Десять городов - Арджилли Марчелло - Страница 10

• Предыдущая
• 10/22
• Следующая

— Я говорю правду. Удивительный город!

— А по-моему, так себе городишко, — буркнул он с брезгливой гримасой.

Водкой от него не пахло. Неужели я наткнулся на психа? Впрочем, у меня не было времени разбираться, и я поспешил на конгресс.

Войдя в зал заседаний, я остолбенел: это был интерьер в форме головы, и участники конгресса должны были ощущать себя в нем не иначе как мозгом. Гениальное архитектурное решение, которое не могло не стимулировать в каждом из делегатов чувства ответственности и заинтересованности в успешной работе конгресса!

Конгресс уже начался. В зале собрались самые известные зодчие города — молодые и в летах, мужчины и женщины. Когда я вошел, на трибуне была женщина.

— Как вы знаете, — говорила она, — архитектурное лицо города во многом определяется тем, насколько он привязан к местности. Так вот, уважаемые коллеги, мне кажется, что профиль гор, окружающих Архитекторию, довольно непривлекателен. Если же горы смоделировать, они будут прекрасно сочетаться с городом. К этому и сводится мое предложение.

Я немедленно сделал пометку в блокноте: «Сенсация! Женщина — архитектор призывает изменить окрестности Архитектории. Совершенный город должна окружать совершенная природа».

Однако, к моему удивлению, в ответ на ее призыв не раздалось ни одного хлопка. Председатель, дремавший, пока она выступала, не без труда стряхнул с себя сонливость и сказал:

— Благодарю коллегу за предложенную идейку.

Идейку? Да ведь это была грандиозная идея! Скорее всего, председатель чего-то недопонял или недослышал.

Впрочем, столь же холодно встретили выступление молодого архитектора, предложившего наладить производство «архитектурных очков», которые позволяли бы видеть постройки одного только стиля.

— Надев красные очки, можно будет видеть исключительно постройки в стиле эпохи Возрождения, в синих очках — современные здания и т. д. Таким образом, каждый житель Архитектории получит возможность смотреть лишь на то, что ему по душе.

Еще одна гениальная идея! Но председатель проворчал:

— Подумаем… Правда, если говорить откровенно, банальное предложение.

Я все больше удивлялся. До чего странный конгресс! Как журналисту мне довелось сидеть на стольких форумах, где люди хлопали в ответ на любую галиматью, хлопали, отбивая ладони; здесь же высказывались идеи одна гениальнее другой, но все молчали, никто не аплодировал, а некоторые откровенно зевали. Что они, оглохли? Или у них нет воображения? Я вспомнил недавнего прохожего и его слова: «…так себе городишко». Неужели все они тут получили солнечный удар?

Сонный от скуки председатель пробубнил фамилию следующего оратора:

— Профессор Паллади.

На трибуну поднялся старичок со стопкой бумаги в руке. Это был первый главный архитектор города, следовательно — лучший зодчий Архитектории. Человек, судя по всему, робкий и скромный, он говорил тихим тоненьким голосом.

— Уважаемые коллеги, — начал он. — Я разочарован работой нашего конгресса. Раздававшаяся здесь критика поверхностна и не нова…

Наконец нашелся человек, для которого справедливость прежде всего. И какой человек — первый главный архитектор! Сейчас с высоты своего авторитета он разделает под орех собратьев, позволивших себе пренебрежительно отнестись к таким интересным предложениям… Я сжал в руке карандаш и приготовился записывать.

— Должен сказать, положа руку на сердце, («…что вы слишком самонадеянны» — вот что он им скажет и будет совершенно прав…) что при строительстве нашего города мы допустили непростительные ошибки, — продолжал первый главный архитектор. — Жалкие дилетанты — вот кто мы такие!

Как, и он тоже свихнулся? Я был ошеломлен. Участники конгресса утомленно кивали, словно речь шла об общеизвестных истинах, набивших оскомину.

— Мне не только стыдно за наш с вами город, но я холодею от ужаса при мысли, что это уродство увидят туристы…

Старик явно бредил.

— Какое там уродство!.. — не выдержал я.

— Что вы сказали? — спросил председатель, с которого сонливость как рукой сняло. — Если вы просите слова, пожалуйста, выступайте.

