Нелегалы 2. «Дачники» в Лондоне - Чиков Владимир - Страница 43

Все смешалось в его судьбе — и имена, и пароли, и явки, и даже страны: Америка… Испания… Россия… Польша… Канада… Бельгия… Англия… Франция… Мексика… Германия… Чехословакия… «М-да, жизнь почти уже прожита, — подумал он, — Но, думаю, не зря! Вот только жаль последних девяти лет, проведенных в тюрьмах Великобритании — Брикстоне, Уормвуд Скрабе, Стренджуэйс, Паркхерст…»

Моррису Коэну не хотелось вспоминать это недалекое прошлое с разными формами решеток на окнах и стенами с колючей проволокой, но оно не отпускало его, оно продолжало напоминать ему о себе, особенно в те минуты, когда машина въехала в Лондон. Моррис полагал, что его повезут в советское или польское посольство или консульство, но его везли по знакомому уже пути, который ему не хотелось повторять. Машины остановились перед воротами тюрьмы Ее Величества — Брикстон, с которой начиналась девятилетняя тюремная эпопея Морриса.

— Почему вы привезли меня опять сюда? — возмутился он.

— Так нам приказано, — спокойно ответил ничего не знающий старший конвойный. — Как быть с вами дальше, решит начальство Брикстона. Так что все претензии теперь к нему, а не к нам.

С него сняли наручники и предложили выйти из машины, но он отрицательно покачал головой.

— Вы хотите, чтобы мы отвезли вас обратно на остров Уайт? — улыбнулся старший конвойный.

— Нет, я хочу, чтобы вы доставили меня в польское консульство, где бы мне объяснили, что все это значит.

— Мистер Крогер, — обратился к нему встречавший их старший надзиратель тюрьмы Ее Величества, — сейчас мы проведем вас к нашему шефу, там вы и разберетесь во всем.

Ничего не сказав в ответ, Моррис вышел из машины.

Конвойные с острова Уайт тепло распрощались с ним и отбыли обратно.

Начальник тюрьмы Брикстон, узнав причину возмущения Питера Крогера, пояснил ему:

— Не беспокойтесь, вы будете освобождены, но по неизвестным мне пока причинам эта процедура откладывается на неопределенное время.

— Но почему она откладывается? — Моррис с трудом сдерживал охватившее его волнение.

— Лично мне это, поверьте, неизвестно.[73]

Моррис Коэн еще больше встревожился, когда его имя и фамилию не только занесли в тюремный журнал, но и присвоили ему новый номер — 2179. Беспрестанно задавая себе вопросы: «Что могло случиться? Почему не смог состояться их обмен?», он не находил себе места в камере. Но, сколько бы Моррис ни думал об этом, сколько бы ни напрягал память, стараясь вспомнить все, что сообщалось в английских газетах за последние два месяца, он не мог отметить ничего такого, что могло бы послужить причиной срыва уже объявленного в прессе обмена. Навязчивая мысль, что, возможно, опять придется досиживать в тюрьме оставшиеся одиннадцать лет, не давала Моррису покоя ни днем ни ночью. Потом он вспомнил, что однажды в газете «Дейли миррор» критиковались действия английского правительства по обмену Гордона Лонсдейла на Гревилла Винна: «Акула красных была обменена на нашу кильку!» и предположил, что кто-то из высших правительственных кругов, возможно, прислушался на сей раз к мнению газеты и потому отменил их обмен.

Но все происходило совсем не так, как предполагал, сидя в камере-одиночке, Моррис. Вся беда в том, что по погодным условиям не смог из Москвы вылететь самолет, на борту которого среди обычных пассажиров должен был находиться и агент английской разведки Джеральд Брук. Именно по этой причине и откладывался их обмен. И лишь через три дня, 24 октября, рано утром в его камере открылись двери и надзиратель сообщил, чтобы «семьдесят девятый» приготовился к выходу из тюрьмы. Вскоре за ним пришли Несколько офицеров-полицейских и охранники Скотленд-Ярда. Моррис отметил, что в этот раз на него даже не надели наручники, а надзиратель сам вынес все его вещи. На улице один из полицейских сообщил кому-то по рации, чтобы к ним подъехала машина. Каково же было удивление Морриса, когда из-за главного тюремного корпуса показался вполне приличный лимузин. Но еще больше удивился он, когда уже за воротами тюрьмы впереди них пристроился эскорт полицейских на мотоциклах, а позади — несколько автомобилей дорожной полиции. Под вой сирен вся эта кавалькада машин на большой скорости устремилась к центру города, а затем направилась в сторону аэропорта. Прохожие с удивлением провожали кортеж глазами, пытаясь вспомнить, какой заморский высокопоставленный гость должен был осчастливить Англию своим визитом, потому что никаких сообщений в прессе об этом ранее не было. В хвост кортежу пристраивались откуда-то вдруг появившиеся машины фоторепортеров. Они фотографировали таинственный лимузин и идущий впереди него эскорт мотоциклистов. Постовые полицейские на трассе пытались отсечь их машины и направить на другие улицы, чтобы не мешали процессии, но это было бесполезно: хваткие фоторепортеры и журналисты не реагировали на их сигналы.

Моррис через матовые стекла машины не мог понять, куда и по каким улицам его везут. Единственное, что его тревожило, почему нет рядом Леонтины? Где она сейчас? Он не ведал, что в это же самое время — в семь утра — из ворот тюрьмы Холлоуэй выехала такая же шумная процессия и мчалась она в том же направлении, но по другому маршруту. Встретились они на перекрытом для всех видов транспорта мосту через Темзу. При подъезде к нему машины на ходу перестроились, и вот уже два таинственных лимузина с матовыми окнами оказались в центре удвоенного полицейского эскорта и продолжили свой путь в направлении международного аэропорта Хитроу.

Не останавливаясь перед главным подъездом аэровокзала, где Крогеров поджидали уже сотни репортеров газет, радио и телевидения, полицейский эскорт подъехал к служебному входу. Находившиеся здесь сотрудники Скотленд-Ярда в штатском проводили Крогеров в специально подготовленную для них комнату. Но и там оказалась небольшая группа вездесущих журналистов, которые пытались взять интервью у Питера и Хелен, но полисмены решительно пресекали эти попытки.

Широко улыбаясь, к Моррису подошел заместитель министра внутренних дел.

— Ну как, мистер Крогер, работает наша лондонская полиция? — поинтересовался он.

— Прекрасно, если судить по тому, что была всего лишь одна вынужденная остановка на мосту через Темзу.

— Значит, вы всем довольны?

— Нет, не всем.

Заместитель министра с озабоченным, искренним лицом удивленно посмотрел на него, ожидая пояснений.

— У меня было одиннадцать толстых тетрадей с личными записями. Однако половину из них мне почему-то не вернули. Хотя в моих записях ничего криминального не было.

— Хорошо, мы дадим указание направить их на цензуру и поступим согласно закону. Скажите, мистер Крогер, вы знаете, что в вашем доме в Руислипе живет наш полисмен Дейв и что летом ему и его семье не бывает покоя от приезжающих в автобусах туристов?

Моррис и Леонтина отрицательно покачали головами.

— Дело в том, что ваш дом, называемый теперь «шпионским коттеджем», превратился в лондонскую достопримечательность. Дейв, когда начал кое-что перестраивать в нем, сделал любопытную находку. В частности, при рытье котлована под фонтанчик нашел под цветочной клумбой, на которой, между прочим, росла почему-то только одна роза…

— Да-да, эту розу посадила я ровно девять лет назад, — радостно перебила его Леонтина. — Скажите, пожалуйста, она жива еще?

— Не знаю, не знаю… А вот что касается клумбы, то под ней он нашел при рытье радиопередатчик «Мэрфи». Простите, мистер Крогер, но исключительно ради любопытства ответьте на один мой вопрос: на кого вы все-таки работали? На русских или поляков? — замминистра смотрел на него изучающе.

Моррис, просияв, загадочно улыбнулся и посмотрел на супругу. Та, шевельнув бровями, кивнула в сторону внимательно прислушивавшихся к их разговору двух джентльменов без фотоаппаратов и телекамер. Поняв, кто это такие, Моррис взял Леонтину за руку и сухо ответил:

— Поверьте, мы были всего-навсего коммерсантами и работали только на себя.