышал наименование Т-34. Откуда немцы установили его маркировку, я не знаю, но дело не в маркировке. Танк приволокли с оборванными гусеницами.
Генерал приказал поставить противотанковую батарею, зенитные орудия и три танка T-IV, а также тяжелый французский танк Б на спешно оборудованном полигоне. Мотористы сняли мощность мотора Т-34 и танк выставили как мишень перед батареями.
Генерал сам бил по нему из противотанковых пушек. Все до одного выпущенные им снаряды попали в цель. На лобовой броне остались лишь отметины.
— Установить уязвимые места этого танка, доставить танк в Германию в распоряжение верховного командования! — приказал генерал.
Вечером, когда выдалась минута остаться нам наедине, генерал спросил меня:
— Зачем приезжал барон?
— Удостовериться, что в одном пункте план кампании исполнен, — ответил я осторожно.
— Я слышал, что он допрашивал пленных… Вы были у него переводчиком?..
— Я не назвал бы это допросом… Скорее, это была беседа.
— Я не знал, что вы в совершенстве владеете русским языком. Это делает честь барону! Он умеет выбирать себе помощников. Что его интересовало?
— По его вопросам об этом можно было только догадываться.
— Мои опасения подтвердились. Русские вводят в бой тяжелые танки… Это серьезно…
— Их должно быть очень мало.
— Никто из нас этого подсчитать не может. Сегодня выступил по радио Сталин!
Это было для меня новостью, никто из штабных офицеров об этом ничего не знал.
— У меня нет еще перевода, есть радиоперехват на русском языке. Вы могли бы мне перевести его выступление?..
Генерал протянул мне папку. Несколько страничек машинописного текста, я сразу охватил его глазами и чуть помедлил с переводом, вникая в смысл текста.
В тексте много ошибок, без знаков препинания, хаотически расставлены большие буквы.
Перевести текст и в таком виде, конечно, не составляло труда. Досадовал я, что не слышал голоса. После войны мне рассказывали те, кто слышал, что голос у Сталина пошатывался от волнения, что он пил воду и вода булькала в стакане. Сталин обрисовал опасность, надвинувшуюся на Советский Союз, провозглашая народную войну во всем ее объеме, призвал оставлять захватчикам выжженную землю. Война не на жизнь, а на смерть… Знать бы мне заранее, я сумел бы утром настроить радиоприемник. По тексту я понял, что страна мобилизуется, что впереди еще ожидают нас тяжелые потери, но Москва смотрит с уверенностью в будущее.
- Предыдущая
- 89/130
- Следующая