Я решительно встал, сразу же оказавшись в центре внимания.

— То, что я слышу здесь, не укладывается у меня в голове, — заявил я. — Архитектория прекрасный город! Я здесь в первый раз, и мое удивление…

— Милостивый государь, — отечески перебил меня председатель. — Пожалуйста, не обижайтесь, но я вынужден напомнить вам, что лишь невежды способны удивляться. Люди знающие не удивляются никогда. Мы же как раз очень хорошо знаем, что красота и Архитектория не имеют ничего общего между собой.

Что я мог ответить? Все смотрели на меня с явным состраданием. Я смущенно опустился в кресло.

— Продолжайте, пожалуйста, профессор Паллади, — вздохнул председатель. — Только постарайтесь избегать наскучивших всем истин: нам и без вас известно, что Архитектория построена в корне неправильно.

Смертельно обиженный упреком, профессор снова заговорил, упершись глазами в свои бумаги, словно стыдился смотреть на аудиторию:

— С первых классов начальной школы нас учили, что архитектура есть искусство проектирования и строительства зданий. Но разве кто-нибудь говорил нам, что возводимые здания должны быть неподвижными? Ни у одного из нас, и в первую очередь у меня, нет и крупицы воображения. Разве книги пригвождены к столам? Разве не бывает передвижных выставок, когда картины и скульптуры перевозят из города в город? Разве оркестры не кочуют без конца по всему свету? Так почему же тогда создания архитектуры должны оставаться неподвижными, в особенности сейчас, в эпоху невиданного технического прогресса?

— Интересно, какая еще глупость придет вам в голову, — проворчал сонный председатель. — Однако продолжайте, продолжайте, мы люди привычные.

На этот раз мне показалось, что он прав, поскольку из странной теории профессора Паллади я не понял ровным счетом ничего.

— Простите, что я досаждаю вам своими убогими соображениями, — продолжал оратор. — Чтобы вы не сомневались в поверхностности моих представлений об архитектуре, я приведу вам один пример. Мы проектируем здания с определенным расположением и определенной формой окон, дабы максимально использовать естественный свет. Это доказывает, что мы недалеко ушли от эпохи первых шалашей, построенных человеком.

Залившись краской, он еще ниже опустил голову, и его голос, казалось, взывал о снисхождении:

— Чуть менее примитивной представляется мне мысль о строительстве зданий на устойчивой оси, что позволило бы им поворачиваться окнами к солнцу. Разумеется, мои идейки могут быть слегка отшлифованы мной в ходе строительства. Спрашивается, почему здание и люди, находящиеся в нем, должны все время оставаться на одном месте? Ведь жилые дома, если поставить их на колеса, могли бы перемещаться по рельсам к морю или за город — в зависимости от времени года. Я признаю, что и это мое предложение банально, как и другое — о домах-амфибиях, жильцы которых совершали бы увлекательные морские путешествия, оставаясь в своих квартирах со всеми удобствами. Я уже и проекты разработал: одни — в форме кораблей, другие — рыб. Что касается летающих зданий, то над их проектом я все еще бьюсь…

Хорош сумасшедший! Теперь я смотрел на него иначе. Паллади предлагал одну из величайших революций, которые когда-либо знала архитектура. Он предлагал подвижный стиль.

— Есть у меня и еще одна мыслишка (да простят мне коллеги, что я не могу предложить им ничего лучшего): самоходная школа. Поскольку воображения у меня никакого, я ограничился проектом школы на гусеницах. Следующий урок ботаника? Школа переезжает в лес. Зоология? Школа едет в зоопарк. География? Прекрасно: школа путешествует по горам и по берегам рек и озер. Как вы, наверное, уже догадались (нет ничего проще!), классы в моей школе будут сделаны в виде трибун, чтобы ученикам удобнее было следить за объяснениями учителя.

Председатель приоткрыл один глаз.

— Да, вы действительно не отличаетесь изобретательностью, — вздохнул он. — Но я вижу, вы и дальше намерены злоупотреблять предоставленным вам словом, поэтому продолжайте, а мы, с вашего разрешения, поскучаем.

• Предыдущая
• 10/22
• Следующая