Черный крестоносец - Маклин Алистер - Страница 30
- Предыдущая
- 30/59
- Следующая
— Сходство разительное, — подтвердил я. — Может, и зовут его Визерспун. Но, конечно, никакой он не профессор археологии. За всю свою жизнь я встречал одноro-единственного человека, разбирающегося в археологии еще хуже, чем я. А именно — его. Поверь мне, подвиг!
— Но он так много о ней знает...
— Ничего он о ней не знает. Он достал пару книг по археологии, пару — по Полинезии, и в каждой осилил едва ли по четвертушке. Он не успел дочитать до страниц, из которых узнал бы, что нет здесь ни гадюк, ни малярии. Вот почему он не пожелал делиться с нами литературой. А ну-ка ты превзойдешь его уровень познаний. Это ведь не отнимет много времени.
Он твердит, будто извлек из базальта глиняную посуду и строительный лес.
Лава раскрошила бы в пыль гончарные изделия и испепелила древесину. Он утверждает, что возраст древесины устанавливает вприглядку, опираясь только на опыт и эрудицию. А любой школьник знает, что эти сведения с достаточной степенью точности определяются по распаду радиоактивного углерода. Он дал нам понять, что его находки залегали глубже, чем любые другие, на глубине ста двадцати футов. А по меньшей мере десять миллионов человек знают, что три года назад из угольной шахты, с шестисот футов, был извлечен скелет возрастом в десять миллионов лет.
Теперь о применении взрывчатки в археологических раскопках вместо лома и совка. Советую не пропагандировать эту идею в Британском музее. Тамошние ветераны сотрут тебя в порошок.
— Но эти раритеты, эти диковинки...
— Они могут быть и подлинными. Профессору Визерспуну повезло, он раскопал археологический клад, а флотское начальство тотчас смекнуло — это превосходный повод ввести режим секретности. На вполне законных основаниях закрыть доступ на остров, не возбуждая подозрений у тех государств, которым присутствие флота в этих краях поперек горла. Быть может, открытие состоялось давным-давно. И Визерспуна держали за кулисами в паре с его двойником на случай нежелательных визитов. А может, все эти раритеты поддельные. Не исключено, что здесь вообще не было никаких археологических сенсаций. Осенила флот гениальная идея — и Дело с концом. Такой поворот сюжета также потребовал бы консультаций со стороны профессора Визерспуна или другого квалифицированного археолога.
А уж последний натаскивал липового профессора. Эту историю скормили газетам и журналам. Или так: правительство убедило газетных магнатов принять участие в маскировочной операции.
— Но ведь шумиху поддержали американские газеты и журналы...
— Допустим, это совместный англо-американский план...
— И все равно не пойму, зачем им понадобилось калечить тебя, — проговорила она с сомнением. — Может, твои предположения помогут нам ответить на этот вопрос.
— Сам теряюсь в догадках. Впрочем, надеюсь ночью докопаться до истины. В шахте.
— Ты спятил, — сказала она. — Ты не в силах передвигаться.
— Да это ведь в двух шагах. Коротенькая прогулка. Ноги мои в норме.
— Я пойду с тобой.
— И не вздумай.
— Прошу тебя, Джонни!
— Нет.
Она с мольбой простерла ко мне руки:
— Я ничем тебе не помогаю, совсем ничем!
— Не говори глупости. Кому-то ведь нужно оборонять крепость изнутри, следить, чтоб никто не проник в дом с перспективой обнаружить вместо нас пару чучел. А так самый бдительный разведчик будет удовлетворен. Из дома доносится дыхание. В темноте можно разглядеть две фигуры. Картина полного благополучия. Сейчас я прилягу и сосну пару часов. А ты бы вернулась к профессору. Почему бы тебе не припудрить ему мозги по второму кругу? Он не в силах отвести от тебя глаз, и, значит, тебе с руки выведать у него многое, что мне. не по зубам.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду?
— Испытанный прием Мата Хари, — нетерпеливо разъяснил я. — Безделицы, нашептываемые на ушко Самая малость стараний, и сработает принцип «седина в бороду — бес в ребро». Минимум усилий — и у него поедет крыша.
В порыве нежности он, того и гляди, откроет тебе свои потаеннейшие секреты.
— Ты уверен?
— А почему бы и нет? Женщины его слабость. Это оче видно. Женщины в возрасте от восемнадцати до восьми десяти.
— У него могут появиться подозрения.
— Ну и пусть. Это меня нисколько не колышет. Лишь бы он выбалтывал полезную информацию. Понимаешь ли, долг превыше удовольствий.
— Ясно, — спокойно подытожила она. Поднявшись, она протянула мне руку. — Пойдем.
Я встал — и через пару секунд вновь очутился на песке. С ног меня свалила скорее сила пощечины, нежели ее внезапность. Пока я приходил в себя, дивясь живучести первобытных пережитков в женской крови, она забралась на крутой берег и испарилась.
Челюсть моя слегка пострадала, оставаясь, однако, все той же челюстью. Я поднялся на ноги, вооружился костылями и двинулся дальше.
Стало совсем темно, и я мог бы ускорить свой темп, перемещаясь без костылей. Но старикашка коварен. А ну-ка у него есть приборы ночного видения?
Забраться на крутой берег теоретически не составляло труда: что такое три фута для взрослого мужчины. Но для здорового, не для меня. Проблему я разрешил примитивно. Уселся наземь и заработал костылями. И вот уже цель, казалось, достигнута. Можно, наверное, продолжать путь. Как вдруг костяшки проехали по размятому грунту, и я опрокинулся навзничь.
Упавши, я чуть не испустил дух. Вернее, едва перевел дыхание, словно от удара в подреберье. Но, честно говоря, бывают удары похуже, после которых кроют матом в полный голос весь белый свет. Я, правда, тоже выругался потихоньку и настроил свои легкие на глубокий вдох, чтобы выругаться на всю катушку, когда послышались легкие шаги, спускавшиеся с обрывистого берега вниз. Всплеск белизны, аромат ночной тайны. Итак, она пришла добить меня. Я по-боксерски прикрыл лицо руками, затем отнял их.
Она склонилась ко мне, отнюдь не воинственная.
— Увидела, как ты упал, — проговорила она охрипшим вдруг голосом. — Не расшибся?
— Агонизирую. Поосторожней с рукой!
Но она позабыла об осторожности. Она целовала меня. Целовала с той же самоотверженностью, с какой отвешивала пощечины, отдавая себя этому занятию целиком. Она не всхлипывала, но щека ее была влажна от слез.
Через минуту, а может, две она прошептала:
— Прости меня. Я перед тобой виновата.
— Я тоже, — сказал я. — Я тоже виноват перед тобой. — О чем мы говорим? Не знаю. Не имею ни малейшего представления. Но так ли это важно в данный момент?
Наконец она встала, помогла мне подняться на ноги (и на берег), и мы побрели к дому, держась за руки. Когда мы проходили мимо профессорского бунгало, я воздержался от дальнейших попыток отправить ее к нему на свидание.
Было примерно десять, когда я, приподняв штору, выглянул в ночь. Губы еще хранили вкус ее поцелуев, так же, впрочем, как челюсть — память о карающем ударе. Уравновесив эти эмоции, я покинул дом в нейтральном расположении духа. Применительно к ней, конечно. Что касается остальных — иначе говоря, профессора с его подручными, — никакого равнодушия по отношению к ним я не испытывал. Фонарик в одной руке, нож — в другой, причем на сей раз обнаженный. Остров сулит куда более устрашающие сюрпризы, нежели с о бака-людоед. Готов держать пари.
Луна застряла за грузным, неповоротливым облако. Но я не собирался рисковать. Четверть мили, отделявшую меня от шахты, я прополз по-пластунски, что дурно отразилось на моей руке, зато обеспечило мне минимум безопасности.
Есть у профессора основания держать вход в шахту под охраной? Или нет? Этого я не знал. И опять предпочел осторожность риску. Посему, распрямившись под прикрытием скалы, среди черных теней, которые не сумеет разогнать и луна, выбравшаяся из облаков, я застыл в неподвижности. Пятнадцать минут простоял я на одном месте, слыша лишь отдаленное биение океанских волн о риф да стук собственного сердца.
Страж, не подающий признаков жизни целые пятнадцать минут, наверняка спит. Спящие меня не страшат. И я пошел в шахту.
- Предыдущая
- 30/59
- Следующая