Хранить вечно - Шахмагонов Федор Федорович - Страница 31

• Предыдущая
• 31/130
• Следующая

Однажды Пилсудский взял его на охоту в Пущу. Охотились на оленей. Загон разошелся по лесу. Курились осенним туманом неприступные болота, мрачно стыл лес. Здесь человек канет, не разыщешь и с собаками.

Курбатов проверял, как егеря расставляли номера на выстрел. Слово за слово, завел разговор о границе. Ему показали на карте, как она проходит, где стоят кордоны. Болота не охранялись, по ним мог пройти только лось. Здесь начинался Стоход, речки, речушки, водяные протоки, как сотами изрезавшие болота, с выходами на границу и через границу. Они протекали в густых камышах, прикрывающих воду, или пробивались под кропами ольхи и ивняка, неучтенные даже на штабных оперативных картах, ибо каждый год успевали менять свои изгибы. Лодка или долбленый челн, в руках шест. Никто не найдет ушедшего в Стоход на лодке. Но как самому выбраться из этого лабиринта? Два слова егерю… Которому из пых? У Курбатова достало бы денег купить проводника… Которого? Кто из них тут же не побежит с доносом в пограничную жандармерию?

Туманное утро. Все бело от росы, даже темные стены рубленых избушек лесного кордона. Чуть слышно плещется вода в речке, которая уходит в Стоход. Лодки на заболоченном берегу. Никто их здесь не охраняет. Несколько шагов… Шест в руки — и пошел. Туман все скроет. В нескольких шагах не услышат всплеска шеста.

На болоте шаги не слышны. Бесшумно подошел и встал рядом один из офицеров штаба. Остановился, молчит. Курбатов скосил на него глаза. Зачем он здесь, почему? Тоже не спится? Курбатов давно приметил, что этот офицерик ходит за ним как тень…

Год ушел на изучение штабных карт Стохода. Купил ружье и всякую охотничью амуницию. В сентябре поехал на Стоход. Все на тот же лесной кордон. Егерь встретил его приветливо. Уплывал на лодке один, разыскивая протоки, сверяя их с картой.

Перед уходом решил переночевать на островке, посмотреть, не хватятся ли. Костра не развел. Лодку втянул в камыши. Островок этот лежал довольно далеко от кордона.

Никто на кордоне не знал, куда он уплыл. Сидел тихо, чтобы и камыш не зашумел. Под вечер донесся с протоки чуть слышный всплеск. Можно было подумать, что утка упала на воду. Но всплеск повторился. Еще раз и еще раз. Мерные всплески весел! Курбатов раздвинул камыши. Не со стороны кордона, а оттуда, куда ему уходить, шел на веслах… все тот же офицер из штаба. Был одет он в охотничий костюм. На голове зеленая тирольская шляпа. Он медленно плыл по протоке, оглядывая ее берега. Курбатов окликнул его. Он вздрогнул, изобразил на лице удивление и пристал к бережку. Поговорили об охоте, о ружьях, об утках. Отстреляли вечернюю зарю, развели костер. У офицера нашлась полная фляжка. Выпили по чарке. Вдвоем, а вокруг ни души и непроходимые болота, с лабиринтом протоков.

И вдруг он вполголоса сказал:

— Не надо!

Курбатов удивленно посмотрел на него.

— Я не один! Уйти вам не дадут!

— Куда уйти? Зачем?! — воскликнул Курбатов.

— Туда! — ответил офицерик, указывая рукой на восток. — И не надо кричать! Болота тишину любят…

— Объяснитесь! — шепотом потребовал Курбатов. Офицер почти вплотную подсел к Курбатову.

— Если вам нужно, очень нужно, мы поможем! Мои люди проведут вас по протокам… Если без нас — смотрите… У вас в Крутицах беда может случиться!

О Крутицах здесь никто ничего не мог знать, о них знал только Кольберг. Офицер не назвал его имени. Но за его спиной поднялась тень Кольберга.

Офицер замолк, отодвинулся от костра. Молчал и Курбатов. Что же теперь-то делать? Уходить некуда — это понятно. Офицер-то польский, а Кольберга нет поблизости, и у него не спросишь, что за всем этим стоит. И сделать вид, что ничего не случилось, невозможно, коли упомянуты Крутицы.

А офицер продолжал:

— Вы не беспокойтесь, пан Курбатов! То, что я знаю, я один знаю… Если очень нужно, идите! Вы и там нужны! Но уйдете вы отсюда только с нашего позволенья! Помочь?

— Вы пьяны, пан! — ответил Курбатов, встал и пошел к челноку. Офицер остался на острове.

Курбатов вернулся в Варшаву. С надеждами на уход было покончено.

Дежурный адъютант, мальчик на телефонах. Это разве карьера? Или положение в обществе? Когда придет час, для которого он себя готовил? Время вдет, и он выходит из возраста телефонного мальчика,

Шумна и цветиста жизнь панской Польши. В ресторанах, куда он иногда заходил, на него заглядывались женщины, пользовался он вниманием на балах, на которые был обязан являться как адъютант. Над ним посмеивались товарищи, не страдает ли он женобоязнью. Одиночество становилось нестерпимым. Он снял с себя запреты. Он стал замечать женские лица.

На Стоход больше не выезжал. Но надо где-то проводить вакации! Ему подсказали, что хорошую охоту он найдет на озере Химер. Какая разница! Можно и на озере Химер. Не спрашиваться же у офицерика, приставленного к нему Кольбергом? А почему и не спроситься? Это даже забавно! Курбатов отыскал его в штабе. Весело, словно в шутку, поди разберись, спросил его:

— Мне советовали поехать на озеро Химер!.. Можно?

С минуту офицер ошеломленно молчал. Потом осторожно усмехнулся:

— На озеро Химер можно!

Озеро Химер оказалось совсем не мрачным озером. Откуда только взялось такое страшное название? Разве что из средневековья, от которого остались лишь предания о каких-то чудовищах, обитавших не то на его берегах, не то в водах.

Раскинулось оно глубокой чашей среди холмов, сплошь покрытых березовыми рощами. Светлоствольные березки просветлили его воды, озарили словно улыбкой, ласковой и нежной. Ветры сгоняли с воды туман. Здесь не пахло, как на Стоходе, гнилью и болотной, застоявшейся водой, берега спускались в воду светлыми песчаными отмелями. Озеро круглое, заливы отрезаны от большой воды полосками камыша. Там, в камышах, и охота. У воды ни одной деревни. На всхолмье, в березовых стволах затаилась усадьба. Островерхие башни, крытые черепицей, высокие стрельчатые окна и шпиль костела. Но и там тихо. Замок пустовал. Управляющий имением, остзейский немец, дал Курбатову разрешение охотиться.

Солдаты разбили для него полевую палатку, из усадьбы пригнали прогулочную весельную лодку. Курбатов остался в одиночестве. Охотник поневоле. Единственная возможность побыть одному, отдохнуть от ненавистных лиц, от ненавистных разговоров, от чуждого, ненавистного мира.

Утром Курбатов охотился в камышах. Отталкиваясь шестом, пробирался в камышовые крепи и выпугивал на выстрел уток, вечером сидел в скрадке, стрелял влет. Для настоящего любителя охоты — край обетованный! Днем приезжал из деревни егерь, забирал дичь, чтобы спрятать на ледник.

Тянулось время…

И вдруг на другом конце озера Курбатов услышал выстрел. Один и тут же сразу другой. Глухие выстрелы из охотничьего гладкоствольного ружья. Над далекими камышами поплыл сизый дымок.

Что тут удивительного? Он же не откупал озеро. Приехал еще какой-то охотник. Вдвоем веселее. Курбатов направил лодку к растекающемуся облачку дыма. А может быть, это тот самый офицерик из штаба? Совсем было бы забавно.

Пока пересекал озеро наискосок, раздался еще выстрел.

Лодка двигалась по открытой воде. Охотник мог ее заметить. А Курбатов и не таился…

Вот и протока в камышах. Здесь… Где-то недалеко должна быть лодка с охотником. Курбатов тихо свистнул. Из камышей ответили свистом. Курбатов помахал зеленой тирольской шляпой и воскликнул:

— Утро доброе, пане! Счастливой охоты! Не помешаю?

— Что же теперь делать, если пан и помешает!

Ответил звонкий женский голос. Голос подхватило эхо и унесло в холмы.

Сильным ударом весел Курбатов раздвинул камыши, уперся в борт лодки. В лодке сидел охотник. Вместо принятой в этих местах охотничьей тирольской шляпы — венок из белых лилий. Тоже отличная маскировка на охоте. Замшевая зеленая куртка, такие же зеленые брюки. Под курткой зеленый шерстяной свитер, закрывший шею до подбородка. На ногах изящного покроя, и тоже зеленые, сапоги. Выбивались из-под венка золотые волосы.

• Предыдущая
• 31/130
• Следующая