Хранить вечно - Шахмагонов Федор Федорович - Страница 80
- Предыдущая
- 80/130
- Следующая
И опять высшее командование вмешалось в планы корпуса. Генерал неистовствовал. Он воспользовался телефоном в штабе корпуса и соединился с Берлином, как я понял, с Рамфоринхом. Их разговор остался для меня неизвестным, но, быть может, именно в результате этого разговора командующий воздушным флотом не выполнил приказ фон Клейста, командующего группой войск.
Командование сухопутных войск потребовало провести авиационный налет до артподготовки, генерал считал, что это нельзя делать, и просил авиацию для прикрытия наступающих танков. Во всех его расчетах была уверенность, что кто-то в тылу у противника расчистит дорогу танкам.
Ночью развернулись бои, немецкие танки овладели крепостью Седан. Седан пал, но впереди Маас и линия Мажино. Быть может, здесь, именно здесь их ждут, чтобы остановить этот страшный разбег? Дальше уже было бы поздно.
Генерал нервничал, поминутно запрашивал через офицеров связи разведданные о передвижениях в тылу противника, за линией Мажино. В свободную минуту он вышел из помещения штаба, взглядом пригласив меня за собой.
— Мы сделали все возможное… — начал он. — Теперь все зависит от того, что там у французов… Никто, кроме меня и Гитлера, не верит, что нам завтра удастся форсировать Маас… Или мы завтра выигрываем кампанию, или мы погружаемся в затяжную войну… Вы имеете какие-либо сообщения от барона?
— Никаких!
— Это хорошо или плохо?
— Решительно ничего! — поспешил я уверить генерала. — Я нисколько не собираюсь преувеличивать значение своей миссии…
— Быть может, я что-нибудь не так понял? — спросил генерал, и правая его бровь едва заметно поднялась вверх.
— Моя обязанность смотреть и видеть…
— Почти сто лет тому назад здесь, при Седане, была пленена французская армия в сто тысяч человек… Для них Седан — позор, для нас — слава!
Утром штаб корпуса переместился ближе к линии фронта. Генерал меня пригласил на командный пункт головной дивизии. Мы ехали в танках. С нами на походе были еще несколько штабных офицеров. В нескольких метрах мы попали под обстрел французской артиллерии, проехали минными полями, где работали под обстрелом саперы. Передовые отряды дивизии прорыва вплотную приблизились к французской границе.
Все утро, волна за волной, на французские позиции летели самолеты. Методично сбрасывали свой груз на линии укреплений, разворачивались и уходили за новым запасом бомб. Это был как бы воздушный парад.
Бомбардировщики заходили в атаку по двадцать — тридцать в звене и начинали пикирование, образуя многоэтажное «чертово колесо». Их эскортировали истребители; французская авиация бездействовала. Рухнула моя надежда, что истребительная авиация Франции сорвет подготовку штурма укреплений, рассеяв немецкие бомбардировщики. С высотки, на которой располагался наблюдательный пункт головной дивизии, хорошо был виден противоположный, французский, берег Мааса. Над ним тянулись дымы, смрад, а сама земля, казалось, поднялась дыбом. От непрерывных разрывов земля, песок и пыль не успевали оседать. Рамфоринх мог быть доволен: взрывчатка, которая вырабатывалась на его заводах, расходовалась без экономии. Его заводы могли в ближайшее время получить богатейшие заказы. Его заводы… Не только его заводы, но и заводы, которыми он владел совместно с английскими и французскими партнерами в Швейцарии, в Латинской Америке и даже на территории Франции. В первые часы была начисто подавлена зенитная артиллерия, и немецкие летчики работали без помех. Почти в открытую сосредоточивались немецкие танки и пехота для броска через реку. Иногда французская артиллерия открывала огонь из укреплений. Но сейчас же туда обрушивались атаки с воздуха, и артиллерия умолкала.
Левый фланг беспокоил генерала. У него имелась карта, на которой подробно были изображены все огневые средства укрепрайона. Французы здесь располагали тяжелой артиллерией, которую невозможно было подавить с воздуха. Артиллерийские позиции были опущены в бетонные колодцы и прикрыты бетонными колпаками. Но артиллерия на линии Мажино не подавала признаков жизни. И все же он волновался. Он опасался, что она заговорит, когда танки двинутся через Маас и начнется борьба за создание предмостных укреплений. Она могла бить и по скоплениям танков и пехоты на правом берегу реки. Но она молчала…
Он метался весь день с одной позиции на другую. Настал его главный час. Или весь поход через Арденны увенчается прорывом фронта, или его доктрина войны будет опрокинута сопротивлением французов.
Маас был форсирован в несколько минут. За танками переправлялась пехота.
Генерал пересел из танка в лодку, и подвесной мотор быстро перенес нас на французский берег.
Генерал вызвал к себе по рации командира дивизии, а пока он добирался, поднялся на взгорок и навел бинокль на переправы.
В долине горели танки, методично рвались тяжелые снаряды, оставляя непреодолимые для танков глубокие воронки, по реке плыли обрывки понтонов. Танки застыли на исходных рубежах.
Командир дивизии доложил, что форты Мажино контролируют переправу.
— До этого дня у нас в дивизии не было потерь, — пожаловался он генералу.
Форты били методично, но их залпы были редкими, и паническое настроение командира дивизии было ничем не оправдано.
Он рассказал, что была совершена попытка нанести авиационный удар по фортам, но зенитная артиллерия не подпустила к укреплениям ни одного самолета.
— Без потерь войн не бывает! — жестко ответил ему генерал. — Невыполнение приказа вы не сможете обосновать… Ставьте переправы, и к вечеру танки должны быть на той стороне.
Танки переправились только ночью.
— Это чудо, что они разрешили нам форсировать Маас, — обронил генерал.
Итак, первый день прорыва прошел успешно. Высшее командование потеплело к генералу, хотя бы во внешних проявлениях. Не думаю, что для старых генералов вдруг убедительной сделалась его доктрина дерзостных танковых прорывов с маршем по тылам противника, не поддержанных всей силой пехотных частей. Но Маас был форсирован.
С утра 14 мая начали появляться французские бомбардировщики над мостами, наведенными через Маас, над дорогами, по которым передвигались немецкие войска. Я употребил сознательно слово «появляться». Это были небольшие авиационные отряды, но они сразу же причинили немало неприятностей. Я имел возможность убедиться, что боевые качества французских самолетов нисколько не уступили немецким. Летчики сражались не менее искусно и мужественно, хотя за ними и не было ни испанского, ни польского опыта. Немецкие истребители не могли отогнать французов. Спасала положение зенитная артиллерия. Она была густо сосредоточена возле переправ и отбивала налеты.
К генералу приехал командующий группой армий генерал-полковник фон Рундштедт.
За немецкими генералами, да и офицерами тоже, приметил я давно тягу к театральности.
Генерала по рации известили, что к переправе через Маас прошла автомашина командующего. Генерал вышел встретить его на мосту. Искусственно, театрально созданная боевая обстановка. Французские самолеты все еще пытались прорваться к мосту. Но это им не удавалось, ибо сначала нужно было бы подавить зенитную артиллерию, подключив к решению этой задачи и тяжелые дальнобойные орудия фортов Мажино, а потом уже бомбить мост.
Генерал и фон Рундштедт встретились на середине моста.
Фон Рундштедт строго спросил:
— У вас всегда так?
Он имел в виду огонь зенитной артиллерии по французским самолетам.
Генерал не торопился с ответом. Рундштедт понял его паузу.
— Впрочем, теперь это не имеет решающего значения… Опоздали! Поздравьте с победой наших мужественных солдат и офицеров! Они выполнили свой долг! Впереди Франция!
Однако впереди еще была не Франция, а всего лишь ее небольшой городок Стонн. Выходя на Стонн, немецкие войска заходили с тыла линии Мажино, отрезая от центра ее северную оконечность.
Из Стонна я вылетел на короткий срок в Берлин. Я знал, что Центр ждет от меня сообщений.
- Предыдущая
- 80/130
- Следующая